40 дней

Знакомая дорога. Знакомые деревья.
Желтком на небе солнце за облако вцепилось.
Пошаливают нервы. Ты уходил не первый,
сегодня — не последний ушел в свою могилу.

Все больше вас, родимых, меняют свои хаты.
Разменивают жизни, меняют окружение.
И не в свой срок уходят, наверное, по блату…
А у меня всё время в районе сердца жжение,
когда я вижу памятник в немой стране — как маятник
меж небом и землей —
оставил в сердце памятку.
И клякса кровью в памяти,
как в школьном дневнике. Заткнись. Не ной.

Цветы — не жизнь, а символ памяти дырявой,
которая всё тонет в литрах водки.
Хотелось бы, чтоб вместе, чтобы рядом…
и не хотелось бы опять рвать глотку
крича дождливой ночью на создателя,
кторый виноват во всех несчастьях.
Я пью так много, часто и старательно,
что моя жизнь разбилась на две части.

Он мастер. Быть может, взяв фломастер
рисует жизни новые, художник.
Старательно выводит страсти, масти,
и бесконечно счаслив своей властью,
как счаслив бедуин, увидев дождик.

Ложью…
мы не добьёмся ничего и там по прежнему
в безумном танце, не расчитывая силу,
осенний листик кружится и нежно
волнистым пузом трогает могилу…

Прошло уж сорок дней. Уходишь дальше?
Ты был далёк от всем присущей фальши.

И пару раз в году, давясь вновь кровью…
Я помню, родные. Помню.