Альфа

АЛЬФА

Grishkin is nice. Her Russian eye
Is underlined for emphasis...
Thomas Eliot

;;

Я не встречал,
He слыша, не постигнув,
Но ощущая в тайной глубине
Твои глаза,
Сияние воздвигший
Их синий свет мерцания во мне.

Да, ты одна
Среди блужданий, странствий,
И свет звезды невидимой далек,
Прекрасен,
Предвещая день опасный.
Да, ты одна,
Я тоже одинок.

Астральный мир.
Материя застыла,
Встречая сном болезненную суть,
Закрыв глаза,
Ловлю печально милый
Твой образ.
Удивительная грусть.
 
Да, ты одна
Пришла из Атлантиды,
Разъяв пучины сомкнутые вод
И, Зодиак незыблемый постигнув,
Ты знаешь все сомненья наперед.

Твоим глазам все таинства раскрыты,
Твои лучи неведомо ясны:
Они - мазки невидимой палитры,
Их контуры так искренни, нежны.

Одни слова - скитальцы вечных странствий,
Другие, утонувшие в воде,
Покоятся на дне
Во тьме, согласной
На веяний ментальный паритет.

Сакральны планы мысли, что от Бога,
Они негромки, смыслом велики,
Укрыты на заснеженных отрогах,
Движенья их невидимы легки.

Они весь мир охватывают тайной
Безгласных призраков
И веяний живых,
Отрада в них,
Она трансцендентальна,
Она не знает тени и мечты.


 
;;


Слепая вера.
Вера в чувства
Лазурные как бирюза,
И вера в море - это чудо,
И вера в небо - это знак.

Он босоног и бел как мрамор
Твоих незыблемых глазниц,
Слепая вера - это карма,
Где многоликий однолик.

Он однолик в личинах грусти
У злого каменного рва,
Где сентиментов нет и чувства -
 Недвижима его вода,

Застыв материальной лавой,
Храня Истории скелет,
Так страшна и печальна слава
Перекипевшей жизни лет.
 
;;


Неизъяснима глубина движений,
Голубизна и знаков небосвод,
В эклиптике пространственных смещений
История вращается вперед.

Полет ее стремительно бескрылый,
И в забытьи семидесяти двух
Пролита кровь, закрашена белилом,
Но белизною не вернется дух.

Глаза в ночи.
Смятенье белых странствий
Горит, расцвечивая небосвод
Мечтой.

И картой северных сияний,
В пылу извечных отрицаний
Растопит лед,
Полив его шампанским.

 
;;

День Гнева прочих дней короче,
Он отрицает мирный блик,
Он жжет железо, мертвых хочет,
Затем мучительно скорбит.

День Гнева как горнило ада
Взрывает свет
Лавиной мертвых водопадов
Застойных лет.

Он жжет печали между строчек
И темных глаз,
И гневный профиль очень хочет
Плевать в анфас,

Назвав прелюдией астральной
Соленый гнев
И шторма трепет визуальный
И жизни блеф;

Но Рок
И Век знамений ветра,
И долгий взлет,
И беспосадочное лето,
И эхолот

Летят без крыльев.
Эра пепла - холодный счет.
И Рок,
И Век знамений ветра,
И эхолот

Встречают тяжкие сюрпризы
И здесь и там,
Где бродит призрак коммунизма
По Эре льда.
 
;;


Вошел в эфир,
глотая волны
Одну за другой
жадный приемник.

Короткие,
средние,
длинные –
Пучками тугими.
Музыка,
голоса,
пиканье,
Разбойничий свист
В эфирный прибой слились.

Бьется о берега слуха
радиовода,
Перекатывая камешки
в головах.
Надвигается радиопотоп.
Цунами.
Что же будет с мозгами?

 



Диапазон коротких волн –
От мокрых дел
к сухим законам
И от посредственных длиннот
К короткой остроте.

Когда-то вахтенный взрывал диапазоны,
Но старичок-сержант вчера сказал:
Отбой!
Инструкция пришла для радиозаборов
(Их зачехлить).
Да будет им покой!

Диапазон открыт,
чертовски перегружен,
Он левый галс дает
и правый борт кренит,
За облака цепляются швартовы,
Огромный трюм мешков из чистой парусины,
Но парус из бумаги до сих пор скрипит.

