Путешествие очарованных странников глава 6

Шестая глава

Всё началось с того, что из-за летучих кровососов, надежно оккупировавших Боро-Боро, все предыдущие дни Мустафа Ямальский не решался обнажать своё тело для помывки и в результате не мог теперь толком разобраться в причинах острого желания немедленно почесаться в самых разных местах одновременно: то ли виноваты москиты, то ли попросту мыться надо чаще…
Ещё в первой части пути, до приезда в Боро-Боро, едва оказавшись на корабле, Тургумбаевич-Ибрагимович обратил внимание на то, что здесь летучие насекомые-грызуны отсутствуют, поскольку на палубах царит свежий речной ветер, порождаемый быстрым движением теплохода по суровым сибирским водам.
И вот вчера, во время томительного стояния за билетами он отлучился на минуточку, чтобы уточнить у скучающей дородной дежурной стоимость корабельной помывки, и выяснил, что радость эта стоит ровно двадцать пять целковых. Поразмыслив, Ямальский решил использовать сложившуюся ситуацию и завтра же посетить душ..
Весь остаток ночи Тургумбаевич беспокойно чесался во сне. Долгожданным утром, пока друг Топорищев разбирался с отлучившимся Иоаннычем, Мустафа быстренько собрал банные пожитки, переоделся соответствующим образом (широкий восточный халат и традиционное трико с отвислыми коленками) и, почёсываясь, замер в ожидании.
Вскоре в каюту постучались непонятно зачем решившие разыграть Мустафу приятели. То есть, они постучались и сразу вошли, потому что очень хотелось посмотреть: как отреагирует на стук их товарищ и вообще что он там сейчас делает. Хитрый Мустафа держал в левой руке какой-то пакет, правой ладонью чесал левый локоть и, нервно прищурившись, смотрел на открывающуюся дверь.
Радостно гогоча, все трое, как подобается, отметили возвращение в лоно писательской братии блудного попугая Иоанныча. Едва перекусив это дело остатками вчерашней пищи, Тургумбаевич объявил о том, что вынужден временно покинуть компанию, так как деньги уже уплачены, и что он отправляется в душ. Насчет оплаты премудрый Мустафа, конечно же, слукавил, а вот всё остальное было чистой правдой.
Суетливо гремя пятью пятаками, болтающимися в кармане халата, он проследовал к дежурной, рассчитался с ней и получил взамен заветный ключ от душевой комнаты с номером 33 на бирке. Возле двери с соответствующей надписью он краем глаза обратил внимание на то, что рядом с тридцать третьим номером находятся такие же душевые кабины с номерами 34 и 35. Именно это обстоятельство оказалось впоследствии роковым.
В каком смысле? В самом неожиданном для несчастного литератора. Семь пудов живого веса, лысина, усы и стать борца - сумоиста освободились от всяческих одежд и даже от дымчатых очков и тут же приступили к выниманию из своего пакета банных принадлежностей. Наконец, благодатные струи воды коснулись страждущего несвежего тела Мустафы. Тургумбаевич хорошенько намылился, зажмурил глаза и приготовился промурлыкать что-то очень нежное и лиричное.
В это самое время рядом некто сначала громко кашлянул, а затем грубо высморкался. Мустафа от неожиданности раскрыл глаза и начал озираться. Рядом никого не было, но за стенкой шумела вода, там явно кто-то мылся. Судя по голосу – это был мужчина. Тургумбаевич нахмурился, призадумался и вскоре сообразил, что переборки между кабинами не только не гасят звук, а наоборот – резонируя, увеличивают его присутствие. Петь в этой связи ему совершенно расхотелось.
И только успокоившийся Мустафа (хотя и без прежнего энтузиазма) решился продолжить своё купание красного коня, как в дверь соседней кабинки кто-то настойчиво постучался.
«Кто там», - громоподобно прозвучал уверенный мужской голос. «Это я», - ответил ему вкрадчивый женский. Послышался скрип открываемой двери. Тургумбаевич насторожился и отложил мытье на неопределенное время.
Сначала шум воды за стенкой усилился, затем начал угасать, зато всё отчетливее стали слышны легкие женские постанывания и энергичные мужские причмокивания. Процесс в тридцать четвертой кабинке шел по нарастающей. Мустафа, обладающий незаурядным воображением, инстиктивно прижался к прохладной перегородке, разделяющей кабинки, и сжал в кулак всё своё мужество…
Когда, через некоторое время действие за стенкой приблизилось к своей кульминации настолько, что постанывания и причмокивания перешли во вскрикивания и стоны, на бедного Тургумбаевича было совершенно невозможно смотреть без сострадания, если бы, конечно, кто-нибудь удосужился видеть его в эту минуту. Он содрогался…. Он буквально сходил с ума от нестерпимого сопереживания ответственного момента, осуществлявшегося так близко, но не им!
И вот кульминация наступила! Крики за стенкой достигли своего апогея. Счастливым любовникам и в головы не могло прийти, что в эти мгновения тут же, рядом с ними, буквально в нескольких стальных миллиметрах, бьётся в пароксизме неудовлетворения сердце Мустафы Тургумбаевича ( Ибрагимовича) Ямальского.
О, жалкое зрелище живого памятника безответной любви! Очнись! Всё кончено! Счастье было рядом, однако, принадлежит оно не тебе, посещает совсем другие кабинки, рядом, но совсем другие…
Помятым и понурым добрался Мустафа до каюты своих приятелей и вернувшегося с новыми силами жизнерадостного дудинского таксиста Евгения. Прикурил Ямальский от его зажигалки и молча без закуски опрокинул в себя полстакана прозрачной, крепко пахнущей «огненной воды». О случившемся с ним он молча поклялся самому себе не рассказывать никому.