Мир гудит, как сосуд пустотелый

"Небесный терпкий мёд". Валерий Клебанов.

МИР ГУДИТ, КАК СОСУД ПУСТОТЕЛЫЙ

* * *
Тот, кто тайно владеет мною,
он, наверно, не слишком щедр.
Оттого бытиё земное
вижу, как в смотровую щель.

Словно вместо большого леса –
только щиколотки берёз…
Но, как видно, и этого среза
мне хватает… Порой – до слёз.



* * *
Комплексую, что прожил всуе
жизнь, подаренную однажды, –
словно сунул фляжку пустую
умирающему от жажды;

словно брёл, как в лесу дремучем;
словно встал, да не с той ноги…
Комплексую, как будто мучат
неоплаченные долги.



* * *
Хоть мой город меня, как пелёнкой,
не укутывал нежностью чувств,
ноет совесть, как зуб под коронкой,
что я мало любить его тщусь.

Но ведь жуть, что и летом, и в стужу,
бесполезный рождая протест,
покрывает мне инеем душу
мерзкий холод «присутственных мест»!...



* * *
Сколько страшного за день, –
как из дьявольских недр…
Мир на радости жаден,
на трагедии щедр.

Мир помешан на риске,
души в пропасть маня…
Кто сегодня не в списке
жертв грядущего дня?



* * *
Всё было призрачно и хрупко,
но часто, крыльями шурша,
являлась белая голубка
к отцу, как мамина душа.

Как был волнением пронизан
старик и как светился весь,
когда скреблась о жесть карниза
небес воркующая весть!



* * *
Ах, жизнь, ты – обманная радость,
до боли недолог наш век.
Но снова, от горя оправясь,
ликует живой человек.

Он рад и оттаявшей хвое,
и лужам, и крикам грачей,
хоть, может, на все его хвори
не хватит и сотни врачей.



* * *
Обниму твои грустные плечи;
не вздыхай, будто всё утекло.
Нет печали, которой не лечит
человеческое тепло.

Пусть я не был надёжным причалом, –
но я рядом – и чувствую вновь:
нет вины, чтоб её не прощала
человеческая любовь.



* * *
       N N
Пусть много судьба у неё отняла,
душа остаётся певучей и нежной.
Свинцовая тяжесть коварного зла
тушуется рядом с упрямой надеждой.

…Опять порицаю и рифмы, и стиль я.
Но снова придёт, припадая к земле.
Взгляну на неё – и покажется мне:
сквозь серенький плащ пробиваются крылья!



* * *
С виду вроде не зверь, не дебил
и не бомж с чердака иль подвала,
он в себе человека убил,
а живёт, как ни в чём не бывало.

Да к тому ж и добился всего,
ибо снюхался с бездной и бесами.
А ведь я ещё помню т о г о…
Ну да Бог с ним. И царство небесное.



* * *
Человеческая порода,
что с ней стало? И как же быть
нам, носителям генного кода,
побуждающего любить?

Боже правый! В твой край зазвёздный
я кричу сквозь глухую тьму:
неужели Ты зря нас создал
по подобию своему?



* * *
Я отдаю свой долг земной
мучительно и долго.
О, сколько же ещё за мной
неотданного долга!..

Не сплю, кусаю губы:
всегда ли был я щедр?
…А жизнь идёт на убыль,
как месяц на ущерб.



* * *
Мир гудит, как сосуд пустотелый,
и сужается сумрачный круг…
Жизнь, дарившая тему за темой,
неужели исчерпана вдруг?

Неужели до боли, до стона
был мой век лицемерен и лжив?
И сладка, и дурманна истома
оттого, что я всё ещё жив…



* * *
Проступили звёзды, как смола,
на коре сгустившегося мрака.
А душа твоя, хоть и мала,
с Вечностью тягается, однако, –

будто бы и не было обид,
будто бы и не о чем жалеть ей…
Море пахнет остро, как карбид,
водяной травой тысячелетий.



* * *
Отголосками древнего Рима
разве имя мое не звенит?
Если судьбы в веках повторимы, –
почему же я не знаменит?

Ведь, возможно, родившийся в Туле
человек, современный вполне, –
я присутствовал тайно в Катулле,
как сегодня он дышит во мне…



* * *
Ты ввысь воспаришь сквозь тучи,
а мне истлевать в земле.
Ты тот, кто всегда был лучше,
талантливей и смелей,

кто душу мою полвека
железом сомнений жёг…
Давай, мое альтер эго,
выпьем на посошок!