Под палубой стальной
в капусте и галетах
Пирует живность
(крыс-и-мышек рать),
Вдали от дизелей
в комфорте люкс-отсеков
Они не устают матросов объедать.
 



Крысиная гвардия - это цемент:
Их стоптанные каблуки
Хотят на мозгах великих побед
Выбить свои ярлыки.

Они вгрызаются в эти мозги
Как-будто в плавленный сыр,
Они оттачивают клыки
 О горько соленый мир.

Мышиная гвардия - это цемент:
Тонюсенькие хвосты
Разят как пики серых антенн
Доверчивость простоты.

Они засоряют умов миры
Громом эфирных помех,
Они вне правил большой игры:
Законы для них - смех.

 
;;


Те голоса, что впали в дрему,
Плывя в теченьи воли,
Глядят искусственно веселый
Безвкусный праздник-сон.

Другие рвут в запале струны,
И стонет нервный строй
Как в море вкопанные буны,
И хлещет цепь прибой.

Солены, горьки их просторы,
Штормит и вздорит с ними море,
Клокочет и смеется море
Над нервных струн тоской.

Мирской океан полощет эго
Как ком заношенного белья,
Его суета отрицает небо:
Его религия - это земля.

Его сомнения - это стихия,
Исповедальный трепет молвы,
Его бытие - это штормы лихие,
Мировороты людской волны.

Объемы впадают в остервенение,
Руша амурные мосты,
Вихрем заводят пружины-мгновения,
И в бой идут водяные столбы.
 
;;
Годы струятся как море безликих морщин,
Пена вскипает на волнах как бесконечная ложь,
Вновь просыпается племя диких мужчин,
Боготворящих холодный нож.

Они без ножа как простой диссонанс,
 Они без лезвия в жизни никто,
Они за террор получают аванс
И давят жизни как мелкую блошь.

Как мутные реки струится грубая лесть,
Стремительной течью внушая большой оптимизм,
Что глинистой пеной пытается в душу залезть
И выдать себя за чистый святой гуманизм.

Большой оптимизм - это плаха рабочих забот,
Большой оптимизм - это стальные тиски,
Что зажимают пустой как эхо живот,
Выдавливая террора ростки.

Души, обитые в коричневый дермантин,
Они неприступны, подобны закрытым дверям,
Они неприступны: в них никому не войти –
За ними скрыты безликих морщин моря.

Некто гвоздями плюет во лбы,
Заработав пожизненный хлеб,
Кто-то тихонько смеется над ним
И точит нож с кровоспуском о глиняный нерв.

Годы струятся как море безликих морщин,
Пена вскипает на волнах как бесконечная ложь,
Вновь просыпается дикое племя мужчин,
Боготворящих холодный нож.

Они без ножа как простой диссонанс,
Они без лезвия в жизни никто,
Они за террор получают аванс,
Творя совсем бесполезное зло.
 
;;;;;


Ножи ковал гортанный молот.
Читая каждый день некролог
Верховный идол-некрофил
На стимулирующий голод
На неча-жрать-стремленьи-голом
Зернины страха посадил.

Свинцовый князь - барьер пророкам,
Курьер апостоляров рва
В простор барокко из бараков,
Где миром правит патронташ,
Пасущий караван верблюжий.

И, словно рашпиль неуклюжий,
Горелый голос из окна:
Миазм некрологом простужен,
Призвав верблюдов быть верблюжей,
Забросил горло в зеркала.

Верховный идол-караванщик
Его почтил в верблюжий сан
И послал по пустыне,
По сыпучим пескам.

Только тени Корана
Не приемлют аркана.
И отрада одна -
Это куст саксаула,
Чьи колючки вязнут в губах,
И идут два горба
От аула к аулу,

Где глухой аксакал
Щиплет полый дутар.

 
;;; ;;;


Сам
(Иглокожий кактус,
Сын пустыни,
Зеленый исполин песчаных гряд)
Шипы навстречу веку пораскинул,
В штыки приняв его грядущий ад.

Да, это век смертей
И он жесток,
И миражи гортензий
Сливаются в песок,
Хрустящий на зубах
У раскаленных лезвий.


