Юдифь и Олоферн

Владимир Щербединский


Старая легенда сквозь призму истории и психоанализа в 2-х актах

действующие лица:
ЮДИФЬ.
ИДЕЛЬ – служанка Юдифи.
ОЛОФЕРН – главнокомандующий армии персов.
ВОГАОЗ – советник персидского фараона Артакшатра III Оха.
ЕЛИАКИМ – первосвященник Ветилуи.
АРШАД – начальник сторожевого отряда персов.
КУРУШ и КАМБИЗ – солдаты-персы.
РАХИЛЬ – наложница Вога;оза.
АРСЕС – ординарец Олоферна.

Действие происходит в IV веке до н. э. в городе Ветилуя и его окрестностях.

АКТ I
Сцена 1. ЕЛИАКИМ С ЮДИФЬЮ В ЕЁ ДОМЕ.

ЕЛИАКИМ (погладив Юдифь по щеке).
С решеньем не спеши сейчас уж, утром
Ответ мне дашь. Обдумай всё, молись.
Пораньше ляг, чтоб выспаться. С рассветом
Из недр земных, из тверди поднебесья
Зови Господни силы, Иудифь,
Проси защиты, милости, спасенья
И вымоли Его благословенья,
Чтоб с совестью в ладу и не страшась,
Собрав все силы, духом укрепившись,
Священное убийство совершить
Во благо, во спасение народа,
Которого Он сам же и избрал.
ЮДИФЬ.
Избрал, чтоб вечно мучить нас нещадно?
ЕЛИАКИМ.
Пути Господни неисповедимы.
Мы прах пред Ним, не нам Его судить.
ЮДИФЬ.
Но нам страдать от голода и жажды,
А как сдадите город, – от насилья,
Побоев, грабежа и смертных мук.
А мне – от униженья и позора,
Коль всё же я пойду в персидский стан.
А выйдет дело, страшно и подумать,
Что сделают язычники со мной!
ЕЛИАКИМ.
Молиться буду, чтобы не оставил
Тебя Всевышний, вёл, берёг, хранил.
Молиться накажу и горожанам!
ЮДИФЬ.
Сдаётся мне, Он нас давно оставил
И проклял с отвращеньем и презреньем,
Обрёк на истребленье, ад…
ЕЛИАКИМ (грозя пальцем). Не сме-ей
Кощунственным сомненьям поддаваться.
Разгневаешь Его, так просто раем
День нынешний вспомянется тебе!
ЮДИФЬ.
Вспомянется, как нынче с первым солнцем
Асы; вдова, очнувшись ото сна
И тёплый трупик дочки обнаружив,
От жажды, истощения умершей,
Без слёз, истерик, с чувством облегченья
Разделала его, как козью тушку,
Чтоб было чем живых детей кормить?
И это – рай?!
ЕЛИАКИМ. Чудовищный поступок,
Но всё же единичный он …
ЮДИФЬ. Пока.
Что дальше будет?..
ЕЛИАКИМ. Я распорядился
Всем семьям в столь тяжёлом положенье
Давать священный хлеб, вино и масло,
Что в жертву Яхве люди наносили.
ЮДИФЬ.
Забрать у Бога жертвенные хлебы?
Да это – смертный приговор!..
ЕЛИАКИМ. Ну-у – ничего,
И сам Давид едал – и цел остался,
И царство, и народ свой отстоял.
ЮДИФЬ.
Господь благоволит царям, наверно.
ЕЛИАКИМ.
Ко всем благоволит, кто свято верит
В могущество Его и справедливость,
Кто чист душой и праведно живёт,
И чтит законы Божьи и отцов.
ЮДИФЬ.
Ответь, святейший, собственную внучку,
Была б она красива и юна,
Отправил бы с кровавым порученьем
К врагу на поругание и смерть?
ЕЛИАКИМ.
Господь свидетель, собственную внучку,
Имей она хоть долю красоты
И силы магнетической твоей,
Клянусь, мне во сто крат бы было легче
Послать на смерть, грех умысла нести.
ЮДИФЬ.
Прости меня, святейший, червь сомненья
Закрался в мысли, точит изнутри
И гадит страхом.
ЕЛИАКИМ. Всё я понимаю
И сам, поверь, терзаюсь, трепещу
От ужаса при мысли, что, быть может,
Погибнешь понапрасну. Этот грех
Вовек не искупить, не замолить мне!

ЮДИФЬ.
Пять дней осталось веку твоему.
ЕЛИАКИМ.
Пошлёт Господь дождя, мы не сдадимся!..
ЮДИФЬ.
Пять дней по пять продержимся тогда
На собранной воде, священных хле;бах,
Собаках, кошках, финиках, мышах.
А что потом?
ЕЛИАКИМ (помолчав). Безумный ужас… Ад.
ЮДИФЬ.
