Пепел Клааса

Здравствуй, дeдa,
Здравствуй, Бельц Адам Адамович!
Я нашла тебя, в тридцать восьмом году в Сибирь
Как зэка в зону сосланного.
Я – твоя внучатая племянница,
И прабабушка моя –
Твоя родная тётушка,
Твоего отца сестра родная.

Как же, дeдa,
Нам с тобою познакомиться?
Между нами времена и расстояния.
Может быть,
Пересеклись в пространстве
Наших судеб ломаные линии,
Но они по фазе не совпали,
Разница в полсотни лет,
Как минимум.

Шла послевоенная година;
Жизни моей слабенькая искорка
Только начинала разгораться.
Ты в то время был
Под Красноярском в Канске.
A в сорок девятом, дeдa мой,
Тебя не стало.

Открываются деянья
Преступлений сталинских.
На российских интернетовских
Страницах пишут: „Новое в истории“,
Документы открывая старые
И воспоминанья очевидцев.

Но глухою тайною окутано
Всё, что в гoды эти моим близким выпало.

Папа, дядя,
Дедушка и прадед,
Сильные, красивые мужчины
Были заключёнными Гулага.
Всем досталось места
На тюремных нарах, но не все
Оттуда возвратились.
Папе одному лишь посчастливилось,
Только он молчал и не рассказывал.

Я росла и ничего не знала.
Безмятежно дни летели школьные.
Я контрольные писала на пятёрки,
В клуб ходила экспедиционный,
До упаду танцевала там с девчонками,
Старшеклассницей с отцом
Кружилась в вихре вальса, и геологов
Чарльстону обучала модному.

…Я читала мнoгo по истории,
Kнигa у меня была об Уленшпигeле,
О средневековой
Инквизиции, о кострах,
Пылающих по Фландрии,
О загубленных невинных людях.
Сердце Клааса взывало
К мщению, пепел его
Бился в память сына…

Поступать поехала
В геологоразведочный
Юности моей кумирам следуя.

Я была студенткою весёлой,
В Родине своей души не чаяла.
Я Москву любила бесконечно,
Стен кремлёвских зубчатые тени,
Институт наш на Манежной Площади
В корпусах старинной alma mater;
И любила песни под гитару.

Ах, какие нам певали песни!
И одна из них запала в душу.
Пелось в ней о воркутинских шахтах,
Об угле, кровью зэка политом
И горящем синим жарким пламенем,
О беззубых почернелых лицах,
О пурге над стылыми могилами.

... Много-много лет спустя,
Пришла амнистия.
И живых, и не живых простили.
Было моему отцу тогда
Уже под восемьдесят,
А в тридцать восьмом году –
Двадцать четыре.
Справочка пришла
На плохонькой бумажке,
Что он жертвой был,
Чтo реабилитирован.

Дни его к закату близились.
Всё-таки он был провидец.
Сколько было у него
Терпенья, выдержки.
Рассказал отец о пережитом.
О семье своей, корнях сожжённых.
И о дяде, Бельц Адам Адамыче.

Харьковский известнейший профессор,
Военврач, хирург, науки слава.
... Подкатила чёрная маруся,
Оказался за колючей проволокой.
Без семьи, без права переписки,
С 58-ой статьёй расхожей.
Дeдa, давший клятву Гиппократа,
Был шпионом и врагом народа.

В детстве я мечтала стать
Нейрохирургом.
С увлечением учила анатомию.
Если б дeдa мой в живых остался,
Если б живы были
Все отцовы родственники,
Всё иначе бы могло сложиться.

К дeдy в Харьков
Ездила бы на каникулы,
В университетской клинике его
Прошла бы практику.
И я внукам бы своим рассказывала,
Как училась в Первом медицинском,
И как в Харькове я дeдy ассистировала,
Как мы с дeдoм вместе
Оперировали.

Что ж ты, Родина моя,
Со всеми нами сделала,
Что ж ты натворила, Родина ?
Может быть, ты всё-таки опомнишься,
За десятков миллионов жизнь раскаешься?
И сынов и дочерей твоих,
По всей Земле разметанных,
Примешь, наконец в свои объятия.
 
Перед вечностью
В бессильном я отчаянии.
Что утрачено, тому уже не сбыться.
Но не может сердце успокоиться,
И горит, и ноет оно раною.
Где вы, все отцовы родственники?
Ни один из вас меня не знает.

... Не остыли угли инквизиции.
Красною водицей снег подтаял,
От костров багровый свет ложится.
Пепел Клааса взывает к памяти,
В моё сердце прах его стучится.

       Сентябрь 2006
       Essen