Никодим

Часть I

«Папаша Карло и Джузеппе,
Конечно, пригубив вина,
(Все это выглядит нелепо)
Достали парня из бревна».

Нашел я книжечку случайно,
Зайдя на часик в туалет,
Дрова рубили и нечаянно
Нашли мальчишку восьми лет.

Я двадцать лет на той колоде
Женат, с которой под венец.
Ну чем я хуже, чем Коллоди,
Пиноккио родной отец.

А теща, старая скотина,
Что заодно с моей женой,
Мол, не прокормит Буратино,
Что спьяну выдумал Толстой.

Господь, наверно, не сподобил,
Папаша что не домутил,
Всю жизнь на мелочи угробил,
Подумать – лучше бы не жил.

Я – плотник в сотом поколеньи,
Не полагаясь на авось,
В сознаньи вычеркну движенья,
Что сделать без толку пришлось.

Леса – им нет конца и края,
Топор наточен и при мне,
Сарай – мой дом и мастерская,
Дороюсь. Истина на дне.

Я к носу кое-что прикинул,
Когда книжонку дочитал,
Схожу в лесок, срублю осину,
Топор – как дифференциал.

По первой производной – баба,
А по второй – конечно, сын,
Чтоб в бедрах первая – не слаба,
Второй – в башке не маргарин.

Взял у соседа в долг телегу,
Под мышку старенький топор,
В июле – это не по снегу,
Срубил, весь в мыле, но припер.

Что ж, мастера боится дело,
Еще сильнее топора,
Щепа повсюду полетела.
Что плотник против столяра?

Взглянул – топорная работа,
Худая, длинная как жердь,
Не приглянулася мне что-то,
Не баба – провесная сельдь.

Черт с ней, пошире сделать ноги,
Удобней сына доставать,
Стал раздвигать их понемногу,
И раскололась, твою мать.

Прям в аккурат посередине,
Меж ног к пупку и до конца,
Поковырялся в сердцевине –
Нет, не видать что-то мальца.

Осина, блин, и есть осина,
Ей лишь листочками дрожать,
Для дров – и то не древесина,
Куда там, чтоб еще рожать.

Действительно, когда для зада,
Если на кол кого сажать,
Да сук повыше, когда надо
Кому веревку привязать.

Позвал соседа, взял полбанки,
Он столяр, и по лесу спец.
Девицы выбросил останки
И рассказал мне под конец:

«Осина дерево пустое,
Береза тоже чепуха,
С нее получиться такое,
Что тут уже не до греха,

Для тела, только в баню ветки,
А это дело – не впротык,
Выходят только малолетки,
За них схлопочешь «пятерик».

Он испытал на своей шкуре,
К чему приводят шашни те,
Когда мотай свой срок, в натуре,
По сто семнадцатой статье.

«Вот липа – для души отрада,
Сосна и ель – те так себе,
Когда получится что надо,
Но чаще краем по губе.

Вот липу взять – другое дело,
Весенний в доме аромат,
Елей душе, бальзам для тела,
Такой девице каждый рад».

***
Проснулся нынче на рассвете,
И не в ладах с самим собой,
Что правды нет на этом свете,
Понятно, ладно хоть живой.

Я за топор и снова к роще
Пораньше, утром, по росе,
Чтоб выбрать дерево потолще
Да не такое, как здесь все.

Дел – полчаса, свалилась липа,
Мешок цветов насобирал,
Чай от простуды и от гриппа
Еще прабабушек спасал.

Тащил, ломал себе хребтину,
Где волоком, где кантовал,
Порвал почти что пуповину,
Когда на козлы поднимал.

Рубил, тесал, на третьи сутки
Увидел все плоды труда,
Сосед болтал-то ради шутки,
А у меня опять беда.

Фальшивку «липой» называют,
От злобы затрясло кадык,
Что сверху баба – понимаю,
Но ниже пояса – мужик.

Стамеску в зубы, ну-ка править,
Убогому-то невдомек –
Коль снизу бабою оставить,
То сверху выйдет мужичок.

Столяр прикинулся Микиткой,
Опять мне на уши поет:
«Как выйдешь, вправо, за калиткой,
Лес заколдованный растет.

А за околицею, в роще,
Одни дрова растут, балда!»
Хотел, как лучше и как проще,
Вот и выходит, как всегда.

