Маленькая печальная история из жизни

«Наш мир устроен необычно –
Коль рождены мы на веку,
То о себе и счастье личном
Переживать обречены,
И искренне эгоистичны,
О страждущих не помня на бегу»


Я вспоминаю вчерашний день – день твоих похорон.
Ты был безмятежен, бледен и как-то особенно красив, какой-то необычной, таинственной, неизвестной мне ранее красотой. Ты стал вечностью, и, наверное, это она преобразила тебя. Я не могла смотреть на тебя без слёз. Но они катились из глаз скорее механически, сами по себе, я ничего для этого не делала, и почти ничего не чувствовала, только думала о тебе, непрерывно, о том, что вижу тебя в последний раз, и очень скоро ты будешь предан земле – всё так, как ты хотел: ты получил смерть, смерть получила тебя.
Как всё верно – до несоизмеримости, до тошноты.
Как всё просто – настолько, что не укладывается у меня в голове.
Несколько дней назад мы сидели на скамейке в парке и болтали о какой-то, казалось бы, сущей ерунде, о чём-то глупом и ненужном. Впрочем, помимо этого мы успели обсудить несколько довольно важных вещей – как, например, то, что мир – это удивительная штука, что всё закономерно и, рано или поздно, мы узнаем, для чего всё это было придумано, для чего всё это было нужно.
Ты сказал, что в последнее время много плакал, и не из жалости к себе и своей болезни, а скорее ради самих слёз. Слёзы – как способ очищения, раскаяние за какие-либо проступки, облегчающее последние дни существования на земле. А ведь признаться в мужских слезах непросто. Ты умел признаваться во всём и всегда отличался удивительной откровенностью, умением называть вещи своими именами, ну и, конечно, уникальным неповторимым чувством юмора.
Таких людей больше нет. А я знала тебя. Я в любой момент могла увидеться с тобой и обсудить какую-либо проблему. Проблема. Ха-ха, как теперь это по-идиотски звучит. Да какие у меня вообще могли быть проблемы, глядя на тебя и твою жизнь.
Тепрение, выносливость, мужество – три твоих излюбленных добродетели.
И вот теперь, когда всё закончилось – ты мёртв, а я стою возле твоего бездыханного тела, молча роняю слёзы на пол, не сводя с тебя глаз, изо всех сил стараясь запомнить тебя – твои руки, смиренно лежащие на животе, плотно закрытые глаза на бледно-жёлтом лице, не выражавшем ни тени страдания, а ведь именно страданий тебе с лихвой перепало в этой жизни земной – все они остались внутри тебя, и немножечко внутри меня.
Ах, как же ты бываешь изменчива, память. Но сегодня ты удивляешь меня.
«Появилось непреодолимое желание обнять тебя, прикоснуться к тебе», - написал ты мне спустя некоторое время после наше первой встречи.
«Мне хорошо с тобой, без тебя –думаю о тебе, хочу видеть тебя рядом с собой в постели. Предлагаю отменить завтрашнюю встречу. Мне будет неловко», - так мог написать только ты.
И вот теперь мне захотелось обнять тебя, крепко и продолжительно, прижаться к тебе всем телом… Но я не могу сделать это, как не могла при твоей жизни, так не могу и по окончании её.
Проклятый диагноз. «Проживёшь не более двух лет», - сказали врачи семнадцатилетнему юноше. А ты прожил десять.
Я смотрю на тебя, умиротворённого, а в памяти проносятся мгновения наших встреч, осколки фраз, вспышки взглядов. Вспоминается самая первая встреча. Она произошла, когда ты был уже смертельно болен. И, конечно, была особенной и положила начало последующему множеству встреч.
Как ты потом с улыбкой вспоминал: «…Мы подошли друг к другу, и моя бородка оказалась в твоих руках – это второй случай в моей жизни, когда вот так бесцеремонно без спроса человек трогает мою бородку, пользуясь лишь тем, что владелец её находится в минутном, а то даже и секундном замешательстве»
