в Севастополь

Поезд

Я часто бываю груб. Иногда моя девочка говорит, что с чужими я более вежлив, чем с родными. Она, пожалуй, права. Но вежливость и любовь – разные вещи. И я тоже прав. Возможно, вежливость для меня, как бастион, за которым меня не достать. Только не надо думать, что я играю или вежливость моя лецимерна. Если хочешь иметь надежную оборону, ее нужно строить на прочном основании, а самая надежная основа это правда. В пути надежная оборона приобретает особое значение. Случается всякое и не стоит раскрывать себя перед первым встречным, но и отталкивать от себя угрюмостью встречающихся по пути людей тоже не стоит. Порой видишь, человек хороший, и все равно остаешься настороже, скрывая от него, кто ты и оставляя снаружи только самое лучшее. Так и в этот раз…
Парень лет двадцати, неформал-позитивщик, которого в Севастополе уже ждала веселая компания… Говорить не о чем, но он не напрягает. И отец с дочкой семи лет. Со всеми вежлив, особенно с Викой – так зовут девочку.
Я всегда особенно вежлив с детьми.
Во-первых, я их боюсь... Один бог и, может, родная мама могут разобрать, когда они говорят всерьез, а когда шутят. Не понимаю, понятен ли им мой юмор... Иногда так и порываешься сказать что-то воспитательное, но вспоминаешь в этот момент себя, и приходит в голову мысль, что раз сам не пример для подражания, то вряд ли имеешь право кого-то воспитывать… Да и родители вполне могут не согласиться с лишним воспитателем… К тому же «привычкой» задавать всякие вопросы дети кого хочешь могут вывести на чистую воду, а я не хочу никакой «чистой воды», я в обороне.
Во-вторых, я боюсь за них... Бывает, когда они уже начинают утомлять своей чрезмерной непоседливостью, или задают разные «непосредственные» вопросы, я не могу их одернуть. Я не могу сказать им «нет» или «хватит». Я боюсь обидеть. Или выронишь, ненароком, «этакое» слово, а потом думаешь: «Зачем сказал? Может это слово его или ее как-то испортит, и ли, не дай бог, начнет повторять его…»
Поэтому с детьми я очень вежлив. Я всегда настороже. Стараюсь не болтать лишнего... Но мне легко быть с детьми вежливым, потому что я их люблю и потому что они самые лучшие люди на свете. Мне приятно о них заботиться и стараться быть впереди их желаний и радостно, когда они мою заботу принимают.
Вика – шило. Двадцать четыре часа пути… мне кажется, онa не спала вовсе! Энергии через край! Я спросил у нее, где она ее берет, но, мне кажется, онa не поняла моего вопроса... Спросила сколько мне лет, как меня зовут, есть ли брат… В общем, все про меня узнала. Я взял у проводника печенье к чаю, предложил ей.
- Мама мне запретила у чужих что-то брать...
Очень серьезно ответила.
Я похвалил, сказал, что мне мама сказала тоже самое. Все смеялись…
Шило! Прыгает, бегает, гогочет во весь голос! Отец спокойный – понимает, что она ребенок, любит ее очень! Хороший отец, она его слушается. Мы сидим втроем ей улыбаемся: отец, потому что рад, потому что любит, мы с соседом, потому что ребенок, потому что шило.
Есть на свете люди, рядом с которыми я хочу показаться лучше чем я есть, потому что хочу стать лучше, чем я есть… Тогда я стараюсь сделать им что-то хорошее, как бы в знак благодарности за то, они вызвали во мне такое редкое и безусловно положительно желание… Сделал Вике бумажную розу. Она так обрадовалась, что двадцать секунд молчала и даже не прыгала и не бегала! Я улыбаюсь и смотрю на нее... Я люблю, когда детям хорошо. Просила показать, как сделал. Сделал еще одну… Сказал, что третью будет делать сама (я воспитатель). Сделали вместе еще две… Десять минут сидела тихо и не лазила по полкам… Отец доволен. Я вежлив… Показала розы всему вагону. Ушла в соседнее купе играть с мальчишкой лет восьми в карты. Перегибаясь через стенку, во весь голос докладывала отцу про победы:
- Пап, 9:4!! Я опять победила!!!
Лазила со своим новым другом наперегонки на вторую полку, два раза обогнала, больше он не захотел.
Устала. Предложил ей порисовать. Рисовали поезд и лягушек. Потом, складывали цифры до десяти… Отец доволен, я вежлив…
Убежала. Я сижу, читаю… через час вернулась, улеглась рядом задавать «всякие вопросы»... И такое я почувствовал с ее стороны доверие, что чуть не прослезился... Даже не стану описывать, те эмоции, которые я испытал, встретив такую открытую непосредственность и доброту!!!
Виктор, ее отец, помог мне в Севастополе с жильем и его друг отвез меня в мое новое пристанище на мыс Фиолент. Ехали все вместе. Виктор, Вика, Карина (его вторая дочка). По дороге болтали про погоду, шутили… Доехали быстро. Вика сказала мне: До свиданья, Саша!» Я сказал ей «До свиданья, Вика!» Все смеялись…
А я думал, дети – самые лучшие люди на свете!! Особенно, если «шило»…


