Сознание...

Сознание возвращалось к нему ненадолго… вспышками острой яркой боли, и тут же уходило… Сколько это продолжалось – он не мог сказать…
Боль была спасительным щитом, за которым урывался молодой организм в борьбе за жизнь. Организм – его молодой организм хотел жить!!! Ведь он молодой, всего-то 19 лет…
Первое впечатление, когда он осознанно смог понять что пришел в сознание, было необъяснимое чувство нереальности… На том он свете или все ещё на этом…
При попытке повернуть голову и осмотреться – пришла острая спасительная боль… И сознание снова погрузилось в спасительную тьму…
Потихоньку он стал осознавать, что он живой: «Раз болит – значит живой».
Это было сродни открытию.
Постепенно он научился дольше держать себя в сознании. Рецепт простой: никаких движений – только глаза «гуляли» по возможной орбите и запоминал место, где он оказался…
Он понял, что не в госпитале: в госпитале потолок белый… (В санбате – выжженный на солнце брезент – это он помнил точно). Здесь (где это здесь?) потолок был глиняный. Местами, сквозь глину виднелись переплетенные прутья, на манер русского плетня.
Что это за место и как он сюда попал? Плен? Вряд-ли… Раненных в плен не брали, за исключением легких. А он, судя по всему, к легко раненым не относился… Тогда где он? И зачем его сюда принесли? Зачем выхаживают?
К нему всегда приходил один и тот же старик: осматривал, обтирал, делал перевязки. При этом он все время что-то говорил. Его бормотание было еле уловимо и совершенно не понятно. И не понятно было – то ли он к нему обращается, что-то спрашивает. Или это его манера поведения такая… Странный это был старик. Ни когда не смотре в глаза. Но вот чувства опасности от него не исходило. И это как-то успокаивало. А от его бормотания становилось спокойно и тело расслаблялось…
Сколько прошло времени с тех пор, как он сюда попал – он не мог ответить. Но память к нему возвращалась фрагментами:
Вот лицо женщины – она улыбается ему и что-то говорит… Лицо мужчины – он что-то рассказывает… Где-то в глубине сознания четкий отпечаток – эти лица бояться нельзя.
Следующий фрагмент: он видит себя со стороны – на большой асфальтированной площадке много людей: кто-то плачет, кто-то смущен… За спиной этих людей – поезд.
Юноши, в большинстве своём, стриженные наголо… Вот кто-то подал громкую команду и «стриженные», в том числе и он, стали заходить в вагон поезда.
Вот он стоит в форме, в руке красная папка, на шее автомат. Он читает…
Опять поезд – он едет в сопровождении какого-то прапорщика.
Далее отрывками: кроссы, физ.подготовка, полигон, стрельбище, полевые занятия, учебные тревоги.

Та тревога была чем-то отлична от учебных, хотя, все как всегда: крик дневального, грохот и шум по всей казарме. Оделся-обулся – в «оружейку» за оружием, бегом на плац. На плацу построение и проверка. Офицеры в сторонке получают последние указания от командования. Есть время привести себя в относительный порядок: подтянуть ремни амуниции, перешнуровать и затянуть потуже шнурки на ботинках и прочие мелочи.
Вот и офицеры подошли. Проверили личный состав, оружие, боеприпасы. Их взводный отдал команду на выдвижение в парк боевых машин. Прибежали в парк: механики-водители уже выгнали технику из ангаров, экипажи заняли свои места.
Перед посадкой на технику, взводный довел приказ командования: выдвинуться в заданный район, закрепиться на высоте и стоять блок-постом для охраны участка дороги пока не сменят мотострелки. Для их разведвзвода, мягко говоря, нестандартная задача… не по профилю, что называется. Но приказы не обсуждаются, хотя все ворчали по-тихоньку, включая и взводного…
Из города выехали без проблем – город еще спал. И ускоренным маршем двинулись в горы.
Прибыли на место. Провели разведку местности: как и где лучше разместиться. Определили места боевых ячеек, сектора обстрела, места для минирования. После оборудования боевых позиций – занялись налаживанием быта: сложили блиндаж из камней, кухоньку организовали, баньку. Дрова – самый дефицитный вид топлива, послали собирать первое отделение. Годилось все от снарядных ящиков – до мелких веточек.
В районе ответственности их взвода в прямой видимости было три кишлака. Впоследствии с местным населением были налажены «нормальные» отношения: за деньги покупали продукты, сигареты, спички и прочее. Никаких агрессивных действий со стороны местного населения не было… Да и не входили эти кишлаки в «непримиримые».
Взвод простоял на точке два месяца…Снабжение было нерегулярным… Хотя по дороге, которую они контролировали, постоянным потоком шли колонны с продовольствием, топливом, боеприпасами…
Но прибыла смена – пехота. Их взвод возвращался в роту. Последние наставления остающимся мотострелкам, проверка оружия и на броню.
По прибытию в роту машины ушли в парк – обнесенный колючкой участок земли под открытым небом. Бойцы разместились в палатке. Пошла нормальная боевая работа. Были разведвыходы, были реализации разведданных, были стычки с духами.

