***

ДО МОЕЙ ПЕРВОЙ ЛЮБИМОЙ

Что сделать,
чтобы тебя искоренить – подобно пырею,
нелогичную клумбу маргариток из растресканной своей памяти?
Как высохший сомалиец, понесший в два тюка на своей ощетиненной спине,
немилостивые солнца – единственная его добыча и наследство,
сквозь лунных ее кратеров скитаюсь босой – выпивший оазисы свои в аванс.
Что сделать, чтобы тебе не расти
в колорадских каньонах моего мозга –
подобно пелерины призрака,
дым от огня, зажженого газетами, оставленных от лета,
в подкове какого-либо покинутого берега,
что сделать – что бы тебя не изваял страх мой будто тень вора,
просунувшийся в непрочные мои сны в полнолунии?
Не могу вечно,
растянутый кафкианкими ремнями
на бесплотном инквизационном колесе,
тебя переносить между голопирующими восходами
и утомленными заходами на холме –
так и сука весь день пересекает ветровое шоссе,
скулит над убытым своим щенком
и лижет его в кювете с надеждой его оживить,
не могу всю жизнь вскармливать тебя в торбестой своей душе,
подобно любвиобильного кенгуру,
что прыгает львинным прыжком в зное желтом Австралии,
я даже не клонинг какого-нибудь
средиземноморского красавца острова Корсика
или же “Мистр Свет – 2004”, волосы свои поднявший бриллиантином,
чтобы врезаться блестящим своим сэрфом
в галереи твои с недоснившимись мужчинами,
был бы хотя воскресшим тасманийским чертом,
кого Бог убрал в небытие в кладбищенском ХХ веке,
а тебя тащить,
как Арнольд Шварценегер на олимпийских своих плечах бросает
очередную овечку доверчивую
и со стопами быстрыми бежит к своим леговищам, устланными воспоминаниями
о похотливом папоротнике,
выносить тебя как образ спасенной от людоедов Богородицы
по козьям тропам к моим потайным пещерам,
в которые вхожу нечестивый – и молю Бога сжалиться
над чертовой моей дюжиной грешных кошачьих душ,
которые выворачиваются во мне – и сны мои обжигают на вертеле,
по крайней мере был бы вдовцом бедуином, чтобы тебя скрывать –
от плохих взглядов и дум людских
как ребенок в корзинке на чорбы медленных верблюдов,
с которыми прохожу по свету.
Запой. Или замолчи. Убирайся.
Не мог бы жить тебя больше,
потому что помешательство мое обеспечено.