Тридцатая осень

 ТРИДЦАТАЯ ОСЕНЬ

1
Этой ночью был явственно слышен
смутный шорох в забытом саду.
Раздевая нелюбящих вишен,
ветер плакал у всех на виду,

проклинал свою старость и сирость
неизменных, как мы, октябрей...
А наутро холодная сырость
повстречала тебя у дверей.

Ты не смеешь, как ветер, заплакать,
ты живешь в самодельном раю.
Остудила осенняя слякоть
ненасытную душу твою.

Отзываются давней тоскою
чьи-то лица, слова, имена,
но за вечную милость покоя
ты уже расплатился сполна...

2
Бродит осень безбедным хозяином,
но тревожно рябина красна.
Целый день по забытым окраинам
провожает тебя тишина.

И от духа рябинного, горького
и слабей, и больней забытье.
В переулках осеннего города
остывает дыханье твое.

Дни былые годами уменьшены,
но, скользнувший к тебе из-за туч,
словно взгляд невернувшейся женщины,
жгуч и холоден солнечный луч.

 
3
Когда на холодные воды
покорно слетает листва,
недоброе чувство свободы,
как дым, наполняет слова.

И в яркости красок осенних
печать отчужденья видней
от летних смешных потрясений,
влюбленных томительных дней.

Октябрьская вольная воля
горька, как сухая трава.
Молчит равнодушное поле.
От ветра гудит голова.

По осени годы считая,
в прозрачную, праздную даль
уносит последняя стая
последнюю нашу печаль.

4.
Ад воздушного замка и рай в шалаше,
Божий мир на серебряном блюде.
Словно палые листья, шуршат по душе
непутевые добрые люди.

От надежды на веру
       к любви от ума
провела хлопотунья-природа,
и уже забредали в твои закрома
собиратели черного меда.

Все прозрачней и суше осенняя мысль,
ожидание белого света,
и все дальше и дальше уходит за мыс
алый парус недолгого лета.
1984—1986