Путешествие очарованных странников глава 11

Одиннадцатая глава
Дормидонтович представил компании будущего партнёра – их неутомимого шерпа, их Чингачгука и Пятницу в одном лице, впрочем, группа товарищей почему-то странно поглядела на почтенного юношу и молча проследовала на его жестянку. Юноша не первой свежести явно стушевался. Ровно ничего не понявший Гвидон Салтанов бодро помахал литераторам трудовыми мозолями и удалился на своем скакуне-«уазике».
Практически все трое одновременно узнали в представленном собранию индивиде своего недавнего теплоходного попутчика, славного дудинского таксиста Женьку. С одной лишь разницей: сегодня впервые перед почтенной публикой предстал действительно трезвый дудинский товарищ с французскими корнями.
Итак, все ясно, Женька, тот ещё перец, как минимум был жителем Тур-туру, а значит, возможно, все его разговоры насчет папы-француза, работы в такси, мести обиженной стюардески – в пользу бедных.
«Данила, который напился вчера, - из местных аборигенов. Он – мой сосед. Честное слово, я тут ни при чем. Куда изволите вас отвезти? Простите, мужики, я не знал, что вы – на самом деле писатели. Думал – гоните.»
Мужики выразительно молчали. Моторка отплыла от берега и направилась на самую середину вод, соединяющих две великие сибирские реки. То есть, группа просто плыла вдаль. У Мустафы нечаянно сработала внутричерепная коробка передач, и в его голове родилось музыкальное сопровождение их поездки: а именно – музыка Исаака Дунаевского к фильму «Дети капитана Гранта». Иоанныч, укутавший лицо и затылок в надежный накомарник цвета хаки – умиротворенно дремал на ветру, разогнавшем летучую насекомую нечисть. В своих круглых очочках сегодня он напоминал славного мечтательного жюльверновского Паганеля.
Когда лодка дошла до самой середины безграничного водного пространства, мрачноватый Топорищев мягко, но достаточно основательно, напомнил дону Эудженио, что Дормидонтович вообще-то обещал им сегодня рыбалку. Евгений покорно кивнул, и моторка направилась к берегу, противоположному великому северному Тур-туру.
Берег представлял собой жидкий песок и жидкую же грязь, местами постепенно густеющую. Бригада высадилась на эту благословенную сушу и, проваливаясь в кисельном полуберегу-полуреке, направилась к мельтешащим вдали побережья фигуркам рыбаков.
Там явно вытягивали на берег невод. Об этом можно было догадаться хотя бы по белоснежным тучам чаек, бдительно копошащимся неподалёку. Встретили их достаточно настороженно и прохладно: на рыбалке вряд ли кто рад лишнему глазу. Тем более, когда рыбачат на сеть.
Впрочем, по отрывистым злым репликам и, особенно, по физиономиям было и так понятно, что народ разочарован уловом. Пока рыбаки, тихо матерясь то ли на неудачный невод, то ли на нежданных пришельцев, выбирали из грязной сети скудную (на их взгляд) добычу и отбрасывали в сторону совсем уж недостойную мелочь, наша зондеркоманда разбрелась. Мустафа непрестанно щелкал фотоаппаратом, инфернальный Соловейчик бесцельно бродил в разные стороны вдоль кустов, а Ермолай увлеченно пересчитывал щучек и сижков, извлекаемых тружениками речных недр.
Идиллия закончилась, как только рыбаки начали оттаскивать сеть в свою лодку. Громадное облако чаек устремилось в то место, где остались на берегу отверженные профессионалами рыбьи трупики. Птиц было столько, что вся ситуация напоминала фрагмент из фильма ужасов «Птицы». Однако, в фильме никто не предупреждал, что самое неприятное в большом количестве птиц то, что они успевают опорожняться на лету.
Для дикой природы – это естественно и небезобразно. А вот для приезжих литераторов то же самое имело обратный эффект. То есть, им не понравилось. После первых же белых птичьих отметин все трое позорно бежали к спасительной моторке таксиста Евгения. Соловейчик при этом умудрился дважды споткнуться на бегу, запутавшись в собственных заплетающихся конечностях, и упасть накомарником в грязь.
Через пару минут молодка-торка позорно ретировалась с беспокойного берега. Но впереди любителей острых ощущений ожидали не менее захватывающие неприятности…
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