Ты не умрешь, моя Россия!

"Небесный терпкий мёд". Валерий Клебанов.

ТЫ НЕ УМРЕШЬ, МОЯ РОССИЯ!

* * *
Мы знаем – шаги их чугунны
и каждый свирепостью горд.
Они нами хрустнут, как гунны
скорлупами римских когорт.

Глухие к мольбам и заветам,
исчадия злобы и тьмы…
А самое страшное в этом -
их имя зловещее: Мы.



* * *
Страстям подвержена утробным,
в нелепой ярости слепа,
любое место сделать лобным
способна глупая толпа.

Тесак, обрез, булыжник, жердь –
всё в ход идет в кровавом скопе…
А спохватясь, к могилам жертв
потянемся в глубокой скорби.



* * *
Как Небо о том ни проси я –
мне в благостной неге не жить,
пока остаётся Россия
горячею точкой души.

Пусть нет её бедам предела,
пусть мраком объята стезя…
Любить её – тяжкое дело,
да, видно, иначе нельзя.



* * *
Тихий ужас стал привычным.
Тихо сходим все с ума.
Тихо гибнут электрички,
тихо рушатся дома.

Так бесшумно ходит лихо,
будто вырубили звук.
И кому-то тихо-тихо
наши муки сходят с рук.



* * *
Жить бы нам, не горбясь,
чтобы дух парил,
оперённый гордостью,
словно парой крыл,

чтоб влекло нас кровное
пуще всех неволь,
и при слове «Родина»
не пронзала боль…



* * *
Не сойти за страстотерпца,
ведь не столь тернов венок;
а что часто ноет сердце, -
в этом ты не одинок.

Сколько тех, кто, как проклятье,
но с покорностью рабов,
терпит мелкие распятья
ежесуточных Голгоф!..



* * *
Какая ж ты, Россия, пёстрая!..
Упырь, жирующий от века, –
и пригвождённый к перекрёстку
с клюкой осиновой калека –

всё это ты, как и при Гоголе, –
и в позолоте, и в пыли;
и над лесами полуголыми,
как встарь, рыдают журавли…



* * *
Кто ответит нам за рощи,
что росли спокон веков
там, где вылоснились рожи
дорогих особняков,

там, где нынче свищет ветер
без теплинки за душой?..
Кто за Родину ответит,
если станет вдруг чужой?



* * *
В это воскресенье прощены
будем все – и станет чуть полегче.
Но назавтра снова груз вины
ощутим, ссутуливая плечи.

Мы в своих поступках не вольны,
хоть бытует и другое мненье.
Но, когда бы не было вины, -
разве получали б мы прощенье?..



* * *
Звучит убийственный приказ.
Пристёгнуты рожки и диски…
Живые! Неужели вас
не вразумляют обелиски?

Для посылаемых на смерть
ещё не создано эрзаца.
Доколе же земная твердь
под ними будет разверзаться?



* * *
Опять, солдат, мешок пакуй,
любовь и нежность прячь поглубже.
Горька, как в «Слове о полку»,
вода, зачёрпнутая в Сунже…

Скрипит солдатская кирза
по пустырям, от крови пьяным.
И снова – нервы струн терзать
ополоумевшим Боянам.



* * *
Токуете, словно глухие тетери,
лелея свой выспренний стих, -
как будто забыли про Сунжу и Терек,
про кровь, обагрившую их…

От боли трещит облысевшее темя,
и стыд, словно нерв, обнажён,
и вечно со мною чеченская тема -
приставленным к горлу ножом.



* * *
Родина! Ты сыпью гильз патронных,
словно оспой, вновь поражена.
Снова ты - Россия похоронок,
плача материнского страна.

Для чего опять младенцев нянчить,
если время встало на дыбы?!
Ты могла бы жить совсем иначе.
Ты могла бы… Если бы да бы…



* * *
Наши беды легки на помине -
морят мором и трусом трясут.
Над широкой российской равниной
раскололся их клятый сосуд.

И бредёт мой унылый анапест,
от слепого бессилия зол, -
где надежды забиты крест-накрест,
словно окна покинутых сёл…



* * *
Ты не умрёшь, моя Россия!
Воспрянь, отринь бредовый вздор.
Не опускай в бессилье синий,
страданьем высвеченный взор.

Чему б себя ни обрекала –
забудь. Вернётся благодать.
Готов я сбегать до Байкала,
чтобы воды тебе подать.