В тот раз они выдвигались на броне: поступила информация о караване с оружием.
До места оставался всего один перевал. После него спешивание и марш-броском до предполагаемой тропы каравана. Там уже по месту определиться – где удобнее его брать.

Дорога с перевала уходила в ущелье, ограниченное высокими скалами – «тухлое» место. Внимание не то, что удвоенное – удесятеренное. Узкое длинное ущелье, зажатое высокими скалами – идеальное место для засады. Колонна втянулась в ущелье…Нервы у всех на пределе… Стоит духам поджечь первую и замыкающую машины и все – расстреливай колонну как мишени в тире: стены скал высокие – орудия БМД на такой угол не поднимутся, помощь не вызвать – скалы наглухо экранируют радиосигнал, стрелять вверх можно – но без толку, все равно никуда не попадешь. А вот сверху вниз – одно удовольствие: камни защищают от огня снизу, можно спокойно выбирать цель и стрелять по ней, можно гранатометами работать, а можно просто гранатами закидать. Колонна, запертая в таком каменном мешке – просто мышь в лапах кошки: играйся, пока не надоест. А надоест – прихлопни одним залпом.
Впереди был выезд из ущелья. Правая скала обрывалась пропастью. Напряжение стало отпускать – каменный мешок позади. Вот уже первая броня вышла из ущелья… Вторая…
Третья, на которой был он, подходила к выезду из ущелья.
Взрыв.
Всех, кто бы на броне, смахнуло взрывом в разные стороны… Его бросило на скалу с такой силой, что сгруппироваться и смягчить удар о скалу просто не было… Сознание покинуло его…
Теперь это непонятное жилище. Непонятный старик. Непонятно сколько он здесь. Непонятно что ждать.
Время шло.
Однажды утром, старик снял с него все повязки. Обмыл чистой водой, осмотрел, ощупал. Пока осматривал и прощупывал – не отводил глаз от его лица. Видимо, оставшись довольным результатом осмотра, не стал бинтовать его словно куклу. Вышел из комнаты, а его оставил. Это было что-то выходящее за рамки привычного уклада и поведения. Он тихо недоумевал – это был так не похоже на поведение старика. Скрипнула дверь, вернулся старик с каким-то свертком в руках. Кинул ему. Он развернул сверток и недоуменно поднял лицо на старика. Это была его форма: чистая, зашитая аккуратно. Старик жестом показал ему, чтобы он одевался. С трудом, все-таки раны и ушибы давали о себе знать, он оделся. Так же жестом старик позвал его за собой.
Шатаясь, он сделал шаг… второй… до двери было всего каких-то три-четыре шага нормального здорового человека. А он мог передвигать ноги только шаркающей неуверенной походкой, как немощный старик. Дойдя до двери, облокотился на стену – пот шел градом. Отдохнув и отдышавшись, он рискнул пойти дальше за стариком – на улицу. Шагнув за дверь, он увидел звезды. Это было так неожиданно, что дыхание перехватило. Он даже забыл о боли в теле.
Звезды. Их было много. Они были так близко, что казалось – протяни руку и сможешь дотронуться до них.
Старик, с довольной улыбкой, обнял его, подставив свое плечо, и увел его обратно в хижину. Чему улыбался старик – его первым шагам? произведенному звездному эффекту? Для него осталось загадкой.
В следующий раз старик вывел его на воздух (ах! Какой это был воздух!!! Его можно было резать ножом и есть, а не дышать!) ранним-ранним утром. Было прохладно – солнце еще не встало и не нагрело воздух, скалы.
Снова он испытал необъяснимое чувство волшебства: розовое небо с такими же розовыми облаками, пьяняще свежий воздух… И тишина… И горы…И хитрая улыбка молчаливого старика.