***
Я в лес опять пришел пораньше,
Срубил почти столетний дуб,
Но в этот раз зашел подальше,
Теперь не вытащить отруб.

Взял пузырек, позвал соседа,
Чтоб не пустым был разговор,
И он бревно после обеда
На тракторе привез во двор.

Два дня спины не разгибая,
С мозолей кровь от топора,
Как идиот стою в сарае,
Опять не вышло ни хрена.

Как ни рублю тот дуб проклятый,
Выходят только мужики,
И каждый прет, как лось сохатый,
И без разборок за грудки.

Отбился еле, маты в кучу,
Замазал кремом синяки.
Да, дуб других деревьев круче,
И как стальные кулаки.

Еще свезло, жена вбежала
(А ей плевать на мужиков),
Всех на поленницу скидала,
Я зуб отдал, без дураков.

***
Три дня прошло, я раб идеи,
Им всем меня с пути не сбить,
Когда мешают, враз зверею
И снова в лес иду рубить.

Свалил сосну, да в два обхвата,
Полдня домой ее тащил,
Идею гробить рановато,
За сутки дело завершил.

Чуть отошел полюбоваться,
В душе – художник и поэт,
Полезла, стерва, целоваться,
Я в ужасе – тушите свет.

Смотрю в упор, глазам не верю,
Ну, тютя в тютельку – жена,
Улыбка, как оскал у зверя,
И ноги, будто два бревна.

Сто десять – двести – девяносто,
И это только голова,
Грудь – два прыща, не видно просто,
А талия – так метра два.

Я – псих, особенно с похмелья,
Точнее – полный идиот,
Вот начинается веселье,
Топор теперь пускаю в ход,

По темечку и по грудине,
Потом, что силы, промеж ног,
Вот отвалилась половина,
И все-таки Господь помог,

Как из яйца на свет явился
Чуть меньше метра паренек,
А у него, я удивился,
Пониже пояса – сучок.

Какой же это Буратино?
Где задница – торчит башка,
Сучок – от роста половина
И толщиною как рука.

«Ну, мать твою, держись, Щелкунчик!» -
Мелькнула мысль в мозгу одна.
Беру топор: «Ну что, везунчик,
Сейчас поправим». Тут жена

Ворвалась с тещей. Долго били.
И мне теперь ни встать, ни лечь.
Если б на сук тот посадили,
Тогда б забыл родную речь.


Часть II

Который из бревна с сучком,
В постели – просто бесподобен,
Под крышею одной живем,
Хоть я пока дееспособен.

Жена и теща – в шоколаде,
В июле шастают в мехах,
Я подкрадусь однажды сзади,
Топориком – один замах,

И все закончу в одночасье.
Щелкунчик – сразу на дрова,
А мною найденное счастье
Закончится на счете «два».

Сосед зашел, вина налили,
Мол, клином вышибают клин,
Так хорошо еще не жили,
Наш дом похож на магазин.

***
А жизнь, как переплюйка-речка,
Все катит мирно за селом,
Живу, как бедная овечка,
Давно чужим стал отчий дом.

Как бич, ночую я в чулане,
На жизнь смотрю я, как в кино,
Чужие тети на экране
И сучковатое бревно.

Дни, как снежинки, полетели,
А деревянный мужичок
Всю ночь гарцует на постели,
И не ломается сучок.

Деревня на ушах ходила,
Шептались бабки по углам:
«Такое счастье привалило!
И почему все им, не нам?»

А я-то здесь с какого боку?
Завидно только мужикам –
И теща не заводит склоку,
Да и жене все по бровям.

Недавно в школу записали,
Как чурку ни крути – бревно,
Но три девицы приезжали
На черной «Волге» с гороно.

Полдня гадали да рядили,
Такое, видно, в первый раз,
Экстерном сдать все порешили –
И сразу чтоб в десятый класс.

До хрипоты часы делили,
Чтоб каждой выделить урок,
Но без продленки, так решили,
Чтоб дома что-то сделать мог.

В крик сразу разведенок стая
И вдов немереный косяк,
Мол, доля видно их такая:
Тогда тяп-ляп, теперь никак.

А теща быстренько смекнула,
Врубилась сразу, что и как,
И цену за урок загнула,
Да и другим не просто так.

Патент, лицензия, аренда,
Но это мелочь, чепуха,
И появилася легенда
От первородного греха.

Соседи распускали слухи,
И поползли они, как дым,
Пришел в село, твердят старухи,
Большой целитель, Никодим.

