одна и та же шизофреническая поэма

XCVIII

восьмиглазый коростель
жрет младенца трёх недель
клюв запятнан уголком полураспада
солнцепёк тварного ада кварков
мутноликий студень все послал на…
корочка волосяная саблезубо
улыбается, манит, виляет задом
на промежности пугливо озирается
скалится на монстров истерик
кармаглазых, карманоприимных
воров и сучек дошедших до порога
отключенья человеческой природы
смерть-полураспад-бактерия
уловить призрачный ряд
призвана жена дорогая
сладкогласная ослосвинья
ваш рисунок мареванна
грош цена вам, сана, осанна
госпиталь им. Вас, Сатана
мокрый полдень жжет асфальт
ротень рожден в новых ад
ротень – это навь, человекогонококк
невидная из-за углов, однако вдомек
ей, все вдомек, смекнет ухмыльнется
и юркнет в потолок, улетелые
убежавшим молоком клювом птиц
внеземных заколдованных пороком
очарованные Омаром Хайямом
тянут десницы мелькают зарницы
чеширских котов вереницы простираются
от запада до юга безумия
хвостами сцеплены, глиняно-пушисто
лепленных из иного теста, опары
поднимались руками, головами, ***ми
глотали окорока рогами, похмелялись
бронебойными танками, крысы, как же
а вот и крысы! высохли на корабле
вместе с кораблекрушением всего, что Вне
вместе с матерящимися ценными обломками,
что по миру разбросались, как осколки
тарелочники, бульварочники, сыточники
кораблекушевичи вечные, нетленные
заигрались младенцы на струнном
инструменте, перетанцевали в кордебалете
уловленники-утопленники, сырые ***
не приготовленные к употреблению
с маслом, с сыром. Гробы – гробы –
это миры. В мирах свершаются действа
деяния великие, покаянные и показные
после грехов и величие, нате! после
матерьяльно обездвиженного события
все мраки целы, сидят и мрачат
коловращение во прахе бесконечно
сыромятно повторяется
кошки умные, мыши мягкие
предметы окружающие
предметы – наши враги, пугайся
не попадайся в плен, не видь не зги
не гни ***, хуи должны быть прямы
люди их носители эрегированы
Аве, вас Сатана, кабы вас, вам
вручилась метла и разгребай все по ***м
однонаправлены волны, встали
недотроги невесты разложились
бог весть, как сошла с ума…

XCIII

маслоруко отсроносо спицы гнет
оси вопроса, знака номера
корона означанного, вздох и всхлип
проверка предложения спросом
восьмиглазый коростель отымел
Емель в постели-печи откровений
поехало в горнило страсти, сонные
анальные напасти смерть на тебя
всё моё упование, останови колесников
сансары живые твари носят воздания
за небытие-отлынивание
от тяжкого труда быть всякой твари,
о науки забывания, навсегда забыть
о, мертвое вершатся васильки
во прахе затосковали поселки
гнилые людьми и свиньями их
по солнечному свету черному,
коты устали бездельничать
пытаюсь по-иному, но не получается
все однообразно доколе сказочки
сказываются, складываются отношения
в неволе обезьяны и коалы размножаются
растут цветы и прочие, пруды
заселяются зеркальными карпами
они отражают ненавистные органы
внешнего, кишечного неумолимой
реальности, насыщения страждущих
всасываются отслужившие, смешные
смышленые, важные и смешанные,
не во благо рта, мое упопованье
во благорты ревнование
кротов-благодетелей, червяков
суетобдительных, стихотворения
расчленения, не о них, сей стих
о разложении, о поникших овощах
реализовавших своё я сгнив
наконец, наконец-то конец
и призрачные недотыкомки
одесную, полосую лезвием
Тело, Тело мертвое, Тело данное
Тело приданное лезвия-жениха
скоростей несомый, страстью
восьмиглазых коров зрения
коронованных глупцов трупо-
трупненькое окоченение

XXIVC

она всю ночь летала во сне
и вернулась потом – в дерьмо
откуда полетела, видела всё
под ногами, а может между ног
светило светелка нетопырями
пьяными, орально, через рот
гнилого мякоть пошлого
проснулась очутилась, в земле
подруги закадычной червей
печеночный соплей, сосальщиков
жуков пресвяторавноубивальщиков
плакальщицы вопили, попы говорили
хоронили своё я, ласково теребя
волосы его тела, ногти росли
пушистая изюминка трупа.