Тридцать три

Стой, приятель!
       Нам с тобой не до идиллий:
Перед носом – символичная черта.
В «звёздных мальчиках» когда-то мы ходили,
А теперь подходим к возрасту Христа.

Тридцать три – звучит, как лёгкая чечётка.
Тридцать три – гремит, как отдалённый гром.
В тридцать три наш бородатый одногодка
На Голгофу поднимался босиком.

Обращался ли он мысленно к народу
Иль косился на Иуду свысока?
Ну а может быть в мальчишеские годы
Уносился под удары молотка?

Так и мы теперь с тобой имеем право,
Ощущая под ногами пустоту,
Вспомнить юности весёлые забавы,
Прижимаясь позвоночником к кресту.

Как и радости делили, и печали,
Как шалели от высокой красоты,
Как порой о жизни спорили ночами
С сигаретами в зубах до хрипоты.

Синяки нам жизнь наставила и шишки
И с горы спускала не на тормозах.
Всё равно мы – те же самые мальчишки
С сумасшедшинкой в доверчивых глазах.

Мы по-прежнему наивно верим в чудо.
Никогда нас этой веры не лишат
Трёхрублёвый осмотрительный Иуда
Или руки умывающий Пилат.

Зашумят ещё под ветром, заалеют
Флаги чистые предутренней зари.
Пусть другие, если нравится, стареют,
Ну а нам пока – всего лишь тридцать три.

В тридцать три тоску послать ты можешь к чёрту!
В тридцать три – задать себе любой вопрос.
Трепещите, древнеримские когорты!
Выше нос, мой дорогой Иисус Христос!

1979 г.