Путешествие очарованных странников глава 9

Девятая глава
Небо пурпурное-розовое-золотое, небо лазурное. Глядишь на меня, о, небо, глядишь, не моргая, глядишь. Стройные, густые облака-брови твои текут, текут надо мной не уставая, не останавливаясь, текут они далеко-далеко, словно песня, текут, слова оставляют, в душу роняют они слова… А солнце встаёт над землёй, встаёт и встаёт, не заходит совсем, как бы ни прятался, куда бы ни убегал - никуда от него мне не деться. Играет громкое-звонкое солнце моё, играет пальцами своими на струнах прозрачных, на каплях летящих, на ресницах ливней, мохнатыми тёмными гусеницами ползущих по небу, играет, играет оно. И поёт, и поёт моё сердце, поёт отзываясь... О счастье, о несчастье, о жизни поёт.
Замечтался Мустафа, загрезил о чём-то своём, сугубом, поэтическом. Чуть было мимо магазина не проскочил. Время-то позднее. Мало что на улице светло, как днём: на дворе почти два часа ночи! Вожделенный магазин, к счастью, не закрыт. Однако, похоже, что водка есть, а купить не у кого. Тургумбаевич постоял и начал нетерпеливо постукивать по прилавку костяшками пальцев. Тишина. Постукивание костяшками стало более настойчивым. Люди-то в гостинице его ждут! Картошка стынет! Рыба гниёт!
Вдруг кто-то, словно прочитав его мысли, громко позвал: « Девушка! А, девушка!» Странно только, что голос раздавался почему-то с улицы. Ободрённый такой моральной поддержкой, Мустафа принялся стучать ещё энергичнее. Продавщица не появлялась, но её присутствие, как казалось теперь, ощущалось в воздухе.
«Девушка! Я тебя вижу!» - продолжал мужской голос, - «А, ну, вылезай!» Ямальский, побуждаемый голосом, непроизвольно попытался заглянуть под прилавок, правда, без особого успеха.
       «Девушка! Хорошая, славная девушка! Ну, иди, иди сюда!» Мустафа начал теряться в догадках. Почему девушка не хотела выходить? Может, боится этого голоса? Может, он ей чем-то угрожает? И вообще: кто он такой? Почему в магазин не заходит? А вдруг это из-за него здесь все попрятались? Может, надо милицию звать или «на помощь» кричать? Может быть, девушку обижают, и пора за неё заступиться? Ну, где же она, эта девушка, эта особа, которая зачем-то прячется в магазине в два часа ночи? А вдруг она что-нибудь натворила и теперь придется выступать свидетелем на суде? А вдруг ему соучастие припишут???
Мудрый опытный Мустафа осторожно двинулся к выходу. Ну, её, эту водку, совсем. Картошку можно и так поесть: голод не тётка. Тот же голос раздался уже совсем близко, почти за дверью: «Ну, иди сюда! Иди, глупенькая! Хочешь косточку? На, возьми, ешь! Хорошая, хорошая собачка! Вот так. Вот тааак…» Тихое собачье поскуливанье и следом за тем ясно слышимый хруст разгрызаемой косточки внесли окончательную ясность в сложившуюся ситуацию.
Тургумбаевич не выдержал и громко расхохотался. Давно он так хорошо, заливисто, долго, от души не смеялся над самим собой! Дверь открылась, и в магазин заглянул небритый седенький мужичонка, а следом за ним - большая дворовая собака с добрыми улыбчивыми глазами. Вот тебе и Девушка, Ибрагимыч!
 «Голос, Девушка!» - произнес дедок, и собака пролаяла ровно три раза. Из подсобки выглянула сонная продавщица с розоватым отпечатком края чего-то твердого и явно с одним прямым углом на щеке. Она, конечно, проворчало, что «ходют тут всякие, людЯм покоя не дают», но честно обслужила обоих клиентов ( дедок заходил за портвешком) и проследовала обратно в подсобку. Ясно зачем…
Когда всё ещё посмеивающийся в усы Мустафа наконец добрался до гостиницы… было уже поздно. На столе лежала недоеденная тарелка с картошкой, немного сига, немного хлеба, немного огурцов и редисок. И много зелени. И даже сантиметров пять мутной жидкости с запахом деревенского самогона.
И Тургумбаевич, естественно, догадался, что общительные Макс и Ермолай нашли-таки оперативный выход из положения и наладили-таки контакты с кем-то из местной братии, ибо юркая библиотекарша заранее мягко, как бы даже стесняясь, предупредила о своём трезвом образе жизни.
Наскоро доев и допив то, что было честно оставлено ему товарищами, Мустафа лег в постель, глубоко прогнувшуюся под ним, и почти в прямом смысле провалился в сон. Завтра предстоял трудный рабочий день: обещанная Дормидонтовичем рыбалка.