 
;;;;


Верьте холодному верблюду,
Его теплому одеялу,
Под рисунком линялым
Предаваясь горячему блуду,
Вспомните стриженного верблюда
Взгляд безропотный и усталый.

Его кости ритмично брякают,
Окаянные,
Его покаяние
Хуже соленой изжоги.
Кто-то крикнул:
Как все это убого!
И ответили:
Но ведь это "Правда".
 
;;;;


Смотрит Власть.
Ее вздутые брови –
Это два огромных крыла,
И в когтях
Растерзан до крови
Нос кошачий.

Луна и глаза.

Мир один, умирая на ночь,
Отрицает свои же песни
Тихой смертью под одеялом.
И наутро другим воскреснет.


 
;;;;


Полночь - это мгновенье смерти
Благодушный вампир;
Луна
Заливает сиянием жертвы,
Прошлый день и мирские дела,

Парадигмы склоняющих лица
В невеселых молитвах крестам
(Люди ищут защиты от блица
Власти –
Ею вращаемых драм).
 
;;;;;



Их черным телом движет страсть •
Две красные каймы из тьмы,
Две бездны
("Пропасть" и "Пропасть")
И их острейшие клыки.

Где сублимация без меры –
Источник гнилей раневых,
Тысячелетнюю их власть
Оправдывавший над людьми,

Которые для знака веры
(Столь безобидного на вид)
Теряли разум и зверели,
Творя несчастия и смерть.

(Да, есть мистерии от лам,
Хранящих мир в пылу войны,
И "Вед", сокрытых на века,
Акаша не боится тьмы.)


 
;;;;


Еще один великий матадор
На поле бросил покрывало
Как лужу крови посреди травы.
И голоса трибунных шквалов
Остались ще-то за спиной,
Он тосковал,
И грусть его впадала
В другой прибой.

Не потому что
Не вернется ярость
В глаза убитого быка,
И не усталость,
И не жалость,
А старость –
Вот и тосковал.
 
;;;;;;


Медленно шел он -
Не походка, а скрип катафалка,
И жалок он как сон
Несбывшейся мечты,
На дрова распилить
Его кажется жалко:
Новый Харон
По пыльной дороге
Возит гробы.

Всех переживут
Он и его скрипучие собратья,
Отвезут куда надо -
В ад или парадиз:
Без выходных работает
Костлявая сватья,
Приговаривая:

В поте лица
Трудись, могильщик,
Трудись,
трудись,
       трудись.

 
;;


XX век. И тонут души
Среди былых сомнений и тревог.
В личинах тела станет ли мир лучше?
На сей вопрос ответит только Бог.

Многозначителен звенящий голос злата,
Деяний трату ждет подчас расплата -
Оброк печалью неразменной
За ливни страсти откровенной.
 
;;;;


Забыв о Боге, каждый день
Лишь для обыденного смеха
Как дождь льет звуки соловей
Словно душа его в прорехах.

Веселый душ - размыв греха
Вольготно серенадой спетой
(В ее изысканных стихах
Таится малый отблеск света).

Певец толпою вознесен,
И бурный ливень серенады
Крушит перед собой преграды
Как вновь рожденный Соломон.

Но Соломона женщина пытала –
Саба и вечность -
вековой поток,
Огонь вулкана,
бездна не пугала
Их наготы пылающий цветок.

Собак на сене - несть числа,
И есть ли хоть одна собака,
Что тяжкий грех не понесла,
Ответив соловью из мрака?


 



(Бермудский шок и - треугольник.
Смешок был розовый как слоник.
Треножник и порукомойник.)

И сено в ливне серенады
Обильно стало полыхать.
Горит огонь - кому отрада,
Другие тешат свою страсть.

Собаки воют лунным воем,
Они тоски своей не скроют
И видят дождь и стоги сена,
Но все сгорело. Где замена?

И только мокрый жирный пепел
Разносит ураганный ветер.
 
;;;;;;


Диссонансы ласкают слух,
Устремляясь в вековый снег,
Массы снега падают вниз,
Облегчая гранитный верх.

Граниты тают. Тяжелый дождь
Ударяет стены свинцом.
Гимн поется посвистом пуль,
Глину рушит стареющий гром.

