Кадры из кинофильма под названием Жизнь

Бродяги.

Она сидела одна в пыли обочины, опустив голову. Она сидела одна, ветер тормошил ее стриженые соломенные волосы, а мимо стремительно неслись машины. Она плакала.
Вопрос упал с неба. Упал вопрос: «Нужна помощь?» Она словно не слышала вопроса. Она не верила в его существование. Кто-то дотронулся до ее плеча; кто-то не мог бросить ее здесь одну.
«Нет, ты мне не поможешь.
- Почему?
- Ты - не Она…
- Кто – она?
- Она, Трасса! Она больше не чувствует меня, а я – ее…» - и слеза по щеке.
«Я вижу тебя, и слышу тебя, а, значит, я чувствую тебя – а это уже полпути!
-Почему полпути?
-Мы всегда вместе: я и Трасса. Я – бродяга больших российских дорог. Так ты едешь? Поехали! Но только не плачь» - «Я еду!»
Фура идет ровно, не мешает думать. Вопросы не спешат появляться извне.
Она смотрит. Смотрит вокруг, смотрит на солнце, заходящее в степь. Красный пожар прощающегося до утра дня. Резкий взрыв света – и сумерки. И тихий вскрик: «Мы снова вместе!» Они снова чувствуют друг друга, а значит дорога открыта, и можно ехать.
Можно ехать. И куча вопросов, и смех. Кто-то обрел сегодня нового друга на великих просторах России. Кто-то вновь был возрожден. Человек снова помог человеку. Жизнь бежит, обгоняя закаты. А мы – едем.


Назад в город.

Плечи давит рюкзак. Идем по следам. Следы в пыли… Направо? Налево? Мы не знаем дороги. И еще пока не знаем, что оставившие эти следы тоже дороги не знают. Пыль. Песок. Сапоги проваливаются по щиколотку. Справа поляна. Слева поляна. Выгоревшая с осени трава. Пни. Обломанные деревья. Солнце. Развилка. Направо? Налево?
Лес. Запах весны. Разлившийся ручей. Хочется пить, хоть из этого ручья. Вода пахнет землей и прелыми листьями. Манит. Свежая трава нежно-зеленого цвета. Веточки брусники, маленькие, аккуратные, как искусственные. Темно-зеленый пластик. Осенью их обсыплет алыми шариками ягод, а сейчас они даже не думают зацветать. Ели. Много елей. Разлапистые, дающие благословенную тень. Но мы идем. Без остановок. Солнце. Блики превратились в обжигающий дождь, падающий с неба. Волосы на голове как раскаленная проволока. И вот они – те, которые тоже не знают дороги. Теперь искать вместе. Снова дорога. Шум голосов. Небольшой круг по лесу – потеря времени, приобретение мозолей. И - наконец-то – цивилизация.


Полчаса жары.

«Как стоишь? Сссвинья! Ты в строю, или бабу свою на кухне мять пытаешься? Это что, строй? Я из вас сделаю солдат, свиномамонты беременные! Строй держать, мать вашу так!»
Полчаса жары. Солнце палит безжалостно, выжигает траву, плавит асфальт. Мы стоим черным строем под этим солнцем. Мы – плавимся тоже. Такое чувство, что гимнастерка сейчас стечет черными каплями на гравий вместе со штанами, ремнем, подсумками и так далее и мы останемся голые, в этих черных потеках. «Равнение на середину!» И опять сквозь зубы: «Ссссвиньи!» Мы стоим. Из-под фуражек бегут крупные капли пота. Жара. Полчаса мы – свиномамонты, беременные обезьяны и Бог знает, кто еще. Полчаса.
Голос поручика: «Господин унтер-офицер, прошу Вас вспомнить, что перед Вами не сброд, собранный с помоек или вытащенный за уши из кабаков и борделей, а офицеры. Люди, добровольно согласившиеся отдать свои жизни за Веру, Царя и Отечество! Извольте называть их «господа добровольцы»!».
Строй ровный. На лицах улыбки. Лица светлые, одухотворенные. Слишком интеллигентные лица для свиней. Полчаса жары – и команда: «Левое плечо – вперед!» Пот градом, но мы идем, печатая шаг. А впереди 15 километров марша. Единый строй, единый порыв, и чувство плеча, и вера.