У тебя тогда была длинная необычная бородка, да ты вообще казался мне необычным, не похожим на других, особенным. Про болезнь я знала сразу, но практически не заводила разговор на эту тему, не желая скоротечные минуты нашего общения омрачать твоей несовершенностью. Да какая там несовершенность – ты был совершеннее многих и многих людей на земле.
Невыносимо писать о тебе в прошедшем времени. Несусветная несправедливость. Несколько дней назад ты полноправно считался живым, а теперь ты мёртв. Безумство жизни. Бездна. Абсурд.
Я вспоминаю вчерашний день, и думать о будущем мне не просто тяжело, сколько мерзко и противно, словно я предаю тебя и прошлое, в котором ты оставил след, в котором ты мог счастливо смеяться над моими шутками, вопреки страшному недугу, побороть который тебе не удастся. Ты знал это лучше других, жил с этим, и бывал весел и беспечен так часто, насколько мог.
Я помню твой голос. Он тоже отличался от прочих других голосов, и его я могла бы узнать из тысячи других. Он был твоим – протяжным, неторопливым, разборчивым, как бы дробящим предложения на слова, слова на звуки.
Я стою возле тебя... Стало казаться, что это длится нескончаемо долго, но от этого ничуть не устаёшь, наоборот – готова стоять как можно дольше, лишь бы оттянуть время, ибо в гробу лежит дорогое мне тело. И только души в нём уже нет.
Но вот в памяти звучит тревожный звонок – он спешит оповестить меня о трагедии, которая унесла твою жизнь, о том, что тебя больше нет… Нет! Я не сразу поняла, что произошло – голос твоей сестры вперемешку со слезами дрожал и срывался.
А потом время остановилось. И началась жизнь без тебя. Она была наполнена слезами, сердечной болью и бессонными ночами в ожидании дня твоих похорон. И вот этот день наступил, как и прочие другие дни: шёл дождь, люди попрятались под зонты, торопясь на работу, а я… Я шла на несгибаемых ватных ногах к моргу – там было назначено судьбой наше последнее свидание с тобой. Я несла тебе шестнадцать бордовых роз, вспоминая, как совсем недавно я бежала к тебе в центр переливания крови с букетом из трёх белых роз, и отчаянно жалела, что на этот раз всё иначе. Я шла, проклиная дождь и лужи, и всё на свете, и смерть в том числе, ибо она не просто неизбежна, она ещё и неизменна, необратима, и на этот раз она отняла у меня друга, а вместе с ним и кусочек меня самой. Что-то будто умерло где-то во мне, и внутри навсегда поселилась печаль.
«Ну, Инга, ты понимаешь…, - звучат в голове мои мысли твоим голосом, - Я просто не мог больше мучиться. Я устал. Так будет лучше, крошка, так будет лучше для всех»
«Выходит, смерть лучше жизни? Бред! Не хочу! Не могу!», - мучительно долго иду до морга, не прекращая ни на минуту думать о случившемся. Вспоминаю твою улыбку, и мозг сопротивляется принимать эту низкую правду.
«Лето заканчивается, Димочка, вот, дожди начались…», - слёзы ручьём, в руке свечка, мысленно разговариваю с тобой. Чувствую, что ты был бы решительно против столь обильных слёз.
«Улыбнись, малышка, покажи красивые зубки», - я больше никогда не услышу эту излюбленную твою фразу. А помнишь, я отправила тебе смс-сообщение, не поленилась, написала тебе припев из песни Земфиры, которая написана словно про нас: «Прошу тебя, не умирай, или мне придётся тоже. Ты, конечно, сразу в рай, а я не думаю, что тоже. Хочешь?» Ты отшутился, что у тебя аллергия на апельсины, да и мандарины, в общем-то, лучше. А сейчас ты лежишь, недвижим, смирен, а я совершенно живая, как прежде, только обессиленная этой своей новой потерей – потерей тебя.
