Шел век после Траяна седьмой

Шел век после Траяна седьмой,
когда бросил Всеслав жребий свой,
где сыскать бы по нраву девицу;
смог клюками верхом закрепиться
и до Киева так доскакать
да своим стружием там достать
невзначай золотой стол Киевский.
Но с него лютым зверем вскочил
он из Белого-града в ночи;
себя синею мглою укрыл
и, судьбу искусив раза три,
в Новый-град ворота отворил;
Ярослава там славу разбил,
и опять поскакал волком лютым
до Немиги-реки он с Дудуток.

На Немиге стелили снопами
головы; молотили цепами
да на ток животы, на просушку,
клали грудами - веяли души.
Окровавленный берег Немиги
был засеян тогда не хлебами -
там сынов русских сеяли кости.

Князь Всеслав виноватых судил,
и князьям города он рядил,
ну а сам ночью волком блудил.
И от Киева так доискался
он до куреней Тьмутороканьских.

Путь великому Хорсу недолго
пересечь ему было как волку:
когда в Полоцке люд созывал
колокол Святой Софьи, тот звон
на заутреннюю службу он
даже в Киеве стольном слыхал.

Была вещей душа в ином теле,
но она часто беды терпела.
Эту мысль прежде нас подытожил
Боян вещий, в припевке о том же:
«Не минует ни хитростью вящий
божий суд, да ни птицей летящий».

0, стонать теперь Русской земле,
поминая дела прошлых лет
да князей тех, которых уж нет.
Не позволил князь старый, Владимир,
чтобы силу его пригвоздило
к горам киевским вражеской силой.
Выросли на его крепком древе
стяги Рюриковы и Давыдовы.
Но теперь флаги правнуков реют
розно, копья поют им обидами.