Питер.

Усталое, пасмурное, сонное утро. Трасса. Фляга, наполненная «клюковкой» и последний бутерброд, честно пожертвованный на благо поддержания в тонусе мужской половины нашей пары. Почти ритуально: «Здравствуй, Трасса! Я вернулась!» Глоток «клюковки» - последний, и мы выходим на позицию. Чтоб я еще хоть раз!.. А, да что там говорить, глупо уходить трассой после бессонной ночи. И настроение мутное, и место выбрали неудачное. Все не в кассу. Стопщики со стажем, блин!
Сорок минут «висим». Принято решение – разбежаться. Я ухожу вперед: девчонке всегда уехать проще. И – обыкновенное, ожидаемое чудо: первая же машина – твоя. Вторая – моя. Гонка началась. Трасса на удивление «гладкая», добрая, душевная. Разговоры, сигареты, «клюковка» - до самой ночи, и вот он, - Питер. Я впереди на 150 километров и два часа времени. Воистину, блондинкам везет!
Или не везет…Убить два часа времени у метро «Звездная». Чем? Пивом, шавермой, мыслями. Люди подходят, спрашивают дорогу. Я что, так похожа на местную? Менты воспринимают как часть пейзажа…Десять минут до закрытия метро – конец ожидания. Теперь вопрос: «А куда мы собственно, едем?» Нужный телефон по закону подлости не отвечает. Играем в героизм и едем по другому адресу.
Больные мы все-таки оба, на всю голову! Нас ждут, а мы в это время топаем по Питеру, пьем коктейли, несем какую-то чушь. Как будто нас будут ждать вечно! В мою пьяную голову приходит идея вылечить насморк. Здесь и сейчас. Как? Глупый вопрос! Ну, конечно же, побродив по колено в ледяной воде Невы. Брожу, ножки приятно покалывает, баночка «отвертки» греет душу. Праздник, беспардонно прерванный звонком телефона. «Вашу мать, где вы шляетесь?» Надо идти.
И вот мы в адресе. Съемная хата. Пьяная в дым хозяйка – полусумасшедшая баба лет пятидесяти. Напоить ее до отключки нереально. Даже моей мозгодробительной смесью «все-что-есть-в-одном-стакане». Мужики пьют в другой комнате, я общаюсь с хозяйкой и медленно схожу с ума.
Спасение-таки приходит, пьянющая мадам отправляется лесом, а мы ложимся спать. На одну кровать. Сеточную, советского типа. Втроем.
Утро, как ни странно, бодрое и зовет на подвиги. Поскольку в этом доме-дурдоме даже туалет не работает, а уж кухня вообще картинка не для слабонервных, отправляемся завтракать в кабак. Место похоже на советскую «наливайку». Кормят неплохо, водку льют по норме. Утренний рай. После «наливайки» - какой-то реконструкторский парад а-ля «все в одном», неподготовленный, глупый – и концептуальная пьянка после. Во дворике. Как всегда.
В процессе пьянки выясняется, что обязательная часть программы на день – прогулка на катере по Неве. Поиски туалета, катера, денег на катер. И – ура! – мы идем. Впервые вижу плавающий фонтан. Красота неописуемая, надо будет весной сюда приехать. Из всей экскурсии к стыду своему не запоминаю почти ничего. Бросаем Чижику монетку, которая уходит в воду. Не судьба. Прогулка короткая, а до поезда еще куча времени. Куда дальше? Ну, конечно же, исследовать питерские крыши. Везде замки. Опять не судьба. Или судьба? Судьба не упасть оттуда, ибо алкоголя в крови уже предостаточно. Последние несколько часов в кабаке за разговорами, такси до вокзала, поезд. Сидячий вагон, стихи в тамбуре, сон. И утром мысли: «Ого, уже Москва! И Валя рядом!»-твоя. «А хороший был Питер. Как всегда.»-моя.