И от страха красный кирпич
Под дождем словно белый фарфор.
Диссонансами воет стена

Какофонический
Гигаголосый
Аккорд.

 
;;;;


Я поднимаюсь по лестнице
Меж зеленых кустов
В зыбком туманном мареве
Это сон.

Пронзительно влажный
Ползущий вверх коридор,
Глаз орошенье –
Это сон.

Невидимость паутины
Облепляет лицо
Так тонко и неприятно –
Это сон.

Комар кусает мне руки,
Мошка заполняет озон,
Я отмахиваюсь –
Это сон.
 
;;;;


Вакханалия звуков.
Разбойные трубы.
Растерзанная тишина,
Гулко спасаясь бегством,
В вихре этом беспомощно тонет,
Трехмерным проклятием вторя
Завываньям в горниле ветра.

Дикий аккорд.
Пульсирует кровь.
Пытаясь понять,
(Что же все-таки происходит?)
Сознание раскачивает свой маятник.

Даунбит как поезд ускоряет ход.
Перестук колес - барабанный гнет.
Брызжет медь - горячий металл.
Праздник или обвал?

 
;;;;;;


Словно праздник обвала
Сумбурный джаз,
Песнь души угнетенной
Или экстаз

И грохочущий бубен
 (Дерзкий шаман
В гипнотическом круге
Чувств костра).

Воздух полон эмоций
И жары.
Свет костра - тень от солнца,
Кто же ты?
 
;;;;;;


Ах, этот джаз!
Строй медных разноречий
Разноязыких труб,
И бухот барабанов,
И шиканье тарелок,
И уханье листа
Партитуры стиральной доски.

Кухня заполошной хозяйки.
Бутерброд из голодного масла
Сытым гостям.

 
 Музыка льется из стен,
Осыпая набелы,
Оголенные нервы,
Вздутые вены,
Вместилища душ наполняя
Ностальгической скорбью
И болью воспоминаний.

Хрупкие соты поэзии
Наполняются медом,
Ярчайшим
Гортань обжигающим медом,
Пушистым и снежным,
Прохладным и теплым,
Сладчайшим
И вяжущим мою боль.

Уходит пена сарказма,
 Уходит тень парадокса,
Повисшая над головой. Упорный бит
Взметнул мои чувства
В дождь звука
Временами холодный,
Горячий и ледяной.

Вокруг движения теней
Прозрачней ночных видений
И призрачней привидений
За гулкой красной стеной.
Согнутой усталой спиной
В нечаянном свете бликов
Ловлю тлеющий взгляд,

Пускаю его в сердце,
Вращающее полюса
Холодного мрака
И теплого света.
Все это-
Неистовый
Признак
Жизни.
 
;;;;;;
От прозрений столь чувственных
Параритмии ощущений
Пробуждение движется
К ритмике жизни,

Обретает упругость тело,
Болезненно строя
Мышцы в лад пульсара
Дневной звезды.

Мелодичный бальзам
Для израненных душ,
Потрепанных нервов,
Усталых взглядов –

Импровиз порхания бабочек
Вокруг головы,
Воздух колышит блаженство
Простой прохлады.

Пестрый рисунок крылышек
Близок бархатным фоном
Словно мысли ковер
Из ярких цветов.

Травы лужаек шелковисты
Словно зеленое небо,
Тонкие стебли светлеют,
Расставаясь с росой.

Берега звука окружают
Полифоничный простор
Радугой оболочек
Солнечного спектра,

Откуда музыка жизни
Ведет гармонию мира,
Сотканную из эха
И вибрации этого дня.
 
;;;;;;
Воображения влага искристая,
Роса утреннелистая
Освежает цветы фантазии
Гармоничного многообразия,
И человечьи эмоции
Плодятся буйно под солнцем
Как аромат,
Корни трав и слова.

Прозрачная как ручей,
Что вьется в дебрях души
Среди бечисленных змей,
От ила теснин бежит,
Громады глыб огибая,
 Минуя уродищ коряги,
По гладкому камню стекая,
Разваливая овраги,

Как высверки красоты,
Чистилище атмосферы
От гнилости духоты
И мыслей больных химерой
Вливающая мелодию
В циклопичиость стремнин,
Стреножа их половодие
В лучезарный залив,

Гармония подчиняет
Слепую стихию,
Умиротворяя
Мутные,
злые,
лихие,
Дерзкие
и
       жестокие
Силы больных народов,
Она врачует их социум
И сохраняет природу.
 