Но, правда, с виду малость странный,
Крученый, как веретено,
Наполовину деревянный,
Но есть достоинство одно.

В нем фокус весь его и сила,
А, право слово, не размер.
Всем бабка Маша говорила.
И привела один пример:

«Никитична мне рассказала,
Совру – отсохнет пусть язык,
Три дня Прасковья помирала,
В запое был когда старик.

И позвала его, хирея,
Мол, ей теперь уже не встать,
Хочу, что Боря Моисеев,
Хоть перед смертью испытать.

Он к Никодиму, значит, сразу,
С поклоном в пояс, бьет челом:
«Вот что удумала зараза».
А деревяшке нипочем.

Дед отслюнявил, сколько надо,
Осталось и на пузырек,
Пока болтался где не надо,
Все честно сделал мужичок.

Вернулся дед, глазам не верит,
Старуха в дом несет дрова,
И в пояснице не прострелит,
И не кружится голова,

Как будто побраталась с чертом,
Как ни болела, твою мать.
Нам это б все в двадцать четвертом,
То Ильича могли б поднять».

«В селе соседнем, за рекою, –
Дед Сенька тут же рассказал, –
Там Никодим с глухонемою
Два раза переночевал.

Вторая ночка пролетела,
Лишь вышел Никодим за дверь,
И слух в порядке, и запела,
Ни дать, ни взять – Катюха Лель».

***
Молва-молвой, а делу время.
Стал знаменитым Никодим.
Из шишки брошенное семя.
У нас все так, на том стоим.

Он стал районного масштаба,
А дальше область, позже край,
Вдруг захворает чья-то баба,
К нему с поклоном – выручай.

А слухи впереди летели,
И хоть цена им три рубля,
Весть о волшебнике в постели
К зиме добралась до Кремля.

Большой Совет – и сразу в тему,
В Минздраве создан новый трест,
Чтоб поскорей решить проблему
Для столь не отдаленных мест.

Премьер-министр за все в ответе.
А как же? И никто другой!
Нет дел важней на этом свете,
А дальше все само собой.

Дворцы, гостиницы и банки,
Аэропорт, базар, вокзал.
Убрали с кладбища останки,
Так видно старший приказал.

Таджики, молдаване, турки,
У нас столичный стройотряд,
Луга, где жили сивки-бурки,
Скупили, к черту, все подряд.

Где был сарай – теперь контора,
Где баня – вырос институт.
Мешает туалет всем. Скоро
Посрать спокойно не дадут.

***
Потехе час, а делу время,
Минуты, как вода в песок,
Небрежно брошенное семя
Когда-нибудь да даст росток.

А слава все росла, летела
Легендою про мужичка.
Борисовна, конечно, спела,
По теме пробежав слегка.

И Гурченко, само собою,
Ее нам никуда не деть,
Как шестиклассница с косою,
Но, правда, постеснялась петь.

Ну и, конечно, рядом Боря,
А следом голубая рать,
Куда без них? Без них нам горе,
Раз думаем, чем нужно срать.

Зубная паста и колготки,
Не обойтись без «Ариэль»,
Шампунем мытые красотки,
Но главное, что видим цель.

***
И вырос город над рекою,
А если город – значит мэр.
Где? Под Рязанью ли, Москвою…
Не важно, главное – размер!

Есть банки – значит ипотека,
Есть ипотека – есть жилье,
В лицо пахнуло прошлым веком
И наших планов громадье.

Четыре треста – как и было,
И Академия Наук
Свой филиал за день открыла,
И институтов восемь штук.

«НИИ рога», «НИИ копыта»,
«НИИ проект», «НИИ бревно»,
«НИИ чтоб было шито-крыто»,
«НИИ чтоб плавало оно».

Пусть кажется смешным кому-то,
Чтоб веселее было всем,
Не обойтись без института
«Экономических проблем».

«НИИ высоких технологий»,
Чтоб вслед за нами шел прогресс,
Тащился сирый и убогий,
Но главное сырье есть – лес!

Иван Иваныч Иванов,
Батрак в десятом поколеньи,
Дед в октябре, без дураков,
Свой выбор сделал без сомненья.

В ЧК, потом в НКВД
Врагов родной Советской власти
В Смоленске и Улан-Удэ
Уничтожал с великой страстью.

Но оказалось, что не тех.
Лес рубят – то щепа повсюду,
Во всем виновен, просто смех,
Конечно, Берия, иуда.

