О положительной критике

По прочтении огромного количества серьезных, полусерьезных и несерьезных дискуссий на данном сайте нетрудно установить, что яблоком раздора для всех, здесь пишущих, является критика. Раздора? Хотя нет, позвольте, скорее, трогательного единодушия. Все оппоненты сходятся на том, что положительная критика необходима. Поэту, критику, читателю есть о чем поболтать, блеснуть эрудицией и остроумием, заключить виртуальное братство-сестринство – и даже произведению она как бы на пользу. Приносит пункты в рейтинге и т.п. Есть, правда, отдельные голоса, которые призывают рецензентов к беспристрастной искренности, чем потенциально допускают возможность и отрицательной критики. (Говоря об отрицательной критике, я, конечно, не имею в виду рецензии, функционирующие исключительно как обзывалки, их пишут не для того, чтобы покритиковать, а с целью побраниться. Что тоже понять как феномен можно, homo sum, humani nihil и т.д.)

Но! Каждый, решившийся хотя бы разок опубликовать не совсем хвалебный отзыв, знает, что реакция на правду-матку не часто бывает похожа на благодарность. Скорее, на школьные разборки: да ты на себя посмотри! Да кто ты такой, чтобы меня учить! Отрицательная критика, таким образом, кажется, только разжигает агрессии.
Я решила, что, и в самом деле, не стоит расстраивать людей в наше и так не слишком-то бесконфликтное время, а лучше пытаться найти в каждом произведении, каким бы слабым и бестолковым оно не казалось, положительные стороны.

Посему позвольте презентировать образец положительной критики на поэтический текст, который ... Впрочем, судите сами.

Вот текст стихотворения, автор которого, Андрей Ремнев, обретается на сайте по адресу: http://www.stihi.ru/author.html?remniov

Я словом прорублю себе
Проход сквозь толщу лет разящих
И вызов бросивши судьбе
Вкушу тоску моментов проходящих

Как следом темным на столе
От чашки утреннего кофе
Вся жизнь моя идет в струе
И в ногу с музой лягут строфы

И слова краской обольщен
К тебе промолвит красота строфы
Что мною не написаны еще
Все самые прекрасные стихи

http://www.stihi.ru/2007/10/04/2605


Это строчки – стихи, потому что в столбик, и так мы их в дальнейшем и будем называть. Знаки препинания в них опускаются, это очень современная тенденция, которую автор пытается примирить с классическим оформлением стихотворения –начиная каждый стих с большой буквы.
Первая строфа написана одним из наиболее распространенных русских стихотворных размеров – четырехстопным ямбом, ее заключительный стих – пятистопным, что модифицирует ритм, замедляя его. Отдельный плюс автору – за употребление многосложных слов, которые гарантируют пропуски ударения и опять-таки вносят разнообразие в ритм. «Себе» - «судьбе» - очень хорошее созвучие, хоть и не блещет оригинальностью. «Разящих» - «проходящих» - причастная рифма, созвучны только суффиксы – что напоминает поэтический язык времен Хераскова. Оттуда же лексема «разящих»: сегодня мы бы сказали, в зависимости от контекста, либо «бьющих», либо «вонючих». Что же имеет в виду автор?
Переходим к содержанию. «Я словом прорублю себе». Перед нами типичное программное стихотворение: поэт сообщает, что собирается делать со словесным материалом. Он не будет воздвигать нерукотворных памятников, его слово – топор. Не очень-то современный инструмент, но главное, конечно, не в орудии, а в том, как ты им владеешь.
Итак, маска лирического я, рыцарь или кроманьонец (что, в принципе, не менее романтично, не так ли, фанаты «Ice Age»?), намерен прорубить словесным топором «Проход сквозь толщу лет разящих». Слово «проход» - из дискурса анатомии, помните, «задний п.»? Таким образом, лирическое я – масса, движущаяся по этому проходу? В пользу нашей версии – и слово «разящих» в значении, конечно же, «дурно пахнущих». Очень современно, в духе, скажем, Владимира Сорокина, вводить в лит.произведение экскременты. А помните: у Бодлера возлюбленная сравнивается с падалью в придорожной канаве? Это все свидетельствует о большой начитанности нашего рыцаря и о его беспримерных скромности и мужестве: он намерен прорубить в вонючем лесу истории (с каковой характеристикой оной искренне согласится, конечно, каждый, кто когда-либо ее изучал) тропинку для себя, упорного. С какой же целью? «И вызов бросивши судьбе / Вкушу тоску моментов проходящих». Итак, ковыряться в навозе истории с целью лучше понять настоящее, моменты проходящие? Это, пожалуй, действительно, единственно верный путь, чтобы раскусить это самое настоящее. Аплодисменты автору.
«Бросивши» - некорректная форма слова, «-ши» здесь лишнее, что говорит о неблаговидном стремлении автора выдержать размер – или же о стилизации под язык Хераскова и Ломоносова. Правда, непонятно, зачем здесь это, а еще архаизм «вкушать» и (такая же древняя) инверсия – «моментов проходящих», если речь идет уже о настоящем. Взгляд из глубины истории? Свет в конце туннеля, э-э, прохода, до которого еще рубить и рубить? Хорошее решение, свежее. Судьбе брошен вызов – намек на трагическую кончину некоторых русских поэтов девятнадцатого века? Судьба – дуэлянтка, которая не дает попробовать тоски настоящего? Держит силой, стало быть, автора в лесу истории. Так, может, не зря?

В следующей строфе полюбившийся читателю кроманьонский рыцарь, к сожалению, исчезает. Остается только четырехстопный ямб, рифмы на этот раз не только женские – что указывает на появление мужского – или возмужавшего – начала.

