Цирковая

Ожерелья гирлянд, многоцветье шаров и букетов,
Словно радуга свой просочила под купол изгиб.
Только в душах иначе: одни – средоточие света;
А в иных так темно, так черно, что не видно ни зги.
Нет, не пас. Не дрожать под прицелом биноклевым зорким.
Кровь играет, бурлит, пузырится – точь-в-точь кипяток.
И капризно опять, как ребёнок катается с горки,
Дождь часами стекает по конусам крыш шапито.
Не грустить, лишь смеяться, шутить, в зал мигая игриво –
Маска-мим не идёт к арлекински живому лицу,
Выходить под хлопки, не тонущие в вое тигрином,
И ступать по канату, всё ближе и ближе к концу.
Улыбнись на оскал, искорёженный яростным воем,
Шаловливой рукой проведи по тигриным зубам,
Пролети, словно вихрь, на коне сквозь кольцо огневое,
Дань отдай этим всем цирковым минимальным азам.
Вот о номере ты говоришь с режиссёром приватно,
Дверь – гримёрка, дверь – сцена, у всех у них уши певца.
И наутро в костюме обнаружишь вдруг ты стекловату:
Не фанат, а завистник бежит, словно зверь на ловца.
Есть один балансир, никогда не подверженный крену,
Он как маятник мерно кивает на дерзкой груди.
Если чувства свои не умеешь копить для арены,
Всё ж найдётся и тот, кто поможет сыграть для других.
И положит тебе под подушку защитный пантакль,
Чтоб в тебя не попасть ни одной из летящих булав.
Всем казалось, что это какой-то особый спектакль,
А была ведь всего лишь простая история-love.
И всегда, и везде, и всему вас учили подмостки:
Не бояться, любить, ненавидеть, и мстить, и прощать.
Но твой кнут для неё оказался, наверное, хлёстким.
Не простишь? Не прощай. Дай другому её укрощать.