Одноклассники. ру

Об одноклассниках.ру я слышал давно, однако никогда на сайт не заходил и не пытался найти тех, с кем я когда-то учился и дружил. Наверное, потому что не верил в действенность данного ресурса, или просто, по какой то причине у меня не было желания, или еще по какой другой причине – мало ли.

Однако в один прекрасный день, когда все наше руководство отбыло в командировку и у меня вдруг появилось немного свободного времени, я намеренно, а может случайно щелкнул на назойливо висящую на майл.ру ссылку. Ради интереса.

Регистрация прошла быстро и я, нажав на вынырнувший в моем почтовом ящике длинный адрес, чуть ли не зевая от скуки, оказался там, где должно было произойти мое свидание с близким-далеким детством.

В поисковике я набрал «Бикрова, школа № 3», название военного городка и школы, где я провел, наверное, свои самые беззаботные годы.

Пошарив немного тут и там, и не найдя ни одного знакомого лица и фамилии, я, скептически ухмыляясь про себя – я так и думал! - собирался уже было ретироваться на свою исходную позицию, чтобы заняться чем-то более привычным, когда ко мне, вдруг, «постучали».

«У вас сообщение от Алексея Гришина» - игриво замигала надпись под моей фамилией.

«Лешка?! Гришин?! Не может быть!» - сердце радостной птицей затрепетало в груди и по жилам помчался пьянящий адреналин, когда я нервно защелкал на сообщение от того, от кого я не получал никаких вестей вот уже лет двадцать.

Лешка не был моим лучшим другом. Он тусовался с другими ребятами из нашего класса, да и уехал из городка раньше всех, но, несмотря на это, моя память безошибочно выдала мне его точный облик, манеру говорить немного шепелявя, черты крупного округлого лица.

«А не тот ли это Игорь Ткачев, о котором я думаю?» - загадочно спрашивал улыбающийся во весь рот смайлик.

Я щелкнул на его имя и передо мной всплыл целый ряд фотографий. Лешка за деревянным столом с корзиной грибов. Лешка под пальмой. Лешка с бокалом пива в руке.

Несомненно, это тот Лешка Гришин, который после школы лопал американскую тушенку из банки, сидя перед телевизором, а я, голодный, сидел рядом, и не смел его попросить дать мне немножко. Это тот Лешка Гришин, с которым мы ездили на военных «ПАЗиках» в школу. Тот самый Лешка Гришин, который скатывал у меня «русский», а я у него «математику».

«Лешка?! Ты где? Ты как? Где наши?!» - как из автомата, застрочил я, толком не разобравшись на что щелкать и что делать дальше.

«Я в Москве. Работаю в банке. Здесь на сайте есть куча наших» - появлялись слова и буквы, от которых мне вдруг захотелось вскочить и расцеловать своих угрюмых коллег по работе, корпящих над своими бумажками поблизости.

На минуту Лешка куда то пропал, а я, как голодный волк, принялся рыскать по всем страничкам, прыгая с фотографии на фотографию, находя знакомые и такие родные мне лица, фамилии, места.

Вот на фотке наша четырехэтажка, единственное «высотное» здание среди пяти-шести «двухэтажек» и сотни одноэтажных домов. Бог ты мой, какой высокой она тогда мне казалась! Ну, прямо небоскреб, уходящий в небо!

А вот наша воинская часть, куда все пацаны ходили «на турники», поплавать в перекошенном солдатском бассейне, или тайком отведать жареного минтая из солдатской столовой – ам-ням-ням, пальчики оближешь! Огромная, как тогда казалась территория, с высоченным серым забором с красными звездами, теперь казалась старым, заброшенным пустырем.

Вот, среди друзей Лешки, я нашел девчонок из нашего класса. Леру Зятчину и Оксанку Петрунину, которой я, как влюбленный олень трубил из окна своего «ПАЗика»: «Петрушка, почем пучок?!» А она мне сквозь щербину в передних зубах кричала в ответ: «Ткач, продай кусок материи!».

Вот Иришка Царева. Мамочка, настоящая матрона! Необъемная тетя, к которой без трепета не подступишься – так она раздобрела! Все тот же царский взгляд свысока, та же горделивая осанка. Ирочка, как я рад тебя снова видеть!

Вадик Бондаренко, теперь под Киевом. Васька Литовка, теперь под Москвой. Гарик Мирзоянц, теперь в Штатах. Ребята, как же я рад быть снова с вами! Какие вы золотые! Как же я вас всех люблю, родные вы мои!

В тот день я в радостном возбуждении закончил свой рабочий день. Я даже не удержался и объявил своим коллегам, что в Интернете я нашел друзей детства и так счастлив, как никогда. На что, уже за дверью, я услышал какое то бормотание вроде «Не фиг в рабочее время…» - и что-то там еще.