Как следом темным на столе
От чашки утреннего кофе
Вся жизнь моя идет в струе
И в ногу с музой лягут строфы

Во всяком случае, архаизмы тоже почти пропали. За исключением формы творительного падежа в словосочетании «следом темным» (где в современном русском был бы именительный, или, в крайнем случае, «и» вместо «как»), ну, и инверсий. «Утренний кофе» - это не только ясный сигнал того, что действие перенесено в настоящее, но и изящная пародия на всякие предупреждения Минздрава типа «Курение опасно для Вашего здоровья», ненавязчивый совет-напоминание не пить возбуждающе-тонизирующие напитки в другое время суток. А еще лучше этот наркотик не пить вообще (пить надо тоску!), а сразу расплескать по столу, чтобы получились темные полосы – по ним хорошо угадывать линии, т.е. струи – жизни и судьбы. Устаревшие слова и конструкции были в первой строфе, как мы помним, элементами характеристики завязшего в истории рыцаря с топором – здесь они, как легко установить при внимательном прочтении, указывают на реинкарнацию этого рыцаря в настоящем. Признаки кроманьонца он сохранил (см. стихи о пролитом на стол кофе), а от рыцаря у него зато строевой шаг, только немного неясно, держит ли лирическое я шаг с музой или муза с лирическим я, причем муза или ползком с самого начала или же упала, не успев за нашим солдатом, раз строфы лягут, а не пойдут с ней в ногу – поэтическая многозначность! Здесь, конечно, минус автору, потому что последний стих с предыдущими почти не состыкуется по смыслу (по рифме тоже, к сожалению, никак: для консонанса нужно созвучие как минимум двух согласных, - что в первой-третьей строках автору удалось! – а одного «ф» недостаточно. Для придуманной Евтушенко корневой рифмы одного «оф» тоже маловато. Мы вынуждены поэтому считать данную рифму слишком рискованным и следовательно, не обязательно удачным экспериментом). Поэтическое слово было в первой части стихотворения топором, поэтому строфы здесь – это, видимо, дрова. Зачем музе к ним или рядом с ними понадобилось ползти, стояло, очевидно в знаках судьбы и жизни в кофейной жидкости на столе. Или же разгадка следует в заключительной строфе.


И слова краской обольщен
К тебе промолвит красота строфы
Что мною не написаны еще
Все самые прекрасные стихи


В первую очередь бросается в глаза прекрасная, хоть и несколько херасковская, рифма «обольщен» - «еще». Со «строфы» - «стихи» дело обстоит не так гладко, это рудиментарный консонанс, и рифмоваться эти слова заставляет только их перекрестная позиция по отношению друг к другу, что является довольно смелым шагом со стороны героя и его музы. Муза, впрочем, осталась лежать в предыдущей строфе, там же и лужа кофе. Здесь появляется другая жидкость – или третья, если считать тоску напитком, - краска слова. С красками цветов все было бы предельно ясно, но вот слово, которое даже не дрова, а инструмент для рубки оных, вызывает проблемы понимания. Стало быть, краска слова – это метафора для прекрасной, скажем, мощи топора? Для его яркости, незаурядности? Снова одно из многозначительных и многозначных мест, не до конца поддающихся расшифровке. Но красивый стих, согласитесь. Нехорошо только, что между ним и следующим – глубокая семантическая яма. Если кто-то «обольщен», то почему молвить (привет Хераскову!) будет «красота», существительное женского рода? Явно же не намек на травести-шоу. Но кого же, если не ее соблазнила краска топора? Видимо, автором допущена опечатка. Вместо «и» в начале должно было стоять местоимение «ты». В пользу нашей догадки говорит его появление во втором стихе – именно к нему говорит персонифицированная красота строфы.
Речь ее приводится в двух заключительных стихах: «Что мною не написаны еще /
Все самые прекрасные стихи» - очень благозвучных, синтаксически и грамматически корректных, на хорошем (и современном!) русском языке. И, главное, эти строки содержат обещанную уже в самом начале поэтологическую программу автора: он, трезво оценивая свои достижения (к ним мы сейчас вернемся), смотрит с оптимизмом в будущее и со спокойной уверенностью обещает адресату (а с ним и нам), что все его наиболее совершенные стихи пока еще не существуют, но когда-нибудь непременно появятся.

Отсюда здесь и тройное повторение: краска – красота – прекрасные, с возрастанием доли абстракции символизирующее путь от ученика к мастеру и кратко повторяющее высказывания всех предыдущих строф: Орудующий топором в лесу истории рыцарь-кроманьонец первой строфы во второй строфе уступает место неопределенно-военному, современному нам началу с кофе ( = психоделический напиток, химическое оружие) и музой ( = символ вдохновения), чтобы в третьей строфе смениться утверждением общепринятых и присущих слову и стиху героя эстетических принципов ( = обольстительная тройная красота) и упоминанием стихов как высшей эстетической формы. От воинственного начала, прошедшего путь от кроманьонца-рыцаря до современного солдата-дрессировщика музы, в заключительных строках остается лишь по-хорошему задиристое утверждение: все самые хорошие стихи напишу когда-нибудь я! А не он, не ты и не вы. Таким образом, под подоплекой романтики-милитари и стилизованно-архаического языка нам представляется поэтапное совершенствование поэта. Начав с топором в руках посреди вонючих дебрей истории, он в конечном счете достигает прекрасных отвлеченных высот поэтической мысли будущего. Браво!

Отдельный комплимент автору – за следование современным поэтическим модам и одновременную привязанность к поэтическому языку ушедших эпох. Единственная просьба – работать больше над собственной поэтической речью, учить грамматику и лексику, а также стремиться к большей однозначности, емкости и связности высказывания, чтобы читателю не приходилось часами разгадывать, что тут имеется в виду.