Путешествие очарованных странников глава 13 и 14

Тринадцатая глава

Не нравится цифра тринадцать ни Ермолаю Топорищеву, ни Иоаннычу, и, более того, даже Мустафе Тургумбаевичу она не по душе почему-то. И вот надо же: случилась она в самый ответственный эзотерический момент встречи с неведомым прежде миром…. Так что на всякий случай… пропускаем эту странную главу с подозрительными цифрами.

Четырнадцатая глава

 Итак, перед тремя заезжими конкистадорами и их верным сухощавым санчо-пансой во всем величии предстала знаменитая и легендарная Скала Смерти.
Высоко-высоко над маленькой лодкой, лежащей среди текущей, словно темное стекло, речной воды, на самом краю скалистого обрыва неслышно шелестели хрупкие березки. Даже здесь, внизу, куда не доносилось ни звука, этот шелест был ощутим тем самым шестым чувством, о котором так любят писать стихи…
Скала представляла собой собственно не отдельно стоящий объект, а часть обрывистого берега Угрюм-реки. Словно древние потемневшие от времени каменные стены величественного замка, созданные самой природой, возвышалась эта обрывистая гряда над молчаливой темной рекой, в которой с зеркальной точностью отражалась и темно-зелёная лента хвойного леса, и летящие в опрокинутую бездну лазурного неба крахмально-белые облака…
Женька давно отключил движок, и моторку течением снесло уже довольно далеко от первоначального места – напротив Скалы Смерти. В Женькины слова о том, что глубина реки под скалой сорок семь метров – поверилось как-то сразу и всем. А какова высота обрыва в том месте – никто не решился предположить вслух. Ясно было лишь одно: она гораздо значительней речной глубины. Ни ветерка.
Но это здесь, у воды – ни ветерка. А там, высоко над головами друзей – продолжали шелестеть, словно плакать о чем-то своем, вечном, женском, тоненькие березки. Никто их не слышал. Но все это знали.
Тишина стояла такая, что каждому явственно слышался шум кровотока в собственной голове. И вдруг в этом самом внутреннем шуме Мустафа различил звуки древнего бубна и странный заунывный усыпляющий голос женщины, поющей на незнакомом, но отчего-то удивительно близком родном языке …
Синильга! Ты здесь! Ты рядом! Дух твой жив в этом невыразимо сказочном, изумительно красивом, затерянном во времени и пространстве таёжном мире…
 Движок лодки вновь заработал, так как слишком долгое пребывание в зависимости от речного течения могло быть чревато весьма неожиданными последствиями. Внимание Ермолая привлек покрытый галечником (а, значит, сухой!) отрезок берега. Дружно решили высадиться там - хотя бы для того, чтобы размять затекшие ноги.
Нелюдимый светлый обрывистый противоположный берег с каймой хвойного леса по самому верху вкупе со своим речным отражением диковинным образом напоминал сказочного тайменя, плывущего по ясному небу, наполовину реальному, а наполовину отраженному в быстротекущих водах.
Товарищи сошли на берег. Соловейчик от нечего делать начал пускать блинчики по воде. Ермолай, Ямальский и невольно-неразлучный со всеми тремя речной таксист вскоре присоединились к нему. Занятие уже почти обрело черты спортивного состязания, когда в разгаре сего высокоинтеллектуального развлечения Топорищев случайно сквозь солнце взглянул на бросаемый камушек и… обнаружил его прозрачность. Ямальский, обладавший некоторыми познаниями в минералогии, тут же пояснил, что в руках Ермолая оказался кусочек полудрагоценного камня – сердолика.
В глазах конкистадоров появился огонек заинтересованности. Вскоре в руках добытчиков появились новые самоцветы – агаты, халцедоны, яшмы, молочный кварц и желто-оранжевый сердолик. Увлеченные поисками сокровищ, они добровольно оказались жертвами сначала полуденной мошки, а затем могучего, но, к счастью, короткого, летнего ливня. Кстати, именно из-за него и порывистого ветра лодку едва не снесло течением.
Соловейчик тут же захныкал, запаниковал, и раздосадованные приятели возвратившись к своему плавсредству, повернули назад, курсом к тур-туровскому берегу.
Теперь они твердо решили, что пусть символически, но сегодня же поучаствуют в рыбалке. Мустафа объявил о таковом решении единственному туземцу, находящемуся в лодке, и все тут же с надеждой посмотрели на Евгения. Тот в ответ согласно кивнул. Ещё бы. А куда ему было деваться?