Несколько дней в Йошкар-Оле.

Почему-то стихи не пишутся. И не рисуется. А надо. Теперь станет больше времени. И нужно будет его куда-то деть. Праздники закончились. Крыша едва встала на место, как бесцеремонно сорвана, и уже гораздо серьезней. Вихрь впечатлений. Раннее утро, начало рассвета, первая сигарета. Кусочек обиды, и сразу - разбивающий обиду на осколки - звонок.
-Ты где?
-Стою у поезда. Курю.
-Сейчас будем!
-Жду.
...море вина. Сонные лица. Допить и немного поспать. Несмотря на усталость, сон приходит не сразу....Несколько часов сна – и сумасшедшая ночь танцев, музыки, поздравлений, звонков.
Лучшая новогодняя ночь в жизни.
...День рождения, который, начавшись грустно, закончился веселее некуда. Разговоры, вино, ночные смс-ки, смех до колик - и рядом люди - разные, со своими мыслями, со своими странностями, но - люди, а не карикатуры на людей, которыми так славится Москва.
…Ночь перед отъездом. Длинная-длинная ночь. Засыпаем и тут же просыпаемся. Жалко времени на сон, но при этом очень хочется спать...Лень и усталость утром. Что-то изменилось во мне. Чего-то прибавилось.
 И - поезд. Мы смотрим друг другу в глаза, я с одной стороны стекла, вы - с другой. Я чуть не плачу, не пишутся стихи, а в ушах музыка - уже моя музыка, и слова: "Помни - ты теперь другая."


Начало зимы.

Падали листья. Падал снег. Медленно, кружась, опускался с неба, лежал на лапах сосен, на гроздьях рябины, под ногами, забивался в отвороты джинс и за воротник. Снег был вокруг, и в этом снегу две фигуры. Немного замерзшие, немного внутри грустные, а в целом - счастливые. Наверное, из этого снега, осенних листьев, рябины морозной, улыбок и долгожданной встречи и складывается счастье? А еще из вина. Красное вино и белый снег. И, по телефону, - голос человека, по которому так скучала. Допить вино, и вновь по заснеженному лесу, к дому, к теплу, к семье. Напиться, впитать это тепло каждой клеточкой и бежать, бежать дальше, ведь столько еще не сделано. Бежать туда, где этот голос, туда, где встретят, туда, где выслушают. И самой слушать, слушать, слушать, ведь так много нужно рассказать, так много произошло за год, столько всего переменилось.
Сумасшедшая ночь, обгоняющие друг друга фразы, и чувство, что нет никого вокруг, только двое в прокуренной кухне, только их мысли. Только их жизни, которые вновь пересеклись по прихоти судьбы. И невозможность рассказать все словами, и легкая усталость, и отсутствие сна.
И утро. Легкими шагами в их жизни входит понимание той тонкой связи, которая никуда не делась за прошедший год. Наоборот, стала лишь крепче. Ниточка, тонкая, как волос, которую почему-то сейчас не разорвать.
Вечер. Ее бесконечные попытки дозвониться, его одинокое ожидание. Психозы, мысли, бессонница. А утром найдется телефон и будет обещание встречи. Потому что иначе уже невозможно. Как невозможно не дышать. И волшебство ночи, сказка, в которую страшно поверить. Сказка, до которой страшно дотронуться, чтобы не разбить, не сломать. Счастье, которое хочется осторожно греть в ладонях, лелеять, баюкать.
Почему сейчас, а не год назад? – Потому, что так нужно. Кому? - Судьбе, наверное. Почему так мало времени - и снова расставание? - Проверка на прочность. Почему так грустно? – Потому, что за все нужно платить. Почему так тепло на душе? – Потому, что сегодня им выпало счастье.