Гусарская баллада

Трещит дубовых бочек дно
и льётся алое вино.
А по сугробам скрип саней,
звон сабель, ржание коней.
У замка люда толчея.
Вот запоздалая семья,
подняв шуршащих юбок шелк,
вбегает вверх, где конный полк
в сиянье факелов ночных
танцует вальс. У стен пустых
стоят столы. И веселы
кружатся пары, словно в сне,
забыв приличие в вине,
забыв о возрасте своём,
гусары пляшут. И огнём горят глаза заезжих дам.
Там смех и слёзы пополам
и сотня раненых сердец.
Вот рыжий стройненький юнец
с красоткой скачет, как мустанг,
целует в яркие уста.
Седой и тучный командир;
расстёгнут до пупка мундир,
с грудастой барышней в углу
пьёт, сидя прямо на полу.
Здесь всё смешалось: шум и гам,
чины гусаров, хохот дам.
Столы разграблены давно,
и только старое вино
несут с холодных погребов…
Пирует полк, разбив врагов.
А утром звонкою трубой –
гусар в седло и снова в бой.
Ведь у гусара два креста – или на грудь или… Чиста
душа у храбреца
и нет родимей жеребца,
когда в полёте над землёй,
не чуя тверди под собой,
один безудержный бросок…
Но пуля – дура. Вышел срок,
и жизни нить оборвалась,
и кровь на шее запеклась,
и бархат лошадиных губ
целует охладевший труп.
А снег впитал в себя давно
кровь, как вчерашнее вино.

Друзья погоны отошлют
туда, где папа с мамой ждут.
Меж двух коней в последний путь
проводят. В роще, где нибудь
на холмик мёрзнущей земли
положат шапку. Раза три
прощальный громыхнёт салют,
и хлопья с веток упадут –
снегов российских белый дым.
Он был сегодня молодым.
Земля! Прими его таким.


Но снова в бой зовёт труба.
Навстречу ветру. Жизнь – борьба!