;;;;;;


Как теплый мрамор пасторали Баха
Орган выводит имена мелодий
И заполняет музыкой блаженства
Вселенствующе эту пустоту.

Возвышенности нот растуще грудами
Великолепий истинных повсюду
Как кирпичи.

Тогда немыслимая легкость
Ввысь устремляет стены храма
В необозримость неба.

Верь же чуду,
Весть его услыша
И мессу освященных стен!

Да, сила истого искусства,
Его могущество и чувство
Возводят мир.


 
;;;;;;


В беспробудную толщу гармоний
Погружается голова
(Что бурильный станок),
Дремля дивностью среза.
Металлические слова
Этим сном облекла
Мелодия стен.

Кирпичи мироздания -
Это не сон
Оцепененья
Или память времен,
Это отблеск
Божественный,
Откровение.

Двумерность мозга - это стены,
Похожие на плоскость тени,
Ковер движения, скольжение
Многозначительности темной,
Рисунки, сеть переплетений
Орнаментальных украшений
И сень признательности томной.
 
;;;;;;


Луновенье светящимся фоном,
(Тонколунная жизнь в голове)
Заливаясь серебряной флейтой,
Серенада пошла по траве,
И мелодий искристые змейки
Трепетали хрустальнейшим звоном
Голубого как сон сентября.

Я еще не ревную тебя

Перепадами страсти безвинной
И безмерно жалею, любя,
Что за тысячемильною длинной
Тенью
Спрятан твой лик от меня.
Скромной нежностью голубиной
Столь таинственной и наивной

Я совсем не ревную тебя

К тонколунной гармонии этой
И обманному лунному свету.
И мое отрицание слепо
И погубит эту любовь.
И несказанность
Нежных слов
Впитала земля:

Я уже не ревную тебя.


 
;;;;


Серый город с плеши холма
Словно спрут течет по долине,
К морю вытянув щупальца улиц.

И, медлительно пульс набивая,
Поминутно кромсают жизнь
Светофоров цветные присоски,
Сотворяя и распуская
Тромбы бойких бензотелец.

Время шло.
Из контор-капилляров
Как венозная кровь
Тротуаром
Возвращается люд в маломерки
Домашних сердец.
 
;;;;;;


Говорят,
Что сердце трехкамерно
И мерно бьется
В пространстве трехмерном.

Это взгляд
Обыденно каменный
На сердце
(Орган обыкновенный).

Рядом желудок
И только что съеденный
(С аппетитом)
Сдобный обеденный
Пирог.

Сердце трехкамерно –
Это истина!
Провозгласила
Хирургистика.

 
;;;;;;


Есть, однако, сердце иное,
Что в миру сгорает от зноя,
Леденеет от каверзной лжи,
Сладко тает от новой мечты,

Гневно гудит огромным колоколом
О судьбе как стекло расколотой.

Сердце безмерно.
Сказала Мистика.
Все остальное –
Беллетристика.
 
;;;;;


Однажды тихое сердце
Поселилось в ночи безвременья
Эпохального транса,
Запомнив кошмарною мглой
Бесконечности сновидений
Удушающе серые,
Колюче летающие
Седою золой.

Вернись же, бедное сердце!
Клонит вечеру день любви,
Облака закрывают солнце,
 И сгущается неба гранит.
Бесконечны пути извилин
И каньонов глубоких,
И по дну их тяжелый холод
Леденящий свой бег струит.

 
;;;;;;


Граниты двойного дна –
Живучий курьез природы,
Обманчивый. С виду –
Простой монолит.
Но это полое царство
Пустых лабиринтов.
Вверху катакомбы
Деяний пустых.

Величье в миру опалы –
Не сытость мирских стремлений.
В мистическом фиолете
И пламени голой свечи
Вкрапления кварцевых блесток
Под потолком закопченным
Искренность собирает
В огромнейший аметист.
 