Но я не слышал. И не слушал. Мне было все равно, что было там, за дверью. Я несся на легких крыльях детской беззаботной радости! Я улыбался всему миру, а мир, сквозь дождь и слякоть улыбался мне! И мне было радостно не потому что закончился еще один скучный рабочий день, и не потому что в соседнем баре меня ждала запотевшая бутылочка любимого пивка и отдых вечером перед телевизором на диване, а потому что… потому что… потому что потому все кончается на «у» - как гласила детская считалочка. Просто так!

На следующий день, быстро расправившись с обычными своими утренними обязанностями, я снова, горя от нетерпения, «забежал» на однокласники.ру. Всего на минутку – не боле.

Лешка Гришин прислал сообщение, в котором он просил запостить мою фотку – интересно ведь как я сейчас выгляжу. Я пообещал, что, как только найду подходящий снимок и достаточно времени, тот час вывешу ее на всеобщее обозрение.

Затем, часа на два мне пришлось уехать по работе и встретиться с одним довольно неприятным субъектом, у которого была масса претензий к нашему предприятию в моем лице, что, впрочем, нисколько не испортило мое легкомысленное настроение.

Вернувшись обратно, я снова, как кибер-маньяк открыл свой электронный ящик и обнаружил сообщение от некой Юлии Куценко. Фамилия мне ничего не говорила, но я, из любопытства, решил тот час заглянуть – что это за Юлия Куценко.

«Игорек, привет! Приглашаю тебя присоединиться к кругу моих друзей». И подпись - Юлия Куценко, а в скобках – Петелина. Мать моя женщина! Юлька! Юленька Петелина! Подруга моего детства, и моя почти первая любовь! Почти, потому что мне было 10-13 лет, а ей 8-11. Какая там любовь! Какая то сладкая, непонятная щенячья нежность, когда Ромео дергает Джульету за косички, выбивает у нее из рук портфель, дергает за платьице!

Я кинулся «к ней». Открыл ее страничку. Бросился к фотографиям. Увеличил. Вот она с каким то грузным мужчиной в обнимку – вероятно, мужем. А здесь она с ребенком на руках. С букетом красных роз. Загорающая на берегу.

Конечно, она подурнела – ведь годы женщину не красят. Немного располнела, поблекла. Кое-где ее было не узнать. И только везде, на всех фотографиях, несмотря на ее потускневший образ, на расплывшиеся черты, везде была ее и только ее, ослепительная и не стареющая улыбка. «Ты будешь улыбаться и в счастье, и в горе» - в памяти всплыли слова, которые я тогда ей часто говорил. И вот, она, здесь, двадцать с лишним лет спустя, снова улыбается мне. Как тогда!

Как тогда, когда мы тайком от всех целовались в кустах сирени у ее дома – вернее, я пытался ее целовать, не имя ни малейшего понятия как это делается, елозя руками совсем не там, где требовалось, а она просто не противилась, и потом, вытирая тыльной стороной руки свои губы, как-то виновато улыбалась. А затем наши родители как-то узнали о нашем «грехопадении» и устроили нам «разбор полетов», и я был уверен, что мы совершили что-то ужасно нехорошее, за что должны быть сурово наказаны.

Как тогда, когда моя мама уехала в командировку, а я серьезно заболел и мне пришлось жить у тети Оли и дяди Толи, Юленькиных родителей, и спать в одной кровати с ней и ее младшим братом Дениской, которому было лет 6-7.

Несмотря на высокую температуры, мы втроем устраивали ужасную возню под одеялом, так что Юленькиным родителям приходилось нас то и дело успокаивать. А взрослые, друзья и подруги тети Оли и дяди Толи, приходившие к ним в дом по вечерам попить чаю и поговорить о том, о сем, и видевшие нас троих под одним одеялом, не удерживались от грубоватых шуток на наш счет, вроде «Смотри, Ольга, придется тебе женить их после этого» или «А не рано ли им спать вместе?». На что я ужасно обижался, краснел, как рак, несмотря на свои высоченную температуру - 37 и 5! - и хотел оказаться скорее дома, и чтобы моя мама быстрее приехала, и чтобы эти взрослые так не шутили.

А сейчас, глядя на все эти фотографии взрослой замужней женщины, я не мог поверить, что эта та самая Юленька, которая заплетала свои белесые волосы в две худенькие косички, носила короткие кружевные платьица и с трудом носила свой огромный портфель.

Помню, как неумело я играл с ее братом, Дениской. Играл так, что тот всегда плакал и жаловался маме и папе на меня, махая на меня ручкой. «Дуяк! Мне больно!» - не выговаривал он букву «р». А потом, сидя за обеденным столом за тарелкой красного борща, мы хохотали до упаду над какой-нибудь глупостью, вроде «Когда я ем, я блох не ем» или «Кто первый съест, тот дурак».

