Брестская крепость

Неделю назад посчастливилось мне попасть в командировку в славный город Брест, что в нынешней независимой Беларуси. В город-историю. Город-герой. Город, чья Брестская крепость первой приняла вероломный удар фашистских полчищ. Героическая, щедро политая кровью цитадель, про которую слышали все, и про которую с замиранием сердца читали все мальчишки моего поколения и так же страстно мечтали туда попасть хотя бы на часок.

Как сейчас помню, в детстве у меня была толстая книга с фотографиями, которую торжественно подарил мне мой дедушка, ветеран Великой Отечественной войны, и которую я знал почти наизусть.

Величественные руины фортификации, надписи «Умираем, но не сдаемся» на стенах казематов, мемориальный комплекс «Жажда» - солдат, ползущий сквозь вражеские пули за глотком воды, - все это запечатлелось, отпечаталось в моей памяти навсегда.

Так вот, оказавшись там, в один прекрасный солнечный день я выкроил часок, и, несмотря на усталость от трудов производственных и некоторые трудности с ориентировкой на незнакомой мне местности, с радостью повернул под лаконичный и одновременно красноречивый знак «Крепасць».

Идти пришлось не близко, но уже издали я увидел звезду, вырезанную в огромном камне – вход в мемориальный комплекс и услышал гимн военного времени «Вставай страна огромная».

Сердце мое волнительно забилось. Сейчас я увижу, ощущу всем своим сознанием эту героическую и многострадальную землю, красную от крови своих павших сынов. Увижу Западный Буг, к которому, как к самой жизни, один за другим устремлялись погибающие от жажды бойцы. Прикоснусь к изуродованным пулями и снарядами стенам цитадели, так хорошо знакомой из книг и фильмов. Жадно вдохну воздух, который пронизан болью и памятью. Памятью о той страшной войне.

Пройдя сквозь звезду, я невольно обратил внимание на неровные слои серой краски, которыми раз за разом, год за годом, покрывался камень. Видны были места, где краска отстала, а также многочисленные неровности и оспины на глыбе.

Передо мной открылась огромная площадь, на другом конце которой уходила в высь памятная стела. Даже издалека была видна ее «раздетая» нижняя часть. По всей видимости, ремонт.

По обе стороны дорожки аккуратные газоны с по-белорусски педантично ухоженными цветами приятно радовали глаз.

По правую руку стояли руки-указатели «Туалет», «Кафе-бар», «Мемориальный комплекс». Коммерция проникла и сюда. Еще по дороге сюда, я почти был уверен, что в таком месте не увижу ресторанов и увеселительных заведений, но, по всей видимости, ошибся.

Навстречу мне попались молодые люди, которые весело над чем-то рыготали. Невольно я прислушался, о чем шла речь. «Ну вот, прикинь, я ей говорю «Давай на дискотеку сходим», а она «Отвянь, мерин» - радостно рассказывал один из парней. Видимо, у ребят были более веселые воспоминания, чем те, которые обычно посещают людей старшего возраста в таких местах.

У памятника «Жажда», с бойцом, ползущим к берегу смертоносной реки, прогуливалась молодая мама с ребенком. Она, как мне показалось, как-то по особенному, осторожно, остановилась перед солдатом, видимо, пытаясь представить то, что он, и все они, могли испытывать и переживать в те страшные дни. Она смотрела на него, а мне хотелось смотреть на нее, так трогательно это было.

Свернув влево, я увидел те самые полуразрушенные стены из красно-кровавого кирпича, которые видел так много раз в книгах и по телевизору. Вот они, уродующие шрамы от злых немецких пуль и осколков снарядов. Вот те самые подвалы-казематы, в которых раненые защитники крепости патронами выцарапывали свои пронзительные последние послания к благодарным потомкам. Все, как тогда, без изменений, без косметической подтяжки лица.

Я осторожно дотронулся пальцами до расстрелянных стен. Провел рукой, пытаясь услышать, прочесть то, что они кричали… И прочел: «Петя лох», «Здесь был Саша», “Heavy metal” и многое другое. Стены были испещрены этим бездумным, безмозглым варварством, которое, казалось, уродовало эти вечные стены еще больше чем смертельные пули и снаряды фашистов.

При чем многие надписи были начертаны на высоте 2-х, 3-х и даже более метров. Каким сверхъестественным способом они попадали туда? Какая такая рука поднялась, нашла в себе силы и оправдание, чтобы совершить эту низость? Что было в головах этих «писателей» в тот момент, когда они совершали это преступление?