Опять на круги адовы вернулись.
ЕЛИАКИМ.
Куда ни кинь, повсюду адский клин…
ЮДИФЬ.
Ступай, старик, домой и не терзайся.
Душа моя металась, будто странник,
Застигнутый врасплох песчаной бурей,
Как зычный барабан, ты дал сигнал,
Куда идти, надежду на спасенье.
Должно быть, сам Господь тебя послал,
Вняв всем моим призывам и мольбам
О помощи, защите, вразумленье.
Давай свой яд.
ЕЛИАКИМ. Ты-ы… всё-таки, решилась?!
ЮДИФЬ.
Как странно, что ты этим поражён.
ЕЛИАКИМ.
Эх, девочка, величие души
И дьявола способно поразить,
А я… я… потрясён… восторг священный
Меня переполняет, Иудифь! (Опускается перед ней на колени.)
Я кланяюсь тебе за Ветилую. (Кланяется.)
За всех, кто жив ещё! (Снова кланяется.)
ЮДИФЬ (бросается к нему). Елиаким,
Встань ради бога! Я благодарить
Должна тебя коленопреклонённо
За то, что выбрал, честь мне оказал! (Помогает ему подняться.)
ЕЛИАКИМ.
В тебя я верил, знал, что ты не сможешь,
Застыв в оцепененье, смерти ждать,
Смиренно созерцая, как вокруг
Она под корень косит всё живое.
Пусть даже не удастся дерзкий план,
Знай, девочка, что имя Иудифь,
Едва лишь завтра выйдешь за ворота,
В роды родов молвою понесётся,
Как… символ героизма и отваги.
Храни тебя Господь, душа моя. (Целует её в макушку.)
Всем миром за тебя молиться будем.
ЮДИФЬ (поцеловав ему руку).
Святейший, никому не говори,
Пожалуйста, до срока ничего,
До полной, окончательной развязки,
Спасительной, смертельной – Бог лишь знает,
Твоих молитв с меня довольно будет.
ЕЛИАКИМ (надевает на шею Юдифи амулет с ядом).
Рук кровью не придётся обагрять.
Коварная начинка амулета
Без хруста рёбер, жутких ран и язв
Сразит в момент великого злодея,
Чью гибель жаждет страстно Иудея.
Да что там Иудея, все народы,
Что пёс персидский злобный покорил!..
А станет уж самой невмоготу,
Избави бог, от мук и издевательств,
Греха не бойся, выпей этот яд.
Мой яд – мой грех, пред Богом сам отвечу. (Поцеловал её в лоб.)
Прощай. Верней, до завтра. Утром я
Приду благословить и проводить.
Мужайся и молись. (Идёт к выходу.)
ЮДИФЬ. А если вдруг?..
ЕЛИАКИМ (обернувшись).
Прости, я не расслышал.
ЮДИФЬ. Нет, я-а… так…
ЕЛИАКИМ.
Да нет, не «так», а вот как: «если вдруг»…
Прельстит тебя кровавый воевода
Дарами, речью, мужеством своим
И долг святой и правый свой презришь,
Падёт проклятье мёртвых и живых
На огненную голову твою,
В роды родов навечно пронесётся.
Презренным станет имя Иудифь!..
Ну, будет, не бледней, я это так…
Помыслил вслух старик ворчун. Прости. (Уходит.)

ТУТ ЖЕ ПОЯВИЛАСЬ ИДЕЛЬ, ГОРЯЩИМИ ГЛАЗКАМИ ГНЕВНО ВПЕРИЛАСЬ В ЮДИФЬ; ТА, НЕ ВЫДЕРЖАВ, ПОТУПИЛАСЬ.
ИДЕЛЬ (грубо ухватив амулет).
Красивая вещица. Дашь примерить?
ЮДИФЬ (схватив её за руку).
Не цацки это, ну-ка отцепись.
ИДЕЛЬ.
Так, значит… не кулон?!
ЮДИФЬ. Нет!.. Амулет.
ИДЕЛЬ.
С чего бы это наш первосвященник
Языческие штучки раздаёт?
ЮДИФЬ.
Язык попридержи.
ИДЕЛЬ. С какой бы стати
Молчать-то мне? Каков хитрец-мудрец,
Трепещет он от ужаса, пень старый,
Что ты пойдёшь червям на сладкий корм!
Пусть доченька племянницы его
Идёт со смертью завтра миловаться!!..
Тем более что девке – кто ни кто,
Лишь драли бы пожёстче и подольше.
ЮДИФЬ.
Суди-ряди. Сама судима будешь,
Ох, горько станет…Руку разожми.
ИДЕЛЬ.
Вот фигушки тебе. Я эту дрянь
Сейчас же отберу и возвращу
Придумщику спасительного плана
Как шкуру, власть, доходы сохранить
За счёт геройства дур и дураков!
