Из одной семейной хроники

Вечер тёмный, почти осенний,
Баба Варя стоит без света
Перед образом на коленях,
И молитва её - про деток:
Клавы вот уже год как нету,
Гриша? Гриша - в Канаде где-то,
А заплачет о младшей - Лене.
Не всегда красота подарком,
Треплют Ленино имя тётки,
Дед свалился опять с инфарктом,
И в детдоме Маша – сироткой.

Кабы дедушка не был болен …
Взять бы Машу, да кто позволит,
Гриша мог бы, да где он Гриша?
Если только Клавиной Оле …
И письмо баба-Варя пишет.
Ночь к утру, а в письме три слова:
"Как живёте" да "всем привет",
Не напишешь же, что здоровы,
Если Ленка в запое снова,
И весь год по больницам дед.

Не подскажет, молчит икона,
Тоже старая и слепая,
«Лучше завтра, по телефону», -
Бабка думает, засыпая,
Утро будит надсадным звоном
Из больницы – нет больше деда,
Всем отправила телеграммы,
«Умер дед. Приезжайте в среду».
И звонок от Оли – приеду,
И от Гриши вечером: «Мама,
Не успею», - и к прочим бедам,
Ленки нет ни духу, ни следу.

Из родных - две сестры и Ольга,
Рассказать бы ей правду надо,
Только как о таком неладном?
И молчит баба-Варя долго,
В пол уставившись тусклым взглядом.
Но сказала, собравшись духом:
«Ленка пьёт, и в детдоме Маша,
Мне ее не дадут – старуха,
Ты одна тут из всех, из наших»,
И опять замолчала глухо.


Год тяжелый выдался Оле
Волокита, суды, опека,
Шутка ль – выпустить человека,
В неизвестность из-под контроля.

Баба-Варя гордится внучкой,
И малая теперь не брошена,
И порою почти довольна -
Вот ведь жизнь какая хорошая,
Только Ленка побитой сучкой,
Дочку вспомнив, с похмелья воет.
Только что-то ночами Маша,
Тоже плачет, скрывая слёзы,
И кричит надсадно и страшно,
И качается в странной позе,
Обхватив ручонками спину,
Два часа ничего не слыша.
Гриша – врач, показать бы Грише,
Или в область свозить. Машину
Уж купили, пора бы что ли,
Но об этом не скажешь Оле,
Вновь сорвётся - молчать бы надо,
Что-то снова, видать, неладно.

Собирается Оля замуж,
Парень так себе, если честно,
И в деревне такого хама
Поискать, но Ольга - невеста,
Для неё он самый-рассамый.
И к тому же дитёнок в брюхе.
Будет свой, а Машу куда же?
Только лучше молчать старухе,
Всё равно ничего не скажут.

И без слов поняла – не любят,
Да теперь никуда не деться,
Хоть и ноет ночами сердце,
Слово скажешь – припомнят Ленку .
Маша как-то шампуня тюбик,
В ванной выдавила на стенку,
Ольга врезала полотенцем,
Вкось по ножке выше коленки,
Как же будет потом, с младенцем?

Лето кончилось – отгостили,
Расставанье – скребком по коже,
Зять сидел, на хряка похожий,
Ольга бегала-суетилась,
Маша тихо руку схватила
И глядела в тоске бесслёзной,
И заплакала – слишком поздно,
И машина прочь покатилась

***
Я не знаю, что сталось с Машей,
Нет следов, и адрес потерян,
Иногда в хорошее верю,
Только чаще мне просто страшно.