Бунтарь

Бунтарь

Сегодня Гриша проснулся бунтарём. Он ощутил это сразу, как только разверз глаза. А, когда поелозил головой по подушке, вспомнил и сон, забредший к нему перед рассветом. Там Гриша высился над суетой, плюя на правила и приличия. Несколько Женщин что-то от него хотели, даже прыскали слезой, но Гриша был неумолим. Женщины в трансе безмолвно отходили, уступая место руководителю. Начальник выуживал из него специфичную информацию для отыскания товара, а Гриша хохотал ему в экран. Начальник спадал с лица, неохотно передавая Гришу в Руки правосудия. Руки эти славились умением решать вопросы и улаживать дела. Они были хронически горячи, ибо давно и крепко поросли мохнатой шерстью. Но Гриша, вооружившись ножницами, играючи выстриг шерсть клочьями, обезобразив шик. К тому же, Руки моментально замёрзли, дрогнули и, комично шебурша пальцами, закрылись в сейфе. Гришу обуяло любопытство, отчего же он так возвысился, и почему всё прощается? Тогда он попытался восстановить сон детально, для чего снова смежил очи. Погружения не последовало, зато на ум пришли угрюмые фразы, упакованные в рифму:

Кряхтя, приподнимусь чуток попозже.
Задумчиво протисну в тапок ногу.
Грудь почесав, на лбу наморщив кожу,
Приду я к очевидному итогу...

…Гриша обитал в одиночестве и жил на свете без малого тридцать лет. Друзей ровной юности подрастерял, предпочитал отшельничество в собственном жилище, но, между тем, службу посещал исправно. А служил он незаменимым сетевым администратором в крупной Организации, производящей Заветную Мечту. Организация была настолько крупной, что её фирменный знак легко могли наблюдать пассажиры авиалайнера, лишь только тот начинал заходить на посадку. Могли и наблюдали, хотя и без того прекрасно знали, какая на Этой Земле организация крупнее всех. Каждый из них ежеминутно сталкивался с продукцией и услугами, которые предлагали усердные сотрудники её подразделений. А знак искрился в дымке, лучился, всячески радовал и обнадёживал граждан. Заворожённые пассажиры хватали театральные бинокли, и символ в них выглядел поистине фееричным, отчего казался ещё ближе и роднее.
Ещё не так давно, Эта Земля, решив, что хуже не будет, свергла предыдущую, не оправдавшую надежд, Организацию. Отдельные её представители, правда, упирались, испытывая ностальгию, и даже хватались за танк. Однако, несостоятельность их претензий не вызывала сомнений у Подавляющей Массы, дряхлые идейки разлетелись вдребезги, и уцелевшие представители подались, кто в коммерцию, кто на чужие земли, а кто и на тот свет, перед этим малодушно застрелившись. Подавляющая Масса возрадовалась, затеяла длительное пьянство, а при болезненном выходе из него обнаружила потери и разор. С этим пришлось жить, ибо кивать было не на кого. Люди стыдились самих себя, друг друга, редко общались и при необходимости узнавали старых друзей по сгорбленным спинам, так как истинные лица товарищей скорбно пылились в чуланах их памяти. Позднее стыд трансформировался в равнодушие, приобретшее безоговорочный статус стиля жизни.
Обновлённая Самопровозглашённая Организация вскрыла слабину перед возникшими суровостями. Тень от Заветной Мечты накрыла землю, вселяя хаос в души людей, и совладать с усилением и последствиями ветров разрушительных перемен она оказалась не в силах. Тогда Организация обособилась, а затем, не таясь, присвоила Заветную Мечту и, слабо скрывая намерения, использовала её ресурсы, сосретодоченные в кольце ближнего круга. Терпеливое Подавляющее Большинство на сей раз не пожелало месить глину, а потому, скрипя зубами и скребя ногтями, карабкалось к Мечте само по себе.
Через невеликий срок в конце тоннеля замаячил тусклый огонёк. Переходная Организация изжила себя, и, так как свято место пусто не бывает, ей на смену явилась сверхновая, жёсткая, но справедливая наследница. То-то жизнь настала! Запыхтели трубы, закоптили автомобили, в душах и газетах засквозили прозрачность и надежда. Люди заголосовали, задоверяли ей и только ей, единственной, пока что не оплошавшей. Наученные горьким опытом, они теперь шарахались от экспериментов, послушно выбирая иллюзорную стабильность.