ЮДИФЬ.
Что можешь знать о власти ты, служанка?
Не много ли берёшь-то на себя?!
Сиди уж, копошись в своём навозе
И нос не суй, куда тебя не просят.
Прочь руки! (Пытается вырвать амулет.)
ИДЕЛЬ (сопротивляясь). Руки прочь сама! (Идёт борьба за амулет.)
ЮДИФЬ.
Шнурок порвёшь!
ИДЕЛЬ. Плевать бы на него!
ЮДИФЬ.
Уй, когти убери!
ИДЕЛЬ. Не уберу!
Всё личико твоё располосую,
Чтоб нечем было персов завлекать!
ЮДИФЬ.
Ещё посмотрим, когти чьи острее!
(Впивается ногтями в руку Идели, та какое-то время терпит боль, затем с воплем валит Юдифь на циновку и садится на неё верхом.)
ИДЕЛЬ (после короткой передышки).
Ну, хватит, порезвились и довольно.
Чего вцепилась, руку отпусти?
ЮДИФЬ.
Сначала – ты!
ИДЕЛЬ (разжав руку). Упрямая девчонка,
Цепляйся, не цепляйся – всё равно
Тебя я никуда не отпущу.
Упрячу в подпол, на; цепь посажу,
Не выйдешь на потеху мужикам! (Слезла с Юдифи, села рядом.)
ЮДИФЬ (прячет амулет в ворот платья).
И цепью не удержишь, дорогуша.
ИДЕЛЬ.
Ты цепи рвёшь?
ЮДИФЬ. Нет. Просто… отравлюсь!
Не стану на цепи сидеть и ждать,
Когда нас перережут как баранов!
ИДЕЛЬ.
Отравишься?.. А ну-ка дай сюда! (Вновь пытается схватить амулет.)
ЮДИФЬ (отбиваясь).
Идель, оставь, довольно!.. Хватит!.. Хватит!! (Хлёстко бьёт её по щеке; ошеломлённая Идель повернулась спиной, тихо сидит, глотая слёзы.)
ЮДИФЬ.
Идель, прости, ей богу не хотела.
Ну-у… как-то вышло так… само собой. (Обняла её.)
Прошу, прости, пожалуйста. Мне стыдно…
ИДЕЛЬ (сбросив с плеч её руки).
Да ладно уж лукавить, госпожа,
Дала по морде, ну и слава богу,
Рабыня для того и создана.
ЮДИФЬ.
Какая ты рабыня?!..
ИДЕЛЬ. Да-а?! А кто же?
Меня же ведь папане твоему
Родители отдали за долги.
Тебе служить приставлена я с детства.
ЮДИФЬ.
Ты с детства мне подруга и сестра.
Сейчас нет никого родней и ближе!.. (Прослезилась.)
А вольную сегодня же получишь.
ИДЕЛЬ.
Пять дней всего – и наши кверху лапки,
И стаи персиян, как шакальё,
Накинуться терзать рабов и вольных –
Живых и мёртвых – жадно, не деля.
ЮДИФЬ.
Что будет с нами, – знает лишь Господь.
Нам нужно лишь понять, чего Он хочет,
И с тщанием смиренно исполнять,
С надеждою и верой на спасенье,
На милость и прощение Его.
ИДЕЛЬ.
По-твоему, Господь наш возжелал,
Чтоб в логово пошла ты Олоферна,
Прельстила супостата, а потом
Прикончила в момент благоприятный?
ЮДИФЬ.
Ух, язва…
ИДЕЛЬ. Это так?!
ЮДИФЬ. Да! Это так.
Мне как про яд сказал Елиаким,
Я сразу поняла – вот то, что нужно!
Вмиг все ручьи слились в один поток:
Мои молитвы, смутные желанья
И смерть отца, отсутствие детей,
Вдовство и красота моя и юность,
И боль невыносимая в душе
За город, за людей… и этот яд –
Он стал последней каплей – всё, река
Преграду смыла, в русло устремилась,
Движение и путь свой обрела!..
ИДЕЛЬ.
Ой, деточка, тебе семнадцать лет,
Ты толком мужиков-то не видала,
Овца овцой, а мнишь, что сможешь льва,
Могучего, коварного и злого,
Врасплох застать и насмерть поразить.
Безумие!
ЮДИФЬ. Как знать, ведь сытый лев
Бывает даже очень благодушен.
ИДЕЛЬ (замахивается на неё).
Уй, так бы и прибила! (Отвернулась.)
ЮДИФЬ. Да за что?
ИДЕЛЬ.
А то не знаешь…
ЮДИФЬ. Нет, не понимаю.
ИДЕЛЬ.
Да ладно врать-то, будто я не вижу,
Как стала ты смотреть на мужиков.
ЮДИФЬ.
Идель, не смей, сейчас опять получишь!..
