Смертельная охота на дикого вепря

           ПРОЛОГ

В известной стране, а не то чтобы в некой,
в тамбовских лесах в незапамятном веке
ещё не стеснённые в дебрях людьми
водились во множестве дикие вепри.

Охоту любя, в эти самые дебри
пришли как-то люди, причём, не одни –
с большими собаками. Псов не корми –
дай лишь погоняться по лесу за зверем.
И зверь в своей жизни уж не был уверен…
                 .           .           .

Ходи в новичках, иль хоть жизнь положи ты
на будни охотничьи, но всё равно
над всем властен Случай, коль так суждено.

…Загон был недолгим, и страх неизжитый
погнал кабана сквозь подлесок густой.
Матёрый, преследуем сворой несытой,
отчаянно вышел на всадников строй.

Князь с собственным братом и пёстрою свитой
прохлопали миг: только что был пустой
просвет за поляной, и вдруг чёрным чёртом
стремительно вынесся яростный зверь.
Стрелки не пустили в ход ружья, с учётом
того, что всегда и бесспорны теперь
у князя права на охотничью схватку –
к примеру, рогатиной в бок под лопатку.
Конечно же зверя, коль всё выйдет гладко,
и пуля возьмёт, но копьём-то славней…

Царь или не царь это диких свиней,
но ростом он был покрупнее телёнка.
Заржала под князем испуганно громко,
шарахнулась лошадь, и разве кто ждал,
что лошадь споткнётся! Пусть князь был удал,

а всё ж оказался к земле припечатан
всем весом упавшей кобылы своей.
Поблизости брат лишь… и что-то кричат им
бояре и слуги: скорей, мол, скорей…

А вепрь – вот он рядом! Клыки смертоносны!
«Стреляй!» – это брату кричит уж сам князь.
Но в жизни разлады их были несносны,
и братец теперь, нарочито стремясь

тянуть дольше время, не целился в зверя.
Он выстрелил всё же, но… лошади в лоб,
когда та пыталась, как можно резвее,
подняться. Последнее ржанье взахлёб

и… кончено. Вепрь перенёс свою ярость
с кобылы на князя – кобыла мертва.
До князя ему оставалось лишь малость,
клыками достать чтоб – лишь миг или два.

С притворной досадою взвыл: «Эх, промазал»! –
безжалостный братец. А князь, вереща,
свободной рукой лихорадочно лазал,
подручное средство защиты ища.

Кабан, нависая над жертвой лежащей,
клыки обагрил уже в конской крови…

Из ступора выйдя, боярин ближайший,
своей не щадя удалой головы,
с седла перепрыгнул на спину кабанью,
и нож стал посредником в стычке двух тел.

Кабан не владел человеческой бранью,
но выразить всё же предсмертно успел
пронзительным визгом всю горечь досады.
Какой же вожак он кабаньего стада,
коль в долю минуты ножом у него
отняли победу и жизнь заодно!?

Хлебнул впечатлений сам князь до отвала,
лошадкой и страхом помят не слегка…

Так шёл человеческий фактор, бывало,
бок о бок с охотой, считая века.

Запомнился князю кабан невезучий.
Кабаньи клыки взял боярин, как приз…

А вот вам из нашего времени случай.
И вовсе не драма, коль вы не «Грин пис».