Мысли о побеге

Я размышляю об отчизне за столиком в одном кафе, но нет, отнюдь не рифмой к жизни, как тот поэт на букву "Ф". Скорее, просто по привычке. Своей привычке размышлять. И, теребя руками спички, пытаюсь размышлять опять. Проходят мимо силуэты, меня ругая и дразня - сплошь актуальные поэты и прочая пидорасня. Но и они меня не могут сегодня оторвать от дум. Из этих дум, которых много, я выбираю наобум одну. Она мрачнее тучи, чернее ночи без луны, и это тот, похоже, случай, когда слова бессмысленны. Да, дума - о природе власти в стране распутиц круглый год. У нас опасней нет напасти среди бесчисленных невзгод. И этот мрак, покрытый тайной, с утра нисколько не бодрит. Власть остаётся тут сакральной, как нам Д.Быков говорит. И сам я помню это с детства (не то, чтоб кто-то рассказал): помазанный на президентство идёт из храма в тронный зал, за тем, чтоб вскоре оппонентам чуть-чуть понюхать дать дымок (своеобразный референдум). Когда не в шутку занемог, он уважать себя заставил немножко чернь и даже знать. А на кого он нас оставил, не стоит и упоминать. Решив уйти от нас красиво - на отдых, а не сразу в грунт - он попросил беречь Россию, а эти - только стерегут. Не стану даже укорять их - слова упрёков ни к чему. Жаль, их нельзя в своих объятьях передушить по одному.

Не стану я учить кого-то, тем более, читать Морарь - на это мною на год квота использована за январь. Ну а сейчас конец апреля уже, и лето на носу, и я сижу, на солнце прея, и чушь прекрасную несу, и дым отечества приятен, когда горит оно огнём. Неудивительно, приятель, что всё труднее с каждым днём быть патриотом беспонтовым, и много проще - показным, любить отечество готовым лишь за подарки из казны, ведь стоит отвернуться людям, как нагибает их страна. Чем больше родину мы любим, тем чаще любит нас она. Раз недра родины бездонны, то, граждан полностью раздев, меняя лишь пропагандоны, она отлюбит их везде своею вертикалью вёрткой. Читатель, ты не обессудь - порой меняется обёртка, но прежней остаётся суть. В своём неровном постоянстве страна застыла на весу, и мы во времени-пространстве по ней гуляем, как в лесу. Так я, в одной стране рождённый, и выросший уже в другой, по виду - странник измождённый, хотя из дома ни ногой. Однако мысль часто бродит, что мне давно пора уже уплыть на белом пароходе отсюда, или на барже, оставив всё, что сердцу любо, в родной пока что стороне (где вряд ли Вера, Надя, Люба и мать их вспомнят обо мне), чтоб скрыться ото всех навеки среди нетронутых равнин...

Я размышляю о побеге и изучаю карту вин.