Поговорим-ка о другом.
О лесе снова, вот умора.
Все прокатилось чередом,
Жива и будет жить «контора».

А внук, конечно, «все забыл»,
Когда еще в МАИ учился,
Папашу с дедом осудил
И тихой сапой открестился.

Он долго и упорно грыз
То, что у нас зовут наукой,
Прополз, как уж, пролез, как лис,
Правитель пестика со ступой.

Стал кандидат, решив проблему
Чего-то мокрого в носу,
И докторская тоже в тему:
Делать с бумаги колбасу.

Гнал водку из лесных отходов,
Из нефти всем пошил штаны,
В семье единой всех народов,
Где были все тогда равны.

Решал вопросы медицины,
Когда возглавил институт,
О пользе пирожков из глины
В стране, где люди не живут.

Его терзало славы бремя,
Но он трудился, все для нас,
И наступило его время
Или, точнее, звездный час.

А Никодим тому виною,
И вырос город Никодим.
Ничто не вечно под луною,
У нас не так, на том стоим.

Руководителем проекта
Его назначил «кабинет»,
И нет в стране важней объекта,
Где жизни не было и нет.

У нас беда одна не ходит,
Толпою беды по стране,
С ума по пьянке кто-то сходит,
А кто-то морду бьет жене.

Жаль, Никодимушкиной силы
Хватило лишь на пару лет,
И рвет мозги, как грузчик жилы,
Большой технический совет.

Отчет всем ясен и понятен,
Идет процесс, идет труха,
И запах очень неприятен,
Загнили будто потроха.

Пока гадали да рядили,
Как увеличить службы срок,
Не то, наверное, залили,
И развалился мужичок.

«Вы, сволочи! ГУЛАГ забыли? -
Взял слово Ваня Иванов, -
Напомнить, где и как все жили?»
И мат за матом вместо слов.

Сегодня главная задача,
Как эту тайну сохранить,
Не полагаясь на удачу,
Решаем, быть или не быть.

***
Нам нужно продержаться ночку,
Чуть больше года протянуть,
Потом уйдет, поставив точку,
И, слава богу, в добрый путь.

Премьер-министр спустился с крыши,
Мол, здесь мы все не без греха,
Убьет любого, коль услышит
Он слово мерзкое «труха».

Нам нужно крепко потрудиться,
А не болтать про потроха,
Петух вон пьет, ему не ссытся,
Учитесь жить у петуха.

Так заседали третьи сутки,
Пять раз снимать ходили стресс,
И кто-то ляпнул, ради шутки:
«Всегда найдется МНС».

Во лбу побольше семи пядей,
В башке полным-полно идей.
Что ж до сих пор молчали, б…ди,
Тащите всех сюда скорей.

У нас талантов, как навоза,
Кулибиных, скажу тебе,
Почти у каждого колхоза,
Как тараканов по избе.

А в институтах поболтаться
Да гениев там поискать,
Найдешь в любом, так может статься,
И два, и три, и даже пять.

Собрали всех, кого успели,
Кто пьян был или не совсем,
Приказ один – к концу недели
Избавиться от всех проблем.

А «младшие» уже смекнули,
Что это их счастливый шанс,
И цену за грехи загнули,
И за молчание аванс.

Процесс пошел, все закипело,
Аврал для нас отец родной,
Закончили под утро дело,
Покой нам снится – вечный бой.

Совет прошел без лишних прений,
Решенье есть у нас одно,
Без всяких умозаключений
То что нельзя – разрешено.

Всем ясно, нет огня без дыма,
Минфин мошною потряси,
А сыновья от Никодима
Пошли толпою по Руси.

Важна здесь вера в его силу,
Что Никодим нас всех спасет,
И роет сам себе могилу,
В ком эта вера не живет.

Но если веруешь, как в Бога,
А может, даже посильней,
В даль светлую ведет дорога.
А если нет – то и хрен с ней.

***
Проснулся – ночь. Лежу в сарае.
Такая снилась чепуха.
Смотрю на пол, не понимая –
На палец слой лежит труха.

На волю вышел – пахнут травы,
Горит вечерняя звезда,
Там на реке, среди дубравы,
С туманом шепчется вода.

Когда-то расскажу я сыну,
Какую хрень писал Толстой.
Пойду-ка в лес, срублю осину,
И обретет душа покой.