ИДЕЛЬ.
Красотка, хоть себе-то уж не ври.
Я видела, как жадно ты следила,
Прерывисто дыша, вся трепеща,
Закатывая глазки, ширя ноздри,
Когда сосед наш давеча на крыше,
Прикончив разом весь запас вина,
Пластал азартно дурочку-служанку…
И как потом лежала в изможденье,
А чуть забрезжило, корзину принесла
С вещичками покойного супруга
И до-олго их в тоске перебирала.
ЮДИФЬ.
И в чём, скажи, вина моя?
ИДЕЛЬ (помолчав). Ни в чём…
Зов плоти не обманешь, не заткнёшь.
Съев сладкое, на пресное не тянет.
ЮДИФЬ.
Муж нежным был со мною, деликатным
И ласковым и добрым по-отцовски,
Порою я-а… скучаю по нему.
ИДЕЛЬ.
А я ходила вечно в синяках!
ЮДИФЬ.
Он бил тебя?!..
ИДЕЛЬ (усмехнувшись). Эх ты и простодыра.
Щипал, игрун, и тискал бесконечно!
ЮДИФЬ.
А я не замечала… Это правда?!
ИДЕЛЬ.
Куда тебе чего-то замечать,
Витаешь днём и ночью в облаках.
ЮДИФЬ (порывисто обняв её).
 Голубушка, да что ж ты не сказала?! (Чмокает её в щёки, прижимается щекой.)
Да я б ему!..
ИДЕЛЬ. Сама разобралась.
Однажды как дала ему коленкой,
Волчком вертелся, бедный, по траве!
Зато с тех пор как бабка отходила
Скабрёзничать и руки распускать.
ЮДИФЬ.
Кто б мог подумать, вроде пожилой,
Степенный с виду и благочестивый,
А вот поди же!..
ИДЕЛЬ. Да у мужиков,
У белых, чёрных, бедных и богатых,
У юных, зрелых, даже стариков –
У всех свербит в мозгах одно и то же:
Зажать покрепче б, глубже засадить!
Я их за это с детства ненавижу!
ЮДИФЬ (гладя её по головке).
Бедняжка. Ту историю я помню…
С кривым слугой, рабом из Мараканды.
Забыть пора об этом и простить,
Сполна он получил …
ИДЕЛЬ. Неужто помнишь?!
Мне было-то тогда лет… восемь, девять,
Тебе – пять, шесть – совсем ещё малышка,
Ребёнок-несмышлёныш…
ЮДИФЬ. Ну и что?!
Я сердцем поняла, он делал зло.
(Обе молчат, не расцепляя объятий.)
Когда его к обрыву подвели,
Он странно оглянулся на меня
И, зыркнув глазом, жутко улыбнулся.
ИДЕЛЬ.
Не надо, Иудифь, не вспоминай,
Я в этот глаз как кролик на удава
Смотрела с содроганьем целый год.
ЮДИФЬ (глаза в глаза).
Прости, Идель.
ИДЕЛЬ (усмехнувшись). А рыжую малышку,
Что казнь пришла смотреть разиня рот,
Кривой, похоже, сделал новой жертвой,
Но, правда, лишь в фантазиях своих.
ЮДИФЬ.
И слава Богу, что лишь только так.
ИДЕЛЬ.
Что завтра будет так же, сомневаюсь.
ЮДИФЬ.
Бог милостив, авось да пронесёт.
Я верю, знаю, чувствую, поможет!
ИДЕЛЬ.
Блажная ты, куда тебя несёт?
Ведь можно же под домом отсидеться.
Ей богу не найдут! Еды нам хватит,
Вина ещё порядочно у нас.
Неделю отсидим, они уйдут!
Ершалаим – ведь сердце Иудеи,
Чтоб вырвать сердце, лев твой заспешит.
Здесь будет как на кладбище безлюдно...
ЮДИФЬ.
Здесь будет пепелище, а под ним
Руины зданий заживо схоронят
Всех ушлых хитрецов, подобных нам.
ИДЕЛЬ.
Бог милостив, авось да пронесёт.
ЮДИФЬ.
Впотьмах сидеть… страдать, сходить с ума…
Да мне и дня не выдержать в могиле!
Пусть рвут на части, я хоть буду знать,
Что сиднем не сидела, а боролась
За родину, за веру!.. За народ.
И встречу смерть спокойно и достойно,
Не крысой, не кротом, как человек.
ИДЕЛЬ (чуть не плача).
Безумная, ну что с тобой мне сделать?!
Опомнись же, твой план – самоубийство!
ЮДИФЬ (улыбнувшись).
Иди там по сусекам наскреби
Еды какой-нибудь мне дня на три.
ИДЕЛЬ.
Рехнусь тут без тебя я и умру…
Одну не отпущу, пойду с тобой,
С тобой и помирать мне будет легче.