Как описать весь ужас с момента страшнейшего известия до настоящего времени, какими словами выразить боль и негодование?! Не смотря на длительность твоей болезни, удар был внезапным, и сильно подкосил меня – я упала на кровать, сжавшись в нервный комок вселенскго плача, а весь мир свернулся внутри меня судорожными всхлипываниями и протяжными завываниями.
Я вспоминаю вчерашний день – день твоих похорон. Я до последнего отказывалась верить в твою гибель, я до последнего надеялась, что ты дёрнешь глазом, пошевелишься или подмигнёшь мне, и тогда я, наконец, смогу выкинуть весь этот хлам из головы про твою смерть, про похороны и прочую чепуху, и мы будем долго смеяться, радуясь тому, что всё же сумели противостоять смерти, и она оказалась бессильна на этот раз.
Почему же ничего подобного не происходит? Почему ты лежишь так, словно всё это правда – твоя смерть и твои предстоящие похороны?!
Почему? Почему мы должны опустить тебя в землю и закидать землёй? Как это глупо и нелепо! Но выбора нет. И мы едем на кладбище с гробом, в котором всё, что осталось от тебя – человека, за пять лет ставшего мне братом, пусть не по крови, но по духу.
Стоим по уши в грязи, ждём, когда выроют яму для тебя. Слёзы твоей матери и сестры скупее моих – они всё выплакали намного раньше. Я же навёрстывала упущенное, и весьма успешно – глаза распухли, тушь растеклась по лицу – такой бы я тебе точно не понравилась. Но эта мысль меня мало тревожит. Я изо всех сил пыталась понять, как теперь жить без тебя, как пережить утрату, чем заполнить образовавшуюся пустоту, где взять такого же волшебного человека, как ты?!
Ты не был ни моим мужем, ни отцом моих детей, нас не связывало кровное родство. Но ты был человеком, понимающим меня с полуслова, человеком, читающим мои мысли, чувствующим меня на расстоянии. Ты был удивительным человеком – человеком, который меня любил – тихо и спокойно, наслаждаясь общением, в процессе которого, словно издалека, украдкой, любовался мной, радуясь возможности беспрепятственно видеть меня. А я? Прочувствовать тебя окончательно я могу только сейчас, когда ты уже безвозвратно ушёл. Странное дело – ты первый мужчина вот так дерзко оставивший, бросивший меня… Сколько было времени у нас? Пять лет. Много или мало? Я не могу понять. Но я точно знаю, что второго такого – непритворного, истинного, искреннего, чувственного человека я в своей жизни не встречу, ибо до двадцати лет жизни друзья находятся сами по себе, а после двадцати – уходят, и многие из них уходят туда, откуда возврата нет.
Меня убивает твоё спокойствие!!! Пожалуйста, сделай что-нибудь! Что угодно! Заклинаю! Умоляю! Приказываю тебе!
Всё тщетно. Тебя больше нет, как нет прежней меня. Я стала другой. Теперь я человек, потерявший другого человека навсегда. И это так же неизменно, как и то, что ты мёртв.
Я вспоминаю вчерашний день – день твоих похорон.

       __________________________________________

27 августа 2008 г.
Инга Давыдова

Так пишет, чувствует и думает человек, который находится в обусловленном состоянии сознания, который ненадолго забыл о природе вечной души, который думает, что мы что-то можем потерять в этом мире, в мире, где нам не принадлежит ничего, тем более тело. Потому что всё здесь принадлежит только Ему - Верховной личности Бога. Дорогие друзья. Когда вы страдаете, помните, что это страдает никто иной, как Ваше ложное эго, которое всегда уводит от состояния "здесь и сейчас" и ввергает в неосознанность. Но разве мы здесь для этого? Нет. Мы здесь для того, чтобы проснуться, очнуться от сна, перестать спать, оглядеться и восхититься творениями Бога.