***

(Д.М.)
…или буду копить деньги, чтобы уехать однажды с Маринкой в кругосветное путешествие, которое закончится в Пскове, где я останусь жить и навеки тебя забуду, а точнее – запомню.
Буду жить в старинном доме,
       полном глупых привидений,
       умирать с утра от лени;
       на работу – в полшестого.
Ночью спят одни лишь слуги,
       я же слушаю их шёпот:
       многое во сне расскажет
       тот, кто пил живую воду.
А вода живая будет
       литься прямо из-под крана,
 так как город тот – волшебный.
       Мне вставать придётся рано,
ну а ночью – тот же шёпот.
       И коней далёких топот
по лугам и над обрывом – крыльев взмах.
       Полжизни - дымом.

Чтоб забыть тебя, останусь
       в тихой комнате с окошком,
ночью в лунном свете нежась
       и болтая с серой кошкой
(ночью ведь все кошки серы!)

Стены – каменная кладка –
       сохраняют верность. То же
можно думать о хозяйке
       стен тех. То есть обо мне.

Чтоб забыть тебя навеки,
       посажу я в клумбу маки.
красные – как в этой песне.
       Ленту синюю подвешу –
будут волосы резвиться…

Дальний топот ночью слышен.
Крыльев взмах над рощей тёмной,
       над обрывом –
       в небо,
       выше!..
       Вниз и вдребезги.
       Опять.

Я уже не первый месяц
лунный свет ловлю из окон,
слушая тот дальний топот…
       Но как прежде –
       только вниз.

Я над памятью глумиться
       буду тёмными ночами:
говорить ей – запрещаю!
Запрещать – не позабуду.

Чтобы память не вернулась,
       я найду чужие губы,
       что бы были, словно лёд
(кто любил тебя - поймёт),
что бы волосы – как солнце,
что б глаза – как будто небо,
что бы сердцем в рае не был
       (не любил века подряд),
что б улыбка – словно зори,
       всех других светлей и ярче.
Что бы был он милым, мальчик,
       что бы чистым мальчик был.

Я бы бархатные руки
       к сердцу самому тянула,
что бы руки – словно крылья,
что бы крылья – белый день.

Я бы губы целовала,
       я б их лёд сильней любила
лишь за то, что он на пламень
       поцелуев не похож.
И не жжёт, как поцелуи,
       а твои –
       сожгли
       до пепла.
Ни кусочка целой ткани.
Вся – один большой ожог.

Чтоб забыть тебя, велю я
мальчику, что чист, как небо
       летним утром,
       на рассвете
косы молча мне плести.
       Он бы плёл седые косы,
в рыжий цвет, как раньше, пачкал,
       я б на ленту ту смотрела,
улыбалась бы без слов…
Знала б – я тебя забыла.
       Разлюбила.
       Отпустила…

Только б память в двери била,
       в окна била со всей силы.
Я её бы не пустила.
Я б повесила замок.

И она бы присмирела,
помолчала б, посидела.
Не найдя другого дела,
постучалась бы в висок.

И тогда бы растворились
дом и стайка привидений,
мальчик светлый, запах лени
и соломы по утрам.
И тогда исчезли б кошки
серые, как чьи-то тени
(в замке тихих привидений
серый цвет всегда в цене).
И исчез бы дальний топот,
шелест крыл и вздох русалки,
и два белых светлых чуда –

два спасительных крыла,
не борясь и не сдаваясь,
исчезали б равнодушно…

Только память резким эхом
громыхала бы внутри.

Я собой уже не буду.
и тебя не позабуду .
Мне, пожалуй, нету смысла
Ехать в дальние края.
Я не стану в миг счастливой,
Беззаботной и красивой…
Если стану – память скажет,
Память вспомнит и подскажет
мне, что это – дух прозрачный.
И, что этот дух – не я.