Довольно рьяно в этой новой Организации, согласно удобствам и веяниям времени, вся жизнедеятельность вставала на электронные рельсы. И одним из болтов на цифровой железной дороге свежей реальности функционировал юный программист Гриша. Придя на Великую Службу выпускником Арифметической Счётно-Сигналной Академии (АССА) на должность компьютерного пылесоса, к настоящему моменту вскарабкался он до старшего администратора локальной сети, имеющего немало допусков.
Поначалу юный работник выполнял рутинные поручения старших товарищей, ни рожна не смыслящих в тонкостях современной цифры. По прошествии нескольких лет, проявив смекалку и творческий азарт, корпел над разрозненными базами, покуда не осознал, что шаблонная деятельность и без его изобретательной мысли никуда не денется. И он призадумался. В былое кануло ещё немного времени. Эта Земля ещё существенней отдалилась от порога временных трудностей. Механизм систематизации, отлаженный до микроскопического бита, позволил учёным мечтателям, наподобие Гриши, слегка воспарить и размеренно предаться измышлениям. Наш старший сисадмин также возымел привычку бушевать фантазией и, отодвинув патриотические стандарты, принялся творить уравнения и схемы, обязанные вывести его на дорогу к Более Заветной Мечте. Когда иные изнурённые коллеги лопатили кипы электронных данных, а другие до хрипоты спорили о преимуществе того или иного принципа построения, Гриша развивал коды доступа к избранным документам.
Ко дню его спонтанного пробуждения в нетипичной ипостаси, относительно молодой программист успел пять раз неразумно блокировать работу сети, пока, наконец, не научился проникать туда неосязаемо и безболезненно…

«Итогу…» - повторил Гриша про себя и приподнял над кроватью местами заплывшее жирком тело.
«К очеви-идному!..» - со значением и ударением на «и» вывел он, садясь на краю и звонко шлёпнув ладонями по сведённым безволосым коленям.
Его маслянистые глаза внимательно исследовали рядовой фрагмент узора, дыбящегося на стильных обоях. Узор бугрился, выступал из стены и здорово напоминал покрытие стен в палатах для умалишённых. Гриша гордился свом вкусом, эти пухлые обои создавались по его персональному заказу. В них присутствовало его мировосприятие, сырые воззрения, выразить которые он приготовился как раз сегодня.
Многие последние месяцы кропотливой работы позволили сконцентрировать в его руках грандиозный объём информации. Таким объёмом не обладал никто в Организации. Её верхушка и та имела в своём распоряжении лишь неполные изолированные сведения, не позволяющие сделать мало-мальски обдуманный выбор. При всём желании и слитности никому из них не хватило бы доводов, ибо единство людей всегда сомнительно и ненадёжно, в отличие от единства чёрствых материалов. Страх и лень не позволяли остальным умникам скомпоновать то, что должно оказаться намного дороже золота и благополучия Заветной Мечты. А он взял и объединил. И теперь ощущал в себе мощь и способность сопротивляться, услышал фанфары власти и сладкую дрожь безнаказанности.
По закону, близились очередные выборы, где один Главный Работник Организации подменял другого, а порой и наоборот. И в эту пору смутьяну предстоит бунтовать, он будет диктовать, и жизнь обретёт значимость. Гриша отпускал сон, вгрызаясь в явь, где исключительность его проступала тем определённее, чем ярче вырисовывались сотни одинаковых узоров противоположной стены.
«С чего начать?»
Программист, склонив набок голову, ленинским прищуром осмотрел покои.
«Здесь ничего. Пока. Глянем вниз. Ага! Начнём с протеста! Однако, нужно быть уверенным в своей устойчивости».
Гриша приподнял стывшие на холодном полу ноги и с размаху толкнул их парой в один тапок. Внушительных размеров махровый шлёпанец уехал вперёд, трусливо не пожелав тянуться и рваться. Глупец! Нынче перед ним другой Гриша. И он не стерпит, чтобы домашняя обувь предписывала правила, пусть бы и знакомые с детства. Сейчас он не станет отступать. Мир провонял несовершенством до самых атомов, и менять его стоит как раз оттуда. Сисадмин ухватил строптивую обувь двумя руками и с хрустом нахлобучил на чету жилистых ног.
Сиделось вполне уютно, и Гриша допустил, что это удачное начало. На самом деле, в постулате «начни с себя» водятся разумные зёрна. Однако, приподнявшись, он испытал подступающий дискомфорт. Его слегка поразила неустойчивость, а через секунду программист гнилым столбом рухнул на блеск половых паркетин, больно задев ухом вычурный стул из коллекции мастера Книксена.
Лёжа, Гриша нахмурился, поскоблил обеими руками грудь.