Чуть дальше меня ждала еще одна неожиданность, которая повергла меня в холодный ступор. Две аккуратненькие двери с надписью «Туалет» и буквами «М» и «Ж». В самой крепости. В тех местах, где сражались и умирали, защищая нас, наши деды, отхожее место. А рядышком, женщина и мужчина, по-видимому, обслуживающий персонал клозета, пылко и громкогласно полемизировали на историческую тему.

«Чапаев был никакой не герой! Героя из него сделали большевики! Что он для народа то сделал? Жалко, что раньше его не прикончили!» - разглагольствовала с умным видом и злым лицом женщина. Мужчина лишь молча качал головой, в знак согласия.

«Люди сошли с ума» - подумал я и, не глядя в их сторону, поспешно прошел мимо.

Правда, не столь поспешно, чтобы не заметить возле веселеньких дверей туалета еще несколько современных дверей с надписями «Милиция», «Склад» и еще что-то.

Рядом с «Милицией» и «Складом» находился пятачок с артиллерийским вооружением. Пушки, гаубицы и зенитки. Я с интересом осмотрел их. Я также заглянул в жерла стволов, чтобы обнаружить, что они доверху забиты сигаретными бычками, фантиками от конфет, остатками еды и другим мусором. Всем тем хламом, который добропорядочный обыватель – благоговейный посетитель Брестской крепости не торопиться унести с собой, а, жадно вкусив свои обывательские снэки, благодарно оставляет все, что от них осталось, здесь же, в памятных объектах, видно решив, что те, кроме как в качестве мусорок, ни на что уже не годятся.

Возле стелы, которая действительно была на ремонте, находился всем известный памятник – наверное, он назывался «Память» или как-то в этом роде – задумчиво склоненная голова. А на обратной его стороне были высечены барельефы бегущих, стреляющих и умирающих солдат и офицеров.

Было заметно, даже человеку далекому от какого-то ни было искусства, что они были расположены несимметрично, выполнены как-то не до конца – к примеру, нога одного из бойцов, явно выступающая из камня, у ступни плавно и не очень переходила в сам камень и была от последнего почти неотличима, хотя у того, кто стоял за бойцом обе ноги были высечены довольно добросовестно, то командир взвода был словно не высечен, а поспешно «нарисован» в камне и едва заметен - словно у скульпторов, создававших монумент «горел» план или по какой то причине кончилось терпение.

Вся глыба, как и звезда-вход, была покрыта бесчисленными слоями мышиной краски, с многочисленными оспинами и шероховатостями, подтеками и следами кисти. Лишь сама склоненная в тяжелой думе голова была выполнена профессионально, вызывала эмоции и заставляла задуматься о тех, кто здесь погиб.

За памятником, в крепости, находился «Музей мастацтва» - «Художественный музей», и, несмотря на то, что у меня от усталости отваливались ноги, я решил туда заглянуть.

 Я оказался единственным посетителем, за которым по пятам шла неулыбчивая женщина, и как только я покидал один из альковчиков, из которых состоял весь музей, тут же выключала в нем свет.

На стенах висели портреты и пейзажи, натюрморты и абстракция белорусских художников. Под стеклом лежали плетеные бычки, вышитые уточки, вылепленные фигурки крестьян. И только в самом начале небольшая скульптура медсестры, выносящей с поля боя солдата и одна-две картины, посвященной Великой Отечественной войне. И все…

Выйдя из обители муз, я вновь оказался на площади рядом с монументом «Память», подле которого парень и девушка страстно занимались петтингом – по-английски, мацались – по-белорусски, или нежно прикасались друг к другу – по-русски. Лучшего место, кроме того, на котором они оказались – наверное, стихийно, необдуманно – им, похоже, найти не удалось. Мне подумалось, что любовью еще можно заняться на кладбище, в вонючем туалете, или морге. Тоже экстремально.

Заметив меня, они, ничуть не смутившись, перестали нежно трогать друг друга, и любовно воркуя, побрели прочь.
 
Чуть подальше две девчушки шумно запечатлевали друг друга на пленку, принимая разные эффектные и сексапильные позы, чтобы потом показать друзьям и подружкам себя любимых.

Группа людей постарше упитанной комплекции обсуждала, куда им лучше поехать в выходные – в лес на пикник или пойти в гости друг другу.

Касалось, люди попав сюда, в это святое место думали и говорили о чем угодно только не о том, о чем следовало. Вроде «На работе - о доме, дома - о работе».

Небо заволокло тучами. Мне стало грустно. Болели ноги. Вдруг захотелось сытно поужинать и вытянуться перед ящиком с каким-нибудь глупым фильмом, чтобы не думать.

И все же, где-то там, внутри, наверное, там, где сердце, была память и уверенность в том, что не все потеряно. И какое-то упругое ощущение правоты, в том, что не хлебом единым жив человек.