ЮДИФЬ (усыпая её поцелуями).
Пойми, Идель, ведь это ж страшный риск!
Представь, что не поверят, всё поймут,
Измучат, искалечат, истерзают,
Живьём сожгут иль кожу с нас сдерут.
На кол, бывает, изверги сажают!..
ИДЕЛЬ.
Посадят, будь покойна, и не раз.
ЮДИФЬ.
Как шило у тебя язык, милашка.
Уколешься сама когда-нибудь
Да так, что очень горько пожалеешь.
ИДЕЛЬ.
Не бойся, уж тебя не уколю. (Целует её.)

Сцена 2. У БОЛЬШОГО ВАЛУНА ДВА СОЛДАТА-ПЕРСА КУРУШ И КАМБИЗ НЕСУТ ПОСТОВУЮ СЛУЖБУ. ОНИ ИГРАЮТ В КОСТИ, ТО И ДЕЛО ОГЛЯДЫВАЯСЬ ПО СТОРОНАМ, ЧТОБ НЕ ОКАЗАТЬСЯ ЗАСТИГНУТЫМИ ВРАСПЛОХ ЗА ЭТИМ ЗАНЯТИЕМ. ИГРАЮТ НА ЧАРКУ ВИНА, КОТОРУЮ НАЛИВАЕТ ПРОИГРАВШИЙ ИЗ СВОЕГО МЕХА, ПОЭТОМУ ОБА УЖЕ ПОРЯДКОМ ПЬЯНЫ.
КУРУШ (трясёт чарку с костями).
Зурван… Зурван… Зурван… Не подведи! (Бросает кости.)
КАМБИЗ.
Тьфу ты, шайтан, судьбы дурной каприз!
КУРУШ (театрально воздев руки).
О, бог судьбы Зурван, я победил,
Хвала тебе! (Кривляясь, отвешивает поклоны.) Налей пока, Камбиз,
Зурван меня сегодня ублажает.
КАМБИЗ.
Зурван вот пусть тебе и наливает! (Хохочет.)
КУРУШ (напустив на себя суровость).
Ты больно-то язык не распускай,
Парняга. Проиграл?! – всё, наливай.
КАМБИЗ (бросает ему свой мех с вином).
Да на, упейся ты хоть до уссачки!
КУРУШ.
Ну, гад такой, швырнул как кость собачке… (Швыряет в Камбиза его мех.)
Вот сам и пей кислятину свою!
(Камбиз медленно встал с грозным видом.)
Осты-ынь, Камбиз…
КАМБИЗ (расплывшись в улыбке). Пойду-ка отолью.
КУРУШ (обрадовано).
Во – правильно, напомнил мысль мою! (Оба зашли за валун, мочатся.)
КУРУШ (заворожено следя за процессом).
Мех вылакал, а вышло, что без толку.
КАМБИЗ.
Глазам не верю… Глянь-ка, глянь-ка, тёлки!
КУРУШ.
Да где-е?..
КАМБИЗ. Да вон!
КУРУШ. А, вижу… Впрямь бабьё!
Из крепости идут…
КАМБИЗ. Две молодухи,
Осанисты, нарядны, ё моё!
КУРУШ.
Да-а, хороши-ы… А, может, это шлюхи?
КАМБИЗ.
Ты шлюх еврейских где-нибудь встречал?
КУРУШ.
Среди дешёвых… нет, не примечал!..
Шпионки – точно. Может, и мужчины!..
КАМБИЗ.
Чего-о?!
КУРУШ. Ну-у, мужики переоделись,
Лазутчики! А только подойдут,
Мечи из платьев вон, да и убьют.
КАМБИЗ.
Ты, дядь Куруш, несёшь такую ересь,
Смешно аж! Сомневаться нет причины,
Идут, глянь, как по-женски мелко, плавно,
Качая задом, сдерживая юбки.
На нас летят еврейские голубки.
Летите, встретим, о-очень будет славно.
КУРУШ.
Сперва их будет лучше допросить.
На всякий случай…
КАМБИЗ. Брось, Куруш, дурить,
Бей в зубы с ходу да тащи в лощинку,
Трава там – пух, считай, что на перинку.
Потешимся с тобой на дармовщинку
И плату с них возьмём за вечеринку!
КУРУШ.
Заложат ведь…
КАМБИЗ. Не смогут никогда:
В лощинке их оставим навсегда.
КУРУШ.
Во – правильно! Мне план, Камбиз, по нраву!
КАМБИЗ.
Подходят, тсс!.. Жди тут, я кинусь справа.

ПРИБЛИЖАЮТСЯ ЮДИФЬ И ИДЕЛЬ.
ИДЕЛЬ (с дрожью, приглушая голос).
За глыбой той как змеи притаились.
Ох, чую – не к добру, ой быть беде!
ЮДИФЬ.