«Шаткое положение. Следует прильнуть ближе к самобытности».
Несознательный тапок, облетев кресло, пыльно ударился о край открытой форточки, неуверенно качнулся и пропал с обратной стороны окна.
Парень встал и поводил глазами. Телевизионный пульт зазывно поблёскивал кнопками с подсветкой. Гриша активировал прибор. Экран высветил известные лица членов Организации, грамотно и убедительно вещающие всевозможные правильности. Все они так комфортно гнездились в ящике телевизора, что их верный сисадмин на минуту почувствовал прилив нежности и уюта. Он уже сотворил улыбку, но молниеносно осёкся в своей слабости. Твёрдо шагнув навстречу неизведанному, Гриша смелым жестом крутанул плазменную панель на все 180 градусов. Специально изготовленный кронштейн, позволяющий вертеть устройством, служил прежде для тех случаев, когда хозяин практиковал йогу. Сгруппировавшись на спине, в позе божьей коровки с поджатыми конечностями системщик по вечерам просматривал теленовости. Доктор Штифель утверждал, что вести так воспринимаются буквальней.
В опрокинутом образе серьёзные люди смотрелись довольно нелепо, и даже тембры их голосов зазвучали иначе, ухали и булькали, словно доносились из глубин затопленного подвала. Стрижки у командования, как на подбор, были короткими, однотипными, поэтому не изменились, а вот выражения строгих лиц оплыли и съехали к бровям. Слова поблёкли, запнулись, из-под пиджаков зайчиками блеснула оружейная сталь.
Гриша оставил бубнящее руководство пребывать в том же противоречивом состоянии, рассудив, мол, какова жизнь, такова пусть и власть. А не в обратном порядке. Расслабляться нечего.
«Мы в столицах знать и понимать обязаны», - изрёк программист и направился в ванную для проведения утреннего моциона.
Он пустил воду и вперился в зеркало, исследуя свою шероховатую, со вчера не бритую витрину. Каждая точка находилась на старой позиции, ничем примечательным собственное лицо сегодня не радовало. Гриша оскорбился. В нём случилась ключевая перемена, а внешне она никоим образом не отразилась. Тогда он сунулся под душ.
«Чушь, конечно, несусветная! Один и тот же ежедневный процесс. Надо сочинить ему замену. Ну а пока, всё же, воспользуюсь пережитком». Очень хотелось смыть и вычисть нарывы и несуразицы насаждённого бытия.
С повизгиваниями и поёживаниями помывшись ледяной водой без мыла, он вылез, потёр ухоженные зубы холёным ногтём, проглотил змейку пасты и весомо сплюнул на зеркальный пол. Мужик, который плюнул в него оттуда, пучил глаза, тряс головой, а, главное, был взъерошен и одет в насквозь мокрые боксёрские трусы от Гринальди и такую же мокрую майку с Гришиной подписью наискосок.
На завтрак бунтарь раскалил давно не пользованную 5-литровую кастрюлю, с размаху швырнул туда пять яиц, автоматически освободив их от скорлупы, посоображал и ложкой выудил два из них назад. Далее залил это кефиром, закрошил батоном белого хлеба, настриг сосиску и высыпал туда же. После этого перемешал тюрю и, ожидая готовности, уткнулся в окно.
Гриша обретался на верхнем 22-ом этаже типового, но престижного строения. Вид ему открывался объёмный. Там, внизу бесновалась повседневная утренняя кутерьма. Соседи по микрораю, ни с кем и которых программист приватно никогда не знакомился, бодро выплёскивались из подъездов, тащили детей в близлежащую школу, сдавали на хранение в отстроенный детсад. Большинство из жителей поглощались потом частными автомобилями и увозились якобы по своим делам.
«Х-ха! Приватный транспорт, личное пространство… Тьфу!» - выразился Гриша, продолжая созерцать.
Мало помалу двор, да и прилегающие территории пустели, предоставив простор для слюнявых псов самых невообразимых пород. Собаки крепко держали схожих с ними людей на поводках, прихваченных к рукам, и демонстрировали банальную прогулку. Понятно, на деле всё обстояло иначе. Мерзкие животные, опасливо озираясь, только и делали, что выискивали местечко почище, дабы пометить выделениями и его. Им казалось чудовищно важным, не оставить ни единого незамутнённого пиксела, ну хотя бы здесь, в этом отдельно взятом владении. Людям было наплевать. В конце концов, природу не изменишь, и двуногие покорно плелись следом, обречённо вступая в лужи и кучи.
На улице резвилась весна. Наступал текущий будний день.