Начало

Никогда не угадаешь, где окажешься завтра, если что-то внутри рвется в путь... И никогда не знаешь, где окажешься завтра, если ты уже в пути и вполне считаешь себя к нему готовым…
Собираясь за неделю, строишь планы, думаешь про маршрут, но дорога всегда внесет свои коррективы и в сумке окажутся лишние вещи или чего-то будет не хватать. Возможно, так происходит, потому что ложно уверен, будто знаешь, когда и чего захочешь, знаешь свои привычки. «Я себя знаю!» – это всегда звучит неубедительно... Я могу быть уверен только в одном, собираясь в путешествие – я не могу остаться. Это все. Оптимизм, рвение вперед, волнение, страх неизвестности – все это только мысли, мысли изменчивые и противоречивые. Скорее всего, песни, которые поешь, думая о путешествии, изменятся, как только поезд тронется, а может раньше, а может позже... Так или иначе, есть бесконечность разных людей, одни мечтают, другие собираются в дорогу, иные уже в пути, есть те, кто уже вернулся. И только путешествие собирает их вместе внутри тебя одного, и никогда не знаешь, что ожидать от них, разных и непредсказуемых.
Цель путешествия – разобрать собранные вместе мысли и желания, которые давно уже кажутся тебе полной кашей. И, наконец, нанизать последовательно эти рассыпавшиеся по жизни бусы маленьких я. И не важно, куда держишь путь, важно то чувство, которое можно испытать, только путешествуя, когда остаешься один на один со своими эмоциями в неизвестном. Когда я понимаю, что не могу остаться, я не думаю куда я еду, я скорее думаю «откуда» и выбираю место, из тех что предложили мне обстоятельства и личные предпочтения…
Севастополь. Этот выбор для меня вполне оправдан. Синоним мужества, стойкости, уверенности в победе не смотря ни на что. Сейчас моему спокойствию не хватает именно этого. Город-герой с бесконечно богатой и славной историей может стать арматурой в бетонной балке моего сердца.
Я был там. Когда идешь по этому городу каждый камень, своим примером, убеждает в твердости… Я не хочу долго точить карандаш, рассказывая про причины своего выбора, пытаясь на бумаге выразить то, о чем даже думать не можешь четко. Это тонкое и острое чувство тихой неудовлетворенности в себе самом, чувство, что город, прошедший великие испытания войной и вышедший победителем, на пока еще не известном уровне поможет обрести недостающие для уверенности силы. Кто-нибудь, возможно, сделает другой выбор, кто-то не станет об это даже думать (ведь есть же люди не любящие путешествовать и собирать каждую минуту и ситуацию самого себя в единое целое), кто-то, возможно, не нуждается в этом, у кого-то другой способ… Я выбор сделал. Я еду в Севастополь.


Севастополь

Зеленые улицы и ясное голубое летнее небо окутывают его белые стены, белую пристань, белые руины Херсонеса. Может, не зная его истории, гулял бы я по нему, по нешироким переулкам, ступеням с бетонными балясинами, мимо тихих домов, свесивших в зелень дворов кованные балконы, и как будто зовущих на свои стены мясистые плети плюща или лозу винограда, спускался бы с улицы на лицу и вновь поднимался, как челнок на легких волнах и думал, что иду по самому мирному городу Черноморского побережья.
Но я знаю что это не так, и, глядя на его карту, вижу, насколько грозно и крепко вцепился он углами кварталов, как напряженными клещами, за Севастопольскую бухту бескрайнего Черного Моря и, как потянувши за край одеяла, тащит его в сторону суши. И нет сомнений, что и море это тоже его – Севастопольское.
Спокойствие Севастополя это спокойствие человека, сделавшего великое дело и уставшего, но гордого за результат, присевшего отдохнуть.
Единственный город, удостоенный двух наград не за победы, но за оборону, за нескончаемую твердость духа и волю, даже в цепях поражения. Его победы, это победы страны, которой он принадлежал. Страны, которая боролась за него с той же страстью, с какой он защищал ее честь.
Так было до недавнего времени... Но если сегодня вглядеться в лицо его улиц внимательней, то станет понятно, что-то ушло...
То тут, то там замечает внимательный взгляд сухой, не срубленный вовремя плющ, как решеткой пытающийся скрыть кое-где треснутую штукатурку, то лестница, вдруг, стыдливо спрячет в нависших, неостриженных кустах треснутые перила, и голую арматуру балясин... А может, идя по Большой Морской, подумаешь, что не видно почти русских моряков...
Сиротой стоит город-герой Севастополь. И нет у него уже цели. Цели служить своей матери России, честь которой он защищал, поливая кровью и улицы, и бухту, и Малахов курган, и Сапун-Гору... и каждую пядь земли щедро отдавая жизни героев, рожденных ей самой и ради себя. Держит он за угол широкое одеяло моря и думает, то ли отдать, то ли оставить...
И роднит меня с этим городом вовсе не геройская слава, а то чувство неуверенности в завтра... и, приезжая сюда, я знаю, что он научит меня стойкости и расскажет, почему, не смотря на свою неуверенность, уверенно говорит он «не отдавать». Отстаивать не сомневаясь, не оглядываясь ни на разговоры разуверившихся в правде обывателей, ни на не решаемые вопросы, ни на недостаточную настойчивость тех, от кого она требуется. А я буду может и пылинкой, но пылинкой, в которой Севастополь может быть уверен. И пусть он также знает, что таких пылинок много, и мы должны дать ему надежду на возвращение, что бы снова с уверенностью тянул он в сторону матери своей России бездонную гладь Черного моря.

       Александр Корнеев
08.08.08-10.08.08.