Не спрятаться от бед нам тут нигде,
Идём, я верю, мы не зря молились.
ИДЕЛЬ (ухватила за руку Юдифь).
Постой! Хотят напасть они, наверно.
Торчали две башки – и скрылись!.. Скверно.
ЮДИФЬ.
Не трусь, подруга…
ИДЕЛЬ. Ждут момента, что ли...
Как страшно-то!..
ЮДИФЬ. Со страху поневоле
В любой тени нам видятся солдаты.
Стой тут, пойду проверю. (Пошла.)
ИДЕЛЬ (сдавливая голос). Да куда ты?!..
Стой, глупая!.. (Догнала, схватила за руку.) Я видела их ясно!
Как волки затаились не напрасно,
Ждут козочек, чтоб сбить наверняка,
Сломать, ошеломить, распотрошить,
Чтоб ойкнуть не успели, глаз раскрыть!..
ЮДИФЬ (пытаясь высвободиться).
Не жми – не горло перса – всё ж рука!..
Трусиха, синяков мне насажаешь!
ИДЕЛЬ.
Куда ты рвёшься, ты соображаешь?!
Засада там!
ЮДИФЬ (оттолкнув её). Она везде. Идём! (Пошла к валуну.)
ИДЕЛЬ (неожиданно громко, нарочито).
Я видела дозорных, мы не сбились!
До ветра, вероятно, отлучились –
Бывает с каждым. Здесь их подождём,
Без них не разыскать нам Олоферна!.. (Юдифь остановилась, обернулась.)
Солдатиков невольно подведём,
Ведь их за нас накажут!.. Верно?!
ЮДИФЬ (поняв игру, с вызовом). Верно!
(Идель бегом догнала Юдифь, а Куруш с Камбизом усиленно напрягали мозги, осмысливая услышанное.)
ИДЕЛЬ (шёпотом).
Ни звука. Призадумались, похоже.
Ну, где ж вы, псы, явите ваши рожи?!
(Опять громко.)
Дозорные, эй, где вы?!.. Отзовитесь!
ЮДИФЬ (тоже громко).
Вы что, еврейских женщин так боитесь?!
Солдат мы не едим, идите смело!..
ИДЕЛЬ (с шипящим шёпотом).
Дурёха, ты совсем, что ль, очумела,
Собак травить?!..
ЮДИФЬ. Идель, мне надоело
Кривляться перед глыбою пустой.
У всех собак на трусов острый нюх,
Почуют страх – порвут нас в прах и пух.
Кончай дрожать и с духом соберись!..
Закрой глаза.
ИДЕЛЬ. Закрыла.
ЮДИФЬ. Помолись. (Идель, пошептав молитву, открыла глаза.)
Ну, легче стало?
ИДЕЛЬ. Да.
ЮДИФЬ. Идём.
ИДЕЛЬ. Постой,
Я нож возьму, в рукав себе запрячу. (Полезла в свою корзину за ножом.)
ЮДИФЬ.
Ты сбрендила со страху, не иначе.
Не вздумай! (Хлопнула её по рукам.)
ИДЕЛЬ. Ну, хоть чем-то отбиваться!..
ЮДИФЬ.
С солдатами ты хочешь потягаться
В умении сражаться, убивать?!
Нас, баб, перекалечили б мужи,
Хватайся всякий раз мы за ножи.
ИДЕЛЬ.
А как же, сразу ноги раздвигать?
ЮДИФЬ.
Щиты, доспехи наши – обаянье.
Пращи и стрелы – ум и красота,
И глаз лучистое и томное сиянье.
Мечи и копья – наша нагота,
А уж язык – вот самый лучший нож,
Польстишь слегка, немного подпоёшь…
ИДЕЛЬ.
Прозрачно намекнёшь, слегка лизнёшь…
ЮДИФЬ (несильно шлёпнув Идель по лбу).
Пожалуешься слёзно – и берёшь
Мужчину в плен, как сдавшуюся крепость.
ИДЕЛЬ.
Слезой ты зверя-перса не проймёшь.
Сейчас поймёшь, какую мне нелепость
Несла столь вдохновенно. Ну, иди.
ЮДИФЬ.
Ты-ы… не пойдёшь?..
ИДЕЛЬ. Пойду… чуть позади.
Юдифь направилась к валуну, а Идель, вытащив из корзины нож и спрятав его в рукаве, пошла следом. Услышав конский топот, девушки обернулись и увидели группу всадников, скачущую вверх по склону. В этот момент Камбиз коротко свистнул, и оба перса бесшумно и стремительно бросились на них. Ни одна, ни другая, оцепенев от испуга, не смогла даже руки поднять, чтобы хоть как-то защититься. Юдифь рухнула, оглушённая Камбизом ударом по темени, а Идель, получив от Куруша удар в висок, упала, распластавшись.
