больше

прости - я ведь средний сын, вот только после уже никто не родился.
Всю жизнь ждала кого-то ещё, и сны… и память, и вести –
почтовые голуби переходили на тесной кухне с места на место,
не выпускала. Полёта ломаная разрезает небеса,
прости – я весь в тебя… я сам
пойду, хожу, ходил.

Сядь.
Слушай, что скажу:
где самолёты в салочки играют, для начала
пилоты завязывают друг другу глаза – и после,
те, кто замаян, выпускает на волю штурвалы.
Или всё это жмурки?
Или все это в прошлом?

Когда проиграли в кости все самое дорогое,
ты очень боялась ломаных линий и точек.
Божьих коровок редких тигровых расцветок
ты рассылала знакомым, с пометкой срочно –
и я клеил марки на яркие крылья.

Одно за одним – беда всегда приводит с собою подруг,
за редкими перемириями
мы говорили неделями,
плакали месяцами,
молчали
год.
пилот отпускает штурвал, его ночь
летит под крылом,
его ночь спешит на восход.

Прости, я ведь средний сын,
вот только после уже никто не родился,
я с тенью наперегонки, весь день,
всю ночь искал на почте весточку
в надорванном конверте
с пометкой срочно –
но ты не выпускала птицы, ты боишься
ломаных,
боишься строчек,
боишься букв,
и мне не пишешь

больше.