Через десять дней старик вывел его по тропинке к подножию горы. Там уже стоял запряженный в повозку мул - незаменимый помощник в горах. Усадив его в повозку, старик взял мула за самодельную уздечку и пошел по тропе, не оглядываясь.
Часа через три-четыре они оказались на той самой дороге. Он внимательно оглядывался по сторонам. Но, кроме засыпанной ямы от взрыва и темной копоти на скале, ничего не говорило о том, что тут произошло.
Еще часа через два, пройдя какими-то одному старику известными тропами, он увидел блок-пост. Старик шел туда.
Их заметили. За ними внимательно следили напряженными взглядами.
Не доходя до поста метров двести, старик жестом показал, чтобы он выходил.
Он слез с повозки. Долго смотрел на старика. Медленно поклонился ему. Это было единственное понятное выражение благодарности. Старик погладил его по голове, сел в повозку и тронул мула в обратный путь. Он смотрел вслед удаляющейся повозке, пока она не скрылась за поворотом.
Развернувшись в сторону блок-поста, он увидел идущих ему навстречу солдат.
На блоке он показал надпись на своей форме, сделанной хлоркой, где было указано: фамилия, номер военного билета и номер войсковой части. Как ругались все солдаты, когда их заставляли писать хлоркой эти данные на внутренней стороне формы, ботинках, фуражках, кепках, зимних шапках. А сейчас это помогло.
Лейтенант, находившийся на блоке, вызвал по рации своих командиров, доложил о ситуации. Велели ждать машину.
В ожидании машины его накормили, дали сигарету. От сигареты голова слегка закружилась, его затошнило. Он отдал сигарету какому-то бойцу. (Он откуда-то еще помнил, что сигаретами не разбрасываются). Он замечал странные быстрые взгляды бойцов на него. Но никак не мог понять причину – почему они на него так смотрят? Ну, не разговаривает, молчит. Разве такое может быть странным? Нет, тут что-то другое. Впрочем, он перестал думать об этом – все равно не скажут, даже если спросить.
Машина – запыленный армейский трудяга – уазик, прибыл ближе к вечеру. Из него выскочил капитан, такой же пропыленный, и четверо бойцов. Все были вооружены автоматами с подствольниками, пистолетами. В брониках, разгрузки забиты под завязку автоматными магазинами, гранатами, ВОГами.
Переговорив с лейтенантом, капитан подошел к нему. Жестом приказал встать и следовать в машину. Следом сели все остальные. Метров пятьсот ниже по дороге, уазик ждали – БТР с десантом на броне.
Через сорок минут они прибыли в место дислокации. Капитан приказал охранять его, а сам ушел в штабной блиндаж.
По всей видимости, докладывал дальше по команде о нем. Через час капитан вышел из блиндажа. Подошел к нему. Внимательно его разглядывал как будто только что увидел. Капитан позвал его с собой. Привел в казарму своей роты. Послал дежурного за бритвой и ножницами. Он все время недоуменно посматривал на капитана – зачем все это? Капитан прочитал вопрос в его глазах. Молча подвел его к зеркалу. Из зеркала на него смотрел обросший и небритый мужчина…совершенно седой. «Вот почему меня так на блоке разглядывали»…
Его еще долго передавали из рук в руки. Требовали письменных объяснений.
В итоге, было установлено, что его часть выведена из зоны боевых действий и дислоцируется в Союзе. Его самого отправили в Ташкент – на медицинское освидетельствование. Где его признали здоровым. А что не разговаривал – так повреждений голосовых связок нет. Может последствия контузии, мозг тело тонкое… Во всяком случае, обнадежили его, со временем пройдет.
Для увольнения в запас его отправили в свою часть.
При прибытии в часть его появление было подобно грому среди ясного неба. Его, оказывается, уже внесли в списки пропавших без вести.
Что произошло тогда на выходе из ущелья, он узнал из рассказа командира роты. Взрывной волной его кинуло на скалу. И от неё, словно теннисный мячик, рикошетом в пропасть… Его искали, но так и не нашли. Ни тела, ни фрагментов тела… С того дня до появления в части прошло шесть месяцев.
Его уволили по состоянию здоровья. Он уехал к себе на родину. Каждую ночь он выходит на балкон своей квартиры, смотрит на звезды и видит лицо странного старика.