Под холодным старым солнышком

1

Детство дальнее, счастливое,
небеса, себя синей.
Сочиненьице фальшивое,
а и с ним чуток теплей.

Под холодным старым солнышком
чуть теплее оттого –
что-то было там на донышке,
а теперь уж ничего.

2

Один, другой и третий грустный сон.
Осталось видно плакать лишь над снами.
Засох в восьмидесятых старый клён...
Я с новыми не цвёл под облаками.

Стук дятла, вскрой мне душу. Тук да тук.
Что есть еще там, деловитый дятел?
...Вон ласточка кругами. Круг да круг.
И яко благ... гляди, пока не спятил.

3

Годам прилично созерцание.
Чего нам, вправду, байки плесть.
Но света чистое мерцание
походит на благую весть.

И глупые слова, как зяблики,
всё в прутья бьются, бьются зря.
Как листья в октябре, кораблики
другого вовсе октября.

4

Кто-то в даль глядит весны,
всё ему впервые.
А кому-то снятся сны
тяжкие, немые.
 
Всё опять, опять, опять,
на судьбу похоже –
и о них не рассказать
небу и прохожим.

Где прервется благодать,
свет ее и мука,
об ином ли там молчать?
Тут - нельзя из круга.

5

Где-то вальсы пляшут венцы,
где-то сам я прежде жил...
 – Жаль земного поселенца, –
Баратынский говорил.
 
Жизнь  –  она пустой набросок.
Кто-то кинул в смех, спеша.
Всё ж небесный  недоносок,
он не вошь, моя душа.

Ну ж, прислушайся – крылатый
в вышине раздался вздох –
там несчастно и богато
он взохнул. А может, Бог.

6

___________________М. Р.

Всё знакомо. Обрыдло пялиться.
Раздражает привычный вид.
Стих на глиняных ножках валится,
он, как пьяница, не стоит.

Протрубить труба не торопится -
толку что ль кто ждет от невежд?
Кто-то скажет: рифмуй, что копится,
без пустых обходясь надежд.

И представит свое, умелое,
поглядев со скукой в окно.
И опомнишься: что я делаю?
Как же, Боже мой, всё смешно!

7

Глядит судьба из строк убогих,
глядит и просит тишины,
и тут не до оценок строгих
и, уважения полны,

внимаем. Фарс, столоверченье,
но пусть и нам простят грехи...
Хоть и бывают исключенья,
все драмы больше, чем стихи.

8

Всю ночь кричали петухи,
да было то не с нами.
Мы чьи-то слушали стихи
из уваженья к драме.

Мы праведно глядели в ночь
и было нам уныло,
когда ласкать уже невмочь
другим, счастливым, было.


Прим. "Всю ночь кричали петухи",
"Когда ласкать уже невмочь" - строчки Окуджавы

9

День за днем чего-то ждал,
были сладки миражи.
А когда б совсем не врал,
то совсем бы и не жил.

Эти выкладки просты.
Их зови хоть хлам, хоть храм.
А фальшивил что – прости:
я ж не равен был богам.

10

Мой наветик

Все похожи на царей:
чем светлей – тем нетерпимей.
Катя, мужа не убей!
Дамы все... Потемкин с ними!

Благороднее, чем есть,
друг пред другом притворяясь...
В мутный час наветы плесть
любит всякий, улыбаясь.

11

Есть мнение...

Косят косы, пока росы.
Сгинет косарь сам в дыму,
улетит за дальни плёсы –
перехватит дух кому?

Кто взгрустнет хотя бы малость,
чей  услышишь стон и  крик?
Гений щедр к себе на жалость,
сын твой, Трифон, не велик.

Всё невечное сгорает,
наступает новый день.
Он совсем-совсем  не знает,
чем измерить эту хрень.

12

________________поэту Х

И смыслу и объему много,
как в деле чьем-нибудь – страниц,
и он таинственнее Бога
по мненью самых разных лиц,

и речь его холодновата,
и глубока, и высока.
Ах, что за стать у старика –
Сократ!  Иль... косит под Сократа?

***
Воскликнет: «Я твоя!
Бери, мой друг свободный!»
«Часть речи – скажет – я,
поэтому холодный.»

13

Что помнить о червях,
тем более весною?
Уж лучше о делах!
А впрочем, все пустое.

Глянь, наc почти уж нет.
Лишь вот он настоящий
весенний чистый свет,
влекущий и манящий.

Что, Гамлет, ворошить
распадки перегноя?
Не нам, а юным жить
и постигать земное...

14

Эта нежная поэма,
эта жизнь больших сердец...
...Всё ж богема есть богема,
утаил певец конец:
 
Как за песни золотые,
за мильоны алых роз,
за цветы те дорогие
получил художник в нос.

Получил от нежной девы
в нежный месяц – месяц май
под счастливые напевы
про любовь, стихи и рай.


15

Минувший день – он прожит.
Каков его итог?
...Все эпосы, быть может,
один сплошной подлог.

Но что-то – несомненно.
Наткнешься – обожжет.
Внезапно совершенно,
как стих
иль звездный свод.

16

Воля тихо становится болью,
облака уплывают за лес.
Хорошо на церковном подворье
вдруг с тоскою подумает бес.

Хорошо на подворье церковном
он подумает, скорбен и тих.
И не так уж мы, бесы, греховны, –
только чуть лишь побольше других...

Так подумает он на закате
и вздохнет, не грозя, не разя.
...И больной усмехнется в палате:
«ничего уж исправить нельзя.»

17

Воды реченьки, полные разума
струи вечные, речи вино...
За какими-то странными фразами
брел и брел ты когда-то давно.
 
В незнакомую даль заоконную
так дорога вилась далека,
и тянулась к Андрею Платонову,
как к Святому Писанью рука.

И неблизких, и близких, и родственных
перед взглядом вставали пути...
Там твой храм... И избушка на собственных,
не на курьих... На курьих почти.

18

На доске полусгнившей скамейки,
на единственной рейке ее,
средь судьбы своей, узкоколейки,
неужели всё, мыслишь, гнильё?

Кто ты есть? И глядишь за кулисы.
А вокруг тебя – южная ночь
и счастливые два кипариса, –
воду в ступе чего им толочь...

19

Глухая одинокая душа,
мала для Чехова, скучна для Метерлинка,
и темень, снегопадами шурша,
как тихий пес ложится у ботинка.
 
Снижается снежинка. Гаснет свет.
В чужой квартире звякает посуда.
Жила она. Была она. И нет...
А может есть, да не видать отсюда.

20

Всё – опасения вялые,
тусклые – что ещё есть?
Твари несчастные, малые,
что позабыли вы здесь?

Всё – безразличье осеннее.
И никуда не сверни.
Цель бытия – опасение.
Панцирь – улитку храни!

21

На небе сладко, как на пасеке.
Поэт окончит путь земной,
едва усоп - и сразу в классики.
Специальный рай -
ложись и пой.

А мы живём себе, надеемся,
чего-то ЗДЕСЬ с тобою ждём.
И всё седеем и седеем всё,
как речка, покрываясь льдом.