А теперь, на одной из фотографий, Дениска сам держал такого же карапуза, каким он остался для меня. И улыбался сквозь щетину, улыбался по-мужски, уже по чужому.

Тетя Оля, Юленькина мама, была лучшей маминой подругой. Мы часто бывали у них. По субботам купались в ванне. По воскресеньям иногда ездили на Янбаш, на отдых.

Помню, как раз в месяц, перед баней, тетя Оля постригала меня – она была не только отменной швеей, но и хорошим парикмахером. Тогда, ее тело еще молодой женщины невзначай прикасалось ко мне, двенадцатилетнему мальчишке, непонятным образом волнуя и смущая меня. Ее теплый мягкий живот упирался мне то в правое, то в левое плечо, а упругие, выглядывающие из домашнего халата, ноги, внутренней стороной бедра, ненарочно, касались моих нервно согнутых в коленях ног.

Наверняка в такие интимные моменты, тете Оле и в голову не приходило, что уже тогда во мне просыпался мужчина, заставляя меня от этого странного чувства то нервно злиться, то глупо смущаться. Как могла она, да и я вместе с ней, предположить, что потом, на протяжении многих лет, когда я уже буду служить в армии, и создам свою собственную семью, она со своим молодым телом в полураспахнутом халате и упругими ногами, прижимающими мои нервные колени, будет часто приходить ко мне во снах и грезах?

Уже тогда я знал, что она не была красавицей, но для меня, в те счастливые дни, ее светлые волнистые волосы казались самыми густыми и прекрасными локонами на свете, на которые я тайком, - когда тетя Оля поворачивалась ко мне спиной, - отваживался смотреть.

Ее тускло голубые глаза с выцветшими ресницами, в которые я до ужаса боялся заглянуть, чтобы не увидеть что-нибудь страшно незнакомое для себя, представлялись мне самыми синими и красивыми глазами во всем мире. Я бросал короткие выстрелы-взгляды ей в лицо, когда она обычно смотрела на что-нибудь мимо меня.

А ее фигура – я даже не знаю, просто приводила меня в странное оцепенение, от которого необычайным образом хотелось взрослеть и жить, жить, жить!

Помню однажды, придя к ним за чем-то, я застал тетю Олю, с ножницами и булавками, сидящую на полу на корточках перед своими выкройками. Ее колени от неудобной позы ненароком раздвинулись, обнажив, пускай не до конца, ту самую большую тайну женского естества, о которой подозревал и которой одновременно боялся больше всего на свете каждый мальчишка моего возраста.

«Привет, Игореша!» - по-матерински бросила она, не заметив моего ужаса и восхищения одновременно. Я еще долго продолжал стоять в дверях, а потом весь остаток дня думал о произошедшем со мной чуде.

А теперь, листая электронный альбом моей подружки детства, Юленьки, я видел маленькую ссутулившуюся женщину, с черными глазами, которая как-то испуганно и почти по-старушечьи глядела на меня с экрана компьютера.

Сколько ей сейчас может быть лет? Тогда ей было приблизительно 33-34. Как мне сейчас. А теперь? Как моей маме, лет 55-56? «Не возраст!» - возразят некоторые. Но ведь когда-то нам, пяти-и шестиклассникам, шестнадцатилетние выпускники казались стариками!

Ах, милая моя, родная тетя Оля! Какой красивой Вы казались тогда мне. Вы были для меня воплощением настоящей женщины, далекой и прекрасной! А теперь… А что теперь? А теперь ничего.

Мне стало грустно. Радость куда-то странным образом улетучилась. Привычная нудная тоска вернулась на свое прежнее место.

Время! Как же я тебя ненавижу! Ненавижу за то, что ты делаешь с людьми! Ненавижу тебя за твою торопливость, за твою горделивую неумолимость, за то, что ты есть! За то, что ты всегда летишь только на первой скорости и только в одном направлении – вперед! За то, что ты никогда не останавливаешься, у тебя нет тормозов и обратного хода!

Неужели и я когда-нибудь, скоро, совсем скоро станут таким, как эти старики? Стану сутулым, костлявым, с потухшим, как светило старого маяка, взглядом? Или, наоборот, стану обрюзгшим, пузатым, лысым? Неужели я? Я? Я?

И какая-нибудь потускневшая красотка, увидев меня и ужаснувшись моего вида, будет вспоминать мои горячие губы на ее алых губах и мои сильные руки на ее юном теле? А потом, задавшись тем же вопросом «Неужели и я когда-нибудь, скоро, совсем скоро, станут такой, как этот старик?» И ответив уверенно: «Нет, этот сказ не про меня» - пойдет по жизни дале, все еще высоко держа свою горделивую головку.

Я закрыл одноклассники.ру. Надел свое драповое пальто. Выключил свет в офисе и пошел в свой любимый бар, чтобы пропустить рюмку-другую, для поднятия боевого духа, так сказать.