КАМБИЗ (опустившись на колени возле бесчувственной Юдифи, зачаровано).
Ты гля-ань, Куруш!.. Создание небес…
Богиня света, солнце Иудеи…
КУРУШ (возбуждённо).
Мне кажется, что надо б по идее,
Пока не оклемался рыжий бес,
Его быстрей в лощинку оттащить,
Чтоб здесь нас не застукали с поличным!
КАМБИЗ.
Мне кажется, что было бы отлично –
Тебе заткнуться, пентюх, и тащить…
Чернявую! В себя она пришла.
КУРУШ.
Она крупней, тебе бы подошла
Фигурой крепкой, ладной и по росту…
КАМБИЗ (мягко огладив Юдифь по телу).
Ещё раз повторяю внятно, просто,
Твоя – вон та. Вали!
КУРУШ (набычившись). Да как сказать,
Добычу надо в кости разыграть –
По-честному!
КАМБИЗ (вскочив, схватил его за горло). Ещё раз повторять
Не буду. Удавлю! (Бьёт его под дых.) Ты понял, дядь?
КУРУШ (скрючившись).
Ты что, взбесился?!..
КАМБИЗ. Хватит иль ещё
Разок-другой, чтоб понял, повторить?
КУРУШ (отступив от него подальше).
Я понял!.. (В сторону.) Всё, тебе, щенок, не жить.
Ты кровью мне умоешься ещё. (Подошёл к Идели, которая уже стояла на ногах, привалившись к камню, держась за голову.)
Пришла в себя?.. Ну, на тебе… вдогонку! (Бьёт в живот; Идель, согнувшись пополам, валится вперёд, Куруш, подсев, подхватывает её на плечо.)

КАМБИЗ БЕРЕЖНО ВЗЯЛ НА РУКИ ЮДИФЬ, И ТУТ ЖЕ ИЗ-ЗА ВАЛУНА НЕОЖИДАННО ВЫШЛИ АРШАД И ВОГАОЗ С ДВУМЯ ОХРАННИКАМИ.
НЕМАЯ СЦЕНА.
АРШАД.
Сгною, собаки… свиньи… кобели
Вонючие! Ну гады, ну подонки,
В дозоре, псы, вертеп мне развели!..
Кастрирую!.. (Курушу.) Чего стоишь, клади! (Выдернул из голенища плеть.)
КУРУШ (сбросил свою ношу, бухнулся на колени).
Начальник, господин мой, погоди!
Не понял ты, шпионок мы поймали,
Которых нам евреи подослали.
Пробраться незаметненько пытались,
Не тут-то было, сразу и попались!
АРШАД.
Куда ж с поста вы с ними направлялись?
КУРУШ.
Так… в лагерь собирались отнести! (Вогаоз рассмеялся.)
АРШАД.
Вы пост хотели бросить, сучье племя?!
ВОГАОЗ.
Оставь, Аршад, собачиться не время,
Евреек нужно в лагерь отвезти.
АРШАД.
К тебе, вельможный, или к Олоферну?
ВОГАОЗ (обратив внимание на Юдифь).
Вторая-то не дышит!
АРШАД. Бык, наверно,
Так к тёлке воспылал, что и убил.
ВОГАОЗ (с Арщадом подходят к Камбизу).
Жива?
КАМБИЗ. Жива-а. Я только оглушил.
Чуть стукнул крепковато. Отойдёт.
ВОГАОЗ (Аршаду).
Ко мне обеих.
АРШАД. Понял. (Камбизу.) Ты, как жмот,
Добро своё сграбастать расстарался.
Чего, давно за бабу не держался?
ВОГАОЗ (жадно рассматривая Юдифь).
Не баба – это клад ему достался,
Сокровище молодчик откопал.
Добыча ца-арская.
АРШАД (Камбизу). Всё, парень, подержал?!
Неси к ручью.
КАМБИЗ. Зачем?
АРШАД. Коней мы там
Оставили почистить, напоить!
КАМБИЗ.
Она – моя добыча. Не отдам.
Трофей – законный.
АРШАД. Я, сынок, побить
Могу – за пьянку. За неподчиненье –
Нешуточное, милый, преступленье –
Тебя ведь, дурень, могут и казнить!
ВОГАОЗ.
По всем законам службы и войны.
КАМБИЗ.
Добычу отбирать вы не вольны –
Солдатам Олоферн так обещал.
АРШАД.
Дуби-ина…
ВОГАОЗ. Не дубина он – нахал.
Ты, братец, знаешь, кто я?
КАМБИЗ. Виноват,
Но мне каплун египетский не брат.
ВОГАОЗ (позеленев от злости, охранникам).
Схватить мерзавца! И четвертовать!
