Небожитель. Сцена 4. Два грузина решают судьбу

СЦЕНА 4. ДВА ГРУЗИНА РЕШАЮТ СУДЬБУ ОДНОГО АНГЛИЧАНИНА
(Александр Булынко)

В зале заседаний остаются Сталин и Берия.

Сталин: Слушай, Лаврэнтий! Я тут подумал… Надо коэ какие коррэктивы в завтрэшний парад внэсти…

Берия (весь в внимании): Слушаю, Иосиф Виссарионович!

Сталин (медленно, как бы размышляя): Надо надпысь на мавзолэе помэнять…

Берия: Какую надпись? Ты о чем, Сосо?

Сталин (с наигранным удивлением): Лаврэнтий, на мавзолэе пока одна надпысь – ЛЕНИН!

Берия (в глубокой нерешительности): Как поменять? Убрать, закрасить? Все к ней давно привыкли. Не поймут нас, Сосо, не поймут, мамой клянусь…

Сталин (с ухмылкой): Кто нас нэ поймет? Народ? Народ нам аплодировать будэт… Но разве я тэбэ сказал убрать? (Берия весь напрягся). Я тебэ сказал –скоррэктировать?

Берия (недоуменно): Это как?

Сталин: Измэнить одну букву и еще одну добавить…

Берия на минуту задумался. Наконец ему становится ясным страшный замысел небожителя.

Сталин (видя, что Берия понял его мысль): Да, да Леврэнтий, добавишь еще одну букву «Н» и помэняешь «И» на «О». Только и всэго.

Берия (размышляя): Был «ЛЕНИН», стал «ЛЕННОН»…

Сталин: Правильно, Лаврэнтий! С размахом мыслишь!

Берия: Но, Сосо… Он же еще того… живой…

Сталин: Ты про кого подумал, Лаврэнтий? Про Ильича? Это мы мэнять нэ будэм! Он как был живэе, всех живых, так и останэтся… Но пока…до врэмени…

Берия: Нет, Сосо, я про англичанина подумал. Он ведь… пока живой…

Сталин: Вот имэнно, пока… Все мы на этом свэтэ… пока живые…А вот что будэт на том свэте… (задумывается, обращая взгляд к полку) Что тэбя смущает, Лаврэнтий?

Берия: Все так, Сосо, все так. Но, как сделать, не представляю?

Сталин: Что, мнэ тэбя учить как это делается? Кто у нас в политбюро за эти вопросы
отвэчаэт?

Берия: Понял. Сделаем. Только, боюсь к утру не управимся, мамой клянусь…

Сталин (хмуро): Ты мой прынцип забываэшь, товарищ Берия! Киэв должэн быть взят к 7 ноября! Остальное мэня не интэресуэт. Гдэ он, кстати?

Берия: Кто? Англичанин? В Нью-Йорк поехал. К жене-японке. К той, чей портрет в твоем кабинете висит. Нет, Сосо, к утру не успеем. Агентуру надо сориентировать, чтобы без накладок, как в прошлый раз с Троцким в Мексике… Помнишь? Дай пять дней, тогда управимся! Слово грузина, мамой клянусь!

Сталин: С Троцким тогда твои олухи оболванились… Это, Лаврэнтий, твои дэла…А Льва тогда цэлый батальон спэцназа охранял… Артиста так нэ охраняют… Нэт, Лаврэнтий, пять днэй нэ дам, два дня даю и точка, нэ торгуйся, нэ на цэнтральном рынкэ … Но помни. …Вопрос мировой вэличины решаэтся… Ты слово грузина дал, генацвале… Но надпись надо помэнять уже завтра… Всэ остальное потом…

Берия (задумчиво): А с Этим как быть, ну который живее всех? Вместе лежать будут? Как быть, Сосо?

Сталин: Живэе всех похороним… как он в письмэ просил…

Берия: В письме он просил в Питере, рядом с мамой… В Питер повезем?… Опять на паровозе, как тогда из Горок везли?

Сталин: Зачэм на паровозэ, зачэм в Питер? Здесь похороним… У стэны крэмлевской…Почему, Лаврэнтий, ты всэ врэмя маму вспоминаэшь? Ты и меня, когда это (медленно закидывает голову вверх) … все случится… в горы, в Грузию повезешь… к мамэ, да?

Берия: Что ты, Сосо! Как ты мог подумать? Живи еще сто лет…

Сталин: Сто лэт мало, Лаврэнтий! Я вэчно хочу жить! …. (Задумывается, хочет что-то объяснить Берии, но передумывает)…. Ладно, Лаврэнтий, потом объясню…Если сам, канэчно, нэ догадаэшься…Ты все понял? Надпись на мавзолэе помэнять завтра. На всэ остальноэ – два дня…

Берия (выпрямляясь и уверенно): Слушаюсь, товарищ Сталин… (вопросительно и тихо) А что с портретом в твоем кабинете делать?

Сталин: С каким портрэтом? С японской жэной англичанина?
(Задумывается) Сдай его в Трэтьяковку. Пускай табличку прибьют – портрэт тузэмки работы художника Вэрэщагина…. А сейчас иди, Лаврэнтий, иди… Мнэ еще обдумать многоэ надо. .. Распарэдись, чтобы на патэфон (задумывается достает из кармана своего френча бумажку, с трудом читает, прищуриваясь) «Лэдыдбу» поставили… Слушать буду…

Берия уходит.
Входит Поскребышев с пластинкой в руках, кладет ее на патефонный диск, крутит ручку патефона, аккуратно опускает иглу. Звучит композиция "Let it be" в исполнении "The Beatles". Сталин в задумчивости садится в кресло, раскуривает давно погасшую трубку. Поднимает лицо к небу и медленно, с придыханием произносит:
 «Лэдыдба!»

(Продолжение следует)