Исчез!

Белый, белый, белый труп,
Коридор на трупе,
С каждым ударом светлеет сруб,
Значит не нужно плоти.

Холоднее резать прутом мяса воздух,
Нет, холоднее воздуха прут!

Пористый жиром – жирные поры,
Склизкие стёкла очков,
Я не смотрю на твои картавые руки – отворачиваю в ногти внезапного тела лицо.

И где играют внезапный ужас,
Сироп из светлых волос,
Размахивать подключичкой-сукой,
Шаркают хронической усмешкой миазмы в голубые глаза, колесо.

Лифт ложится в постель под высоким давленьем,
И весёлым пером чёрные Эдельвейсы хирургов потеют,
При такой худобе я не знаком с последним,
Сэндвичи делать так часто – ножны в голосах с кровью, там, где блевотиной радость, тлея, зондом немеет.

С ними в асфальт молиться сквозь поляризованное стекло,
Я не удивлён, что ты красивый, красивой формы анемия-лоно
(Пройти позволь!) из носа,
глаз, ушей, прямой кишки и космоса,
медленной формы,
рвущийся струйками гранит мечты на маслобойку,
отпил немного,
и сталь пахла, пахнет, и распахать толщу земли талым солнцем,
чрез шрамы девушки у окна уснуть так высоко,
так Высоко,
Из тех, кто Высоко!
Темно!
Исчез!

[../../..]