еще

Кажется, небо сломалось чуть – недотрога.
И красной паклей лужи мне плакали о боге.
Отвечали детские каракули нечестно,
Что здесь не место -
Молитвам, причитаниям лестным.
И о землю! Птицей – не обернуться что-то.
Терпеливо страницы заполняю зевотой
Ищу ответ, спускаясь с чердака пыльного,
«Зачем слабый всегда тянется к сильному??»
Сломаны часики: стрелки, циферблаты стерты
И кто был ласковым, потом кричал: «Пошла к черту!!1»
Царапалась в двери, срывала платье: - «Скажи мне?!»
Мне все прохожие как никогда стали чужими!
Машина сломана, цветок – давно увял.
И молодые скулы – обман, хитрых зеркал.
Одна, челка набок, держите – принцип,
НОсите узкие джинсы? А я все жду принца.
Скрестились оси, в нулях процесс шаткий
Кумир в алом мундире, и черной шапке.
Как некогда! Глаза черные, встревожены током,
Так случается, когда замолкают пророки.
Сыплются полосы, полюса, за руки взЯлись.
Девочка бросит нарочно с балкона физалис.
И я услышу, как внизу – растет трава.
Возьмусь за кисти тонкие, спустив рукава.
Бокалы звонкие полны развратом до края!
И каждый ждет, что именно с ним поиграют.
В кровать, в липкие стены и ловкими пальцами,
Сгребут в одну ладонь слабых скитальцев.
Каждый несчастный обязательно ищет подкову,
На вавилонской башне не разобрав ни слова
Контрольный выстрел рентгеном, куда рвануть?
Уже лавры одеты, бинтами стянута грудь.
«Я не могу быть богом! Я могу быть слабой!»
Насмешливо улицы лоснятся пабами.
Насмешливый и светофор, мигает глазом.
Такие смешные мысли, и люди – разные.
И все же тянутся к сильным, молят о пощаде,
О жалости. В ответ: потоки брани площадной.
Невесты ластятся к гениям, смазав курки маслом.
Последние стопы сбиты, последнее солнце угасло.
Калейдоскопы слова возвращают обратно.
От сестры к отцу, от жены – к брату.
Чреваты разлуками, и дырами в запястьях,
Клятвы в любви, этногенез, и другие счастья.
Авансом, пробивая своей гордости броню.
Проснулась, поблагодарила и принесла тройню.
И все же, почему одинокие сильные дети,
Идут одни к цели? Тут дело не в примете.
Связав руки, закрыв рот, в шапочках из фетра,
Павлины, плюют правдой, за километры.
Мадам - одну книгу прочтет еще,
И посчитает, что главное – не душа, а расчет.
А я с дурацким вопросом, зубами зажав раны,
Буду искать годами ответ на телеэкранах.
Рваный, потасканный, мой голос спит сладко,
С чужой надеждой в обнимку, да в чужой палатке.
И без оглядки, хотелось быть Брик Лилей,
Творца лет двадцать назад в салфетку не разлили!
И Айседорой, с утра печатать мужские повторы,
Но одиночество, братцы, ведет к концу скорому.
И я нашла в себе Бога, из прочей отравы.
Его на нитке вытащив, из своей оправы.
Вы правы, приклеив ценник на родной лик,
Можно и шепот свой слышать как истеричный крик.
Что я могу? Бумагу глупостью мучить,
Виртуозно курить, да разгонять тучи.
Случай, могу обернуть небесной манной,
Могу. Вызвать ярость, и покорить страны.
Спасибо. Я не хочу быть больше богом пленной,
Богом данной, да обейте же войлоком стены!
Стелите стеклами пол, да краны закройте!
Назад в будущее? Этап пройден.
Вино не станет изюмом, оно и так виноградное.
Завтра – полюбите друг друга, ладно?