;;;;;;


Вычурный миф. Детали
Голограммы безвременья.
Мысли и представления
Настороженно скользят
В каньоны больших извилин
Архитектоники мозга,
Где в скопищах разночтений
Происходит разряд

И зажигает огни
Во властных стен коридорах,
Танцующие в оплавленном
Стеарине свечей.
Память и ирреальность,
Очищенные от плоти,
Разноязыки, свободны
От мысли больных идей.

Память - не пыль архивов
И не земные пещеры,
Где парадокс и боль
В скопищах прошлого спят.
Ниши безвременья
Спелеовечности.
Открытые лики святых
И отрешенный взгляд.


 
;;


В голове сонная музыка.
Элегия сладких звуков
Разлилась по крови
Чувственной гаммой.

Звеня бубенцами,
Близится утро.
Тонкий отблеск воображения
Как роспись стекла.

И оно слегка раздраженно
Раскрывает бутон,
Растекаясь румянцем
По серому горизонту.

И, поддавшись осмысленности,
Оно разделяет
Снежный хруст с бубенцами
И морозный смех со словами.
 
;;


Когда на прутьях расклеились почки,
И зелень года наполнила
Пахучей баней смолы
Воздух.

Ароматный,
Терпкий и твердый,
Липкий на ощупь,
Хрустящий,
Просто сказочно горький
Вкус юной листвы.

Когда солнышко мягко и скромно
Говорит о любви к природе,
И весна принимает его лучи.

Пусть будет стыдно мне
За пренебреженье к тому,
Что втайне всегда любил.

 
;;


В голове кружит темка Маккартни,
Изнывая от нежности
Как сироп в гортани,
Горячий дождь.

Я сегодня встретился с другом
После лет,
И мы мерили годы,
Вспоминая людей.

И недавнее прошлым стало.
Соком памяти
Виноград.

Говорила нами не жалость,
Просто радость, Что все это было.

И бродила по душам сладость,
Та,
Что раньше не ощущали.
 
;;


Как дождик
Слепой и быстрый
Проснулись былые мысли,
Отдав свои капли жизни,

Солнцем ее полив,
Влагою опалив,
Воздух наполнив чистым
Дыханьем парным.

Детство пришло внезапным
Веяньем озорным,
Даль пешестранствий
По соседним кварталам.

Что было большим,
Кажется микромалым,
Неизмеримо смешным,
Загадочным и простым.


 
;;


Сквозь сито неба льют потоки струй,
И боссы ног по щиколотку в луже,
И день избавлен от послушья,
Дождь заливает все следы удушья,
Как-будто вовсе не было жары.

Игра дождя изящна. Унисон,
Стирая все остатки настроений
Как ластиком графит, без сожалений
Смывает пыль безумий серой лени
В простую прозаическую грязь.

Зеркальность концентрических кругов
Рябит поверхность капельной картечью,
Горстей монет (тех, что рукою вечной
Бросает небо), радостью беспечной
И почему-то растворяет гром,

И остается лишь дождя прощанье,
Исполненное грусти расставанья,
На радость оставляя обещанье
О мудрости (змеиного шуршанья).
Таков он, милый и дождливый день!
 
;;


Искристо танцуют капли дождя,
И ветер кружится вокруг оси,
Вращая ветви. Послушны па,
Зеленым огнем загорают листы.

Колосьев солнца в разрывах туч
Ослепляющие снопы,
Связки молний, каверны круч
Бросает к подножью земной стопы.

Мажорный конец в танце дождя,
Танце просветлевших глазниц.
Слоистое небо в облаках
Дали неслышных аккордов зарниц.

Зеленым огнем полыхают листы,
Ветер замедлил вращенье ветвей,
Его хвост волочит муравей
К вороху у гниющей сосны.

 
;;

Днем
В теснейшем пространстве
Звукам не разыграться,
Нежной музыке не звучать,
И акустики душ молчат.

Миром движет система,
Запустившая круговерть,
От рождения время
Как часы гонит смерть.

Но, живя в городских бермудах,
Мы спешим,
Так надеясь на чудо.
C'est la vie.
Шестеренки,
       зубчатки,
колеса,
Жизнь бежит,
По дорогам, оврагам, утесам.
C'est la vie.