Гриша распахнул окно, схватил с подоконника гигантский кактус, невесть с каким намёком подаренный ему сослуживцами на новоселье, поднял над головой и с чувством запустил им в ненавистное время года.
Удовлетворённый, баламут снял кастрюлю с плиты, расположился на полу, скромно вкусил плод бунтовского воображения, игнорируя приборы.
Вслед за тем проковылял в комнату, достал полевой бинокль и вышел на балкон. Помял глаза и возобновил наблюдение.
К подъезду подрулили две серые автомашины отечественного производства с длиннющими антеннами на крышах. Подкрутив резкость, Гриша сумел разглядеть номера. С похожими номерами ездили, как правило, зажравшиеся толстосумы без фантазии, либо недалёкие лапотники, считавшие, что железка с цифрами в состоянии компенсировать железку с колёсами. А ещё подобные номера встречались ему…
Мятежник дрогнул. В памяти понеслись обрывки разговоров, груды файлов, тонны взглядов.
На территории Организации такой транспорт всегда располагался особняком, и глаз не мозолил. Его водители и пассажиры никогда не общались с рядовыми сотрудниками, а уж тем паче, с программистами. Коллеги не замечали этих людей смеющимися, суетящимися. Уверенная походка, монотонная одежда, бровастый взор жёстких лиц.
Дымок из глушителей исчез, но выкарабкиваться никто не торопился.
Гриша перевёл дыхание, тихо передвигаясь, достал из сейфа крошечную карту памяти. Налил в огромный стакан бордовой шипучей жидкости, столь обожаемой неразумными соотечественниками, поместил карту на язык и попытался сглотнуть, проталкивая шипучкой. Издевательский кашель на несколько минут поверг его в ирреальность, где он то ли отбивал головой какие-то тяжёлые предметы, то ли состоял в должности языка при исполинском колоколе. Плюнув картой в опухшую стену, измученный программист запихнул её под ножку стула и с достоинством опустился на него. Ещё раз, ещё и ещё. Та же судьба постигла три жёстких диска, без раздумий удалённых из того же сейфа. Эти орешки сопротивлялись дольше, однако, массивная опора итальянского дивана довершила процедуру.
Произведя столь незапланированный шум, Гриша перевёл дух и присел на коврик для йоги. Немного погодя, он что-то вспомнил, печально ухмыльнулся. Взглянул на комнату, усыпанную осколками бесценной информации, на искажённые кадры Организации в телевизоре, хладнокровно переоделся и направился к выходу.
Выглянув за дверь, в стороне он узрел ступени знакомой лестницы. Где-то глубоко в недрах дома мягко гудели конструкции лифта.
«Куда плетётся это стадо, взобравшись на верхний этаж? Да вниз, в болото. Я пойду выше, и пусть никто меня не держит!», - пригрозил он пустынному коридору и стал подниматься.
Странно, но створки крыши отворились, будто ждали гостя. Гришу сразил весенний ветер, он пошатнулся и обнял безучастную трубу вентиляции. Труба всколыхнулась, оттолкнув парня, и тот, влекомый порывами ветра, стал приближаться к уступу.
Внезапно, подведя бунтаря к самому краю, ветер вдруг унялся.
Гриша всё понял. Он, наконец, получил своё особое право выбора.
«Дальше я сам».
И по-орлиному раскинул руки.
«Заветная Мечта – это и есть Свобода» - не то подумал, не то выкрикнул бунтарь и, что есть мочи, оттолкнулся от края правой ногой. В последние мгновения он успел припомнить, как когда-то в детстве любовался причудливым сплетением двух деревьев, растущих в парке. Одно из них ветвями бархатно охватывало другое, как бы притягивая к себе. Другое же, поменьше, согнув сучья-локти на манер индуистского божества, участливо глядело на маленького чуткого Гришу.
А ещё бунтарь успел разглядеть коварные жала ощетинившегося кактуса, и всё погрузилось в забвение.

Братья-близнецы Арутюнян паниковали. Каких-то два часа назад они по бросовой цене приобрели себе железных друзей. Каждый своего. Пусть не первой свежести, пускай с рук, но именно это должно было стать прекрасным началом для их столичной жизни. Они только сняли на двоих неплохую квартиру в современном доме. По наводке земляков отыскали чудесные одноцветные автомобили 999-ой модели, проверенные, без царапин и криминальных историй. Чистые, манящие, как девственница.
Подкатили к дому. Каждый из них, гомоня по мобильнику, любовно натирал панели и медлил с выходом. И тут на тебе! Совсем рядом звон, гром, красные пятна. В общем, обновили.