Балтийское лето

Из цикла «БАЛТИЙСКОЕ ЛЕТО»

МОГИЛА КАНТА

Могила философа Канта.
Надгробье невзрачно и грубо.
Скучающие экскурсанты,
кривясь, поджимают губы.

Вальяжные герры и фрау
в одежках фирменной выделки
привычно слева направо
ведут свои верные «видики».

Пусть эти изящные монстры
вместо души и мозга
уберегут от тленья
туристические впечатленья.

Чтоб после жевать апатично
в компании закадычной
заготовленные усердно
экзотические консервы…

Туристам нудно и душно.
На солнечном небе – ни тучки.
Бездумно и равнодушно
жужжат электронные штучки.

Бог весть, чего фрау хочется,
а геррам – холодного пива.
А тем, что не слишком ленивы,
и трахнуть еще переводчицу…

Торопятся прочь экскурсанты,
распустив облегченно губы…
На могиле философа Канта
надгробье невзрачно и грубо.


ЗАТМЕНИЕ

Стращали мудрецы
затмением меня:
мол, злая лапа тьмы
сотрет улыбку дня.

На будущем Земли,
гася над нами свет,
неумолимый Рок
поставит «крест планет».

Нагрянут глад и мор,
холера и чума…
Увы, куда страшней
затмение ума.

Затмение ума,
затмение души,
когда тебя ведет
коварный шепот лжи.

Когда зловонный дым
ест очи без огня…
И торжествует тьма
при ясном свете дня.

КОСЫНКА

В павильоне Балтийского рынка
вы в ряду торговали мясном.
И прозрачная ваша косынка
опалила мне сердце огнем.

Как юнец, я таращился в шоке
на кораллы волнующих уст,
на тугие, молочные щеки
и на пышный возвышенный бюст.

И, прикинув наличную кассу,
как лунатик, пройдя по рядам,
я спросил вас: «Почем ваше мясо?»
и услышал: «По сотне отдам…»

Моего ожидая решенья,
вы держали кусок на весах.
И дурманный туман искушенья
в ваших серых клубился глазах…

Я шагал от Балтийского рынка
душным вечером летнего дня.
И прозрачная ваша косынка
все светилась в душе у меня.

Я смотрел, как народные массы
мельтешат, торопясь по домам,
и грустил, что приличное мясо
мне теперь уже не по зубам.

       



РАЗБОЙНИК

Весел, пьян и конопат,
руки в брюки –
бродит буйный солнцепад
по округе.

Тети, дяди, стар и млад –
что за дело!
Раздевает всех подряд
оголтело.

Милых дам – как массажист
и любовник,
остальных – как аферист
и чиновник…


Но одежка – лишь запев,
увертюра!
Скоро слезет, обгорев,
даже шкура.

Боже, если не унять
эту сечу –
с нас и власти скоро снять
будет неча!

МОРЕХОДЫ

Гуляки, выпивохи, бузотеры
без денег, без забот, без барахла…
В рисковые соленые просторы
их жажда вольной воли завлекла.

Челны стелились тройкою в разбеге,
и шкоты пели, словно соловьи.
Косились португальцы и норвеги
на эти острогрудые ладьи.

Но в «око бурь», которое в испуге
норвеги обходили стороной,
славянские стремительные струги
влетали бесшабашно за волной.

Все кабаки всех гаваней на свете
тряслись от хора хриплых голосов.
А на заре опять ловили ветер
открытые ладони парусов.

И уходя в незнамую дорогу,
бросая вызов миру и судьбе,
как водится, они молились Богу,
но верили лишь фарту и себе.

СХИМНИК

Отмахиваясь от надежды,
отринув абы да кабы,
учусь принимать безмятежно
любые кульбиты судьбы.

Любой сногсшибательный фортель
отныне приветствую я –
и где самолично подпортил,
и где подкузьмили друзья.

Ни страсть, ни страданье, ни радость,
что тщатся меня побороть,
не смогут нагреть ни на градус
постами смирённую плоть.

Житейские блага и зверства,
что правили миром всегда,
теперь с укрощенного сердца
стекут, словно с гуся вода…

Но что-то мешает отдаться
блаженству молитвы и сна.
Не плакать, не петь, не смеяться
живая душа не вольна.

И будет, отбросив вериги,
за волю отдав благодать,
она до последнего мига
надеяться, ждать и мечтать.


СЛЕД

Где вер и наречий тропы
сплетались тысячи лет –
под ложечкой у Европы
отпечатался русский след.

Здесь когда-то под взрывы и стоны,
науке наперекосяк,
переупрямил тевтона
разноплеменный русак.

Гудерианам и Герингам
пообломав рога,
он в песках у балтийского берега
оставил след сапога.

И пребудет российский образ
здесь до скончания лет…
Калининградская область,
сапога солдатского след.

НУЛЕВОЙ ГОД

До нулей не впервые
докрутилась Земля.
Не впервые Россия
начинает с нуля.

Так по-русски –
пробиться
из рабов в господа –
и бездарно пропиться
до стыда,
до креста.

И покаяться вволю,
и ремень затянуть,
и в кровавых мозолях
честь и славу вернуть.

И – опять оступиться…
Зря ль все громче, все злей
с календарной страницы
слышен хохот нулей?

Зря ль заморские гости,
самодержцы Земли,
на вселенском погосте
место нам отвели…

Но опять мы вылазим
из сумы да тюрьмы.
От коросты и грязи
отряхаемся мы.

В нашем времени скудном,
что сквозь пальцы течет,
мы векам, как секундам,
открываем отсчет.

И в системе двоичной
бьются байты, снуя…
Ключ на старт!
Как обычно,
начинаем с нуля.