Жизнь гудит на планете
Разноликостыо говоров
Вавилонских акцентов –
Это колокол

Горя,
радости,
развлечений
И любви,
Светлых, темных мгновений.
C'est la vie.

И рисует картины
От зари до зари
Своей кистью-рапирой
C'est la vie.
 
;;


Туз червей из губной помады,
Бездны пиковых глаз,
Словно жаркой лампадой
Светит дикий алмаз.

Словно ночью большая звезда
Опустилась на землю,
 Спалив провода
Столболамповой сети,

Фонарям ослепленным светит,
Вокруг обесточив
все
Мгновенно,
бессрочно.

И не видно ничьих мастей
Среди пляшущих бликов-чертей.
 Эта колода карт
Себя играет.
Азарт

 
;;;;


Проповедует покерной пастве
Пастырь пико-червонной масти.
И в словах ее блеф,
Словно в карточном сне
Разгулялась колода
На затертом столе.

Реет смехом холодным
Над амебоподобной
Плотью сладкого мусса
Сентиментов без чувства,
И шестерки за кассой
Бьют козырную массу.

В красном мире-трактире
Голомордого пьянства
Был разлит эксклузивный
Запах азарта,
Доводящий до транса
Облысевшего новобранца.
Кто запил, кто уснул,

Кто себя обманул,
Кто по горло в игре,
А любимец-бармен,
Ставя тавра под глаз,
Подтверждает свой класс.
 
;;;;


Свет иссяк.
Темный проспект.
Каждый шаг –
Спотыкальный бред.

Кто ослеп,
Тот бредет как слон
В полуночной мгле
Напролом.

Биотоки шумно как гномы
Бегут по пустому дому
И как карликовые слоники
Выстроились
На мысленном подоконнике.

Вижу свет
Горят фонари
Но покоя нет
До зари
 
;;;;


Сорок градусов на термометре.
Воспаленного разума повести.
Мысли тают как пластилин.
Оплывает рельеф картин

Будто реки размытый берег.
Жарою изъедено время
Унылое
бесформенное
разгромленное.
 
;;


Ушедший жар не воскресят огнива.
Гори же, стынущее тело!
Гори, осенняя земля,
Души тоскующих пределов.

Загадочней хвоста кометы
Belles Lettres -
Коппа.
Леди Лето
В желтеющих аллеях где-то.

Их призрак горестно вздыхать
Бросил,
В остывшую кровать
Осень
Как тень зимы нага
Врывается,
И гаснет мелодия тепла.


 
€;


Уходит солнечная страсть,
Оставив дум головоломность,
Объятья чувственной тоски,
Измен, страдающих нескромно
И обагряющих листы
Расплатой
И жаждой злата.
Загадочней хвоста кометы
Belles Lettres -
Сампи,
Леди Лето
В краснеющих аллеях где-то.
 
;;€;


Как бездонная бочка
Ночка.
Шел неистовый дождь,
Смывая и пыль и ложь
С дерев земных.

И капли его струились
В покорной листве,
Как-будто слова говорили,
Впадая во гнев.

Скрыто земной грозою
Лицо в облаках.
Движут из Мезозоя
Рептилий войска.

 
;;


Призрак солнца.
Холодный свет.
Остывающая листва.
Гром вчерашний сказал мне:
Нет!
Отрицая мои слова.

Небо шумно струит дожди,
Осыпая как бисер град,
И зловещим криком молчит
Кровью политый листопад.

И туман в голове парит,
И глухой осенний дурман.
Где-то ветер заговорил,
И тоскливы его слова.

И постылы его слова
Словно тени прошедших бед,
Окровавленный листопад
Накрывающие как снег.

Этот яркий самообман
Странной тенью смотрит мне вслед.
Сырость лихо плодит слова
Те, что тают как первый снег.
 
;;


К чему стремлюсь не знаю сам.
Нет прыти дьявольской во мне:
Завис меж деревянных рам
Мой взгляд в тускнеющем окне.

И остановленный полет.
В каморке зыбко молчаливой
Один лишь старый Дон Кихот
Петь гимны учит заунывно.

Играют вальсы за окном.
В пыли затанцевали тени,
Услышав оркестральный гром
(Приказ тотчас прийти в движенье).

