На балу

Люстры блеск, по углам, в искрах свеч канделябры,
Гроздья дам, как цветы, бриллианты поверх декольте,
Офицеры стройны, круг чиновников толстых и храбрых,
Рассуждает о ценах, войне, да картежной игре.

Дирижер мерит такт окрыляющей ноги мазурки,
Но корнет все частит, ибо мыслью уже на коне.
Госпожа de Fricke умирает с подругой от скуки,
Курит трубку майор и хандру свою топит в вине.

Кто-то жаждет руки поцелуя, в созвездье ладони,
Кто-то веером грудь прикрывает от алчущих глаз.
И не ведает мир, что уже потихонечку тонет,
Что из жерла вулкана вырывается сдавленный лавою газ.

Им легко жить легко, не заглядывать в ночь, за портьеры,
Где, вгрызаясь во мглу, мечет алые нити гроза.
Скоро их обвинят, оберут, за грехи поведут на галеры.
Отольется рекою, горючая чья-то слеза.
 
Подбирается год, черный год, словно кот преисподней,
Колосятся кресты в едком мареве будущих дней.
В ад отчалил ковчег, уже сброшены на берег сходни,
А мазурка вращает бесплотные тени людей.