На свете нет несчастнее меня...

На свете нет несчастнее меня,
И даже неудачники Иовы,
Когда я прихожу, день ото дня,
Меня в свой клан зачислить не готовы.
Боятся, что я гибель принесу
Общине их, другим, счастливцам, миру:
Земному человеку навесу
Грешно пить из священного потира.
Нельзя, чтоб люди подавали грош
Богатому – кто в роскоши всецело;
Но вот когда юродьева найдёшь –
Ему ты и вручи монету смело.
А я... Смешно, но думают друзья:
На жизнь роптать я не имею права.
Я говорю – все слушают меня.
В ответ – овации и крики: «Браво!»
Танцую, декламирую, пою –
И бурные ловлю аплодисменты,
А после выступления стою
Перед жюри, увенчанная лентой.
И вроде – и фортуна, и почёт,
Здоровье, деньги, ум, краса и слава,
Я обладаю всем наперечёт,
Но только с этим всем мне жить несладко.
Другие мне завидуют, но я
Тайком от всех сама себя жалею.
И в недрах, в глубине, душа моя
Надежду химеричную лелеет.
На что надеюсь? Только бы вздохнуть,
Да так вздохнуть, чтоб лёгкие воспряли,
Кричать: «Всех удалось мне обмануть –
Ведь вы меня счастливою считали!»
Грусть давит душу, как металл, как цинк,
Но я терплю, я по натуре – стоик.
Прозвали мои слёзы – «дефицит»,
Они же как вода в пустыне стОят.
Когда одолевает всё ж печаль
И слёзы прорываются случайно,
Улыбку надеваю, как вуаль,
И заслоняюсь смехом, как печатью.
Тоску я зарываю глубоко,
Как будто в землю, – в трепетную душу.
А там её услышать нелегко
Тем людям даже, кто умеет слушать.
Когда ж тоска та сбросит слабый гнёт
Надежды, что ей насылала порчу,
То большая тоска произрастёт,
Вскормлённая на благодатной почве.
Хотела я озвучить грусть свою,
Но так Иовы гордые решили:
Страдальцы, те, кто сами плач поют,
Меня поддержки дружеской лишили.