Играют марши за окном.
Тарелки,
 тубы,
барабаны.
А взгляд мечает об одном –
Сорваться с рамы деревянной.

Сорваться вниз и улететь,
Вливаясь в песню звездопада,
И так мечтательно гореть,
Не слыша грохот буффонады.

 
В потоки мыслей неуклюжих
Серпом ночи вошла Луна,
 И серебром красивой стужи
Накрылась тьма.

Холодный блеск.
Теней угрюмый
Кордебалет
Впитал отчаяний подлунных
Истошный свет.

И крик тиши
Как вопль распада.
Одна тропа.
Над ней Луна
Печально рада
И так горда

Величественным созерцаньем
Одной души,
Ее попыток отрицанья
В ночной тиши

Всех прежних жизней путь познанья
Всего лишь ради ординарной лжи.

Она поземкой новолунья
Сошла на полумыслей бред
И принесла для страсти юной
Успокоение от бед.

И полуслово-предсказанье,
Срываясь с губ,
Дает ответ на заклинанье
Источник мук

Того, кто, сам себе не веря,
Рождает ложь.
Да!
Альфы мира отрицанье -
Для сердца нож.
 
;;


Небо
Как озеро
Разлитое полночью.
Звезд серебристая чешуя
Обернута в облачность.
Воздух пропитан
Мельчайшей
Взвесью
Росы.

Наполняясь смешением образов,
 Темь ожила тенью во мгле,
Замедляя стремительный космос,
Где иначе виделись мне

Те же старознакомые лица,
Неузнаваемые в суете.
Превращенные в демонов лица,
Добагрова впадшие в гнев.

 
;;


Полдень был жарок
Вращеньем губительным
Зубьев,
колес,
шестеренок
Огромных -
Больше жернова мельницы,
Чьи лопасти вертятся
Со времен Дон Кихота.

Ветхие тени Летают как крылья
Моих сновидений.
Это дремота –

Я слышу:
работа,
работа,
работа...
 
И в Мегаполисе фантазий
Есть капли реальности,
Что свет преломляют во фразе
Как в фокусе линзы
Гротескного телескопа.
Их видят по-разному (Выпукло, вогнуто).

Но суть их одна (Говорят гротескопы) –
И в макромире она жестока,
И в микромире она убога:
В землянках,
квартирах,
халупах,
чертогах.

Есть вогнутость,
Мельчащая видения
Глобалреальности
В рельеф настольных теней.
Есть выпуклость
Настенных барельефов
Из микромира вырванных
Сюжетов.

Метафор буквы
Прогорают в трансе
От каверз разнополого пространства,
И тропы магнетического слова
Мысль заряжают плотью разнополой.

Из неба пол-луны свой мрамор льет
На сумрачность Земли как неба лед.
Холодный добела как зеркала
Смиренный свет набрасывает тени
Слепых примет и просто откровений.
И отраженья наваждений,
И томный шепот изумлений
Людей,
животных
и растений.
Душ молчаливый бунт.
 
;;


И пятна звезд на знаках Зодиака.
И капли крови на немом лице.
И фиолетовые пятна полумрака.
И аметист в серебряном кольце.

О аметист. Душа из полумрака.
О капли крови. Знаки Зодиака.
О фиолет в серебряном кольце.
О пятна-звезды на немом лице.

От пятен звезд до пятен полумрака,
От фиолета на немом лице
До аметиста в знаках Зодиака
И крови на серебряном кольце.
 
;;


И вновь шел дождь,
Ночь успокаивая,
Снимая тяжесть,
Воздух освежая
От темной духоты,
Что грудь давила,
Облегая ребра
Тканью плотной толстой.
И сырость в легкие садилась,
Перехватывая горло.

Шум мелких капель расслабляет,
И легкость, воздух разряжая,
Как-будто гладит голову рукой
Во тьме.
И я ее не вижу,
Хотя пытаюсь очертанья
Увидеть и узнать,
Но мне не удается.

Когда невидимое солнце
Теплом без света согревает
И дарит милый и приятный сердцу
Сон,
Я улыбаюсь
Блаженству ощущений.
Вокруг невидимые тени
Играют в темноте.

И, кажется,
Заря зарделась
Во тьме,
И оболочки тела
Излучают свет.