Старик

Старик бежит в осеннем сквере,
в привычном темпе, не спеша,
чтоб заслонить в душе потери
сквозным виденьем витража.
Короткий день обозначает
сырого небы рубежи.
Парк оккупирован грачами,
меняет в спешке падежи.
Веселье выдохлось в тумане,
сорвал аншлаг аттракцион,
и, скособоченные в раме,
плакаты прокляли сезон.
Качели свой канкан не помнят,
и карусель полумертва:
лошадок загнанных хоронят,
жокеи сдали на права.
Мерцанье осени стихает.
Он видит лица в октябре:
пьют пиво жёлтое, вздыхают,
как над букашкой в янтаре.
И вопрошая, укрощая
людей немирные черты,
на берегу лебяжья стая
томится близостью воды,
ещё живой, уже замершей,
в себя принявшей листопад...
И лебеди над ней, как гейши,
свой демонстрируют наряд.

Неправ художник на аллее,
почти доживший до седин,-
чем дальше жизнь, тем лиловее,
и всё заметней серпантин...
Бежит старик в осеннем парке
и замыкает виражи.
Гудят ветвей сырые арки,
всё гуще жёлтые помарки,
и всё бесплотней миражи.