Он выхватил меч, но тут же опрокинулся навзничь от крепкого удара головой в лицо; Камбиз невозмутимо посадил в тень открывшую глаза Юдифь и вступил в поединок. В считанные минуты расправился с охранниками и так крепко хрястнул Аршада кулачищем, что тот уже не смог подняться на ноги. Вогаоз попытался сбежать, но молодой гигант легко настиг его и сбил на землю.
КАМБИЗ (приподняв его за грудки).
Узнаешь, тварь, сейчас, как отбирать
Добытые солдатами трофеи.
КУРУШ (схватив валявшееся копьё).
Эй, брось, Камбиз, дурацкие затеи!
Ведь он не ширь-шавырь – царёв вельможа,
Убьёшь его, тебе несдобровать!
КАМБИЗ.
А мне плевать, не будет эта рожа
Рот евнуха на девок разевать.
(Камбиз взмахнул кинжалом и с хрипом замер, поражённый в спину копьём.)
КУРУШ (наваливаясь на древко копья).
Не будешь больше лапу задирать,
Щенок, на нас, на опытных вояк!
КАМБИЗ (пытаясь встать).
Убью!..
КУРУШ. Кого убьёшь, сопля-ак?!
КАМБИЗ. Мозгля-ак!!..
Нечеловеческим усилием Камбизу всё-таки удалось подняться. Древко копья обломилось в руках мстительного перса, и он в ужасе попятился от надвигающейся на него исполинской фигуры. Когда Куруш оказался против перепуганных девушек, безмолвно сидящих, прижавшись друг к другу, в тени валуна, Идель вскочила и толкнула в спину своего истязателя прямо под ноги мертвецки шатающемуся Камбизу. И тот, сделав последний в своей жизни шаг, валится на Куруша и всаживает в него кинжал. Истошный вопль, агония умирающих солдат. Тишина.

Сцена 3. ВОГАОЗ В СВОЁМ ШАТРЕ ЗА ЧАРКОЙ ВИНА, ПОКА РАХИЛЬ ДЕРЖИТ ЕМУ ПРИМОЧКУ ДЛЯ ЛИЦА.
АРШАД (откинув тяжёлый полог, закрывающий вход, и просунув голову).
Прости, вельможный, эти две еврейки,
Сыр-бор из-за которых вышел нынче,
Просили отвести их к Олоферну.
Мол, что-то сообщить ему должны,
Мол, важное и срочное чего-то.
ВОГАОЗ.
Ко мне веди.
АРШАД. Обоих?
ВОГАОЗ. Нет, обеих! (Голова Аршада исчезла.)
РАХИЛЬ.
Зачем они припёрлись?
ВОГАОЗ. Кто их знает,
Но чувствую, приход их – дар судьбы.
РАХИЛЬ.
Красивые?
ВОГАОЗ (задумчиво). Чернявая – не очень.
Но рыжая… и слов не подберёшь,
Чтоб выразить всю магию и прелесть
Открытого и юного лица
И странного сиянья чистых глаз,
Бездонных, будто небо над Египтом,
Манящих устремиться в синь небес.
РАХИЛЬ.
Не в море ли синь неба отразилась?
Смотри, не захлебнись, мой повелитель,
Бездумно устремившись в эту синь,
Не ровен час, утонешь.
ВОГАОЗ. Не тревожься,
Я опытный пловец и мореход.
РАХИЛЬ.
Туманен взор и в голосе волненье…
Сдаётся мне, что «парусник» дал течь!
ВОГАОЗ.
Отстань, не донимай, самаритянка!
Вина подлей и можешь уходить.
РАХИЛЬ.
Вот как?!.. Уйду. (Допив вино из чаши Вогаоза,
наполняет её снова, подаёт ему.) Но прежде посмотрю
На щедрые подарочки судьбы,
Которыми тебя она так манит,
Что гонишь прочь любимую собачку.
ВОГАОЗ.
Отнюдь не гнал, я дал команду «место!».
Должна собачка место знать своё,
Хозяину во всём повиноваться,
Пока её он кормит и содержит, –
Судьба, предназначение собак.
РАХИЛЬ.
А вдруг возьмёт собака да сбежит,
С кем будешь забавляться-то тогда
В своих забавах странных, господин мой?
ВОГАОЗ.
Обычное для женщин заблужденье –
Чудесной мнить себя, незаменимой.
Гляди, Рахиль, осмелишься сбежать,
Найду хоть под землёй и выбью дурь
Своей любимой плёткой из тебя
Жестоко, без пощады в тот же час. (Выплеснул вино в лицо Рахили.)
И в тот же час найду тебе замену!
РАХИЛЬ (утираясь).
Замену я зубами загрызу
И снова убегу. И не под землю!
ВОГАОЗ.
Куда же?
РАХИЛЬ. Далеко не побегу,
Авось всё ж подберут неподалёку.
ВОГАОЗ (схватил её за горло).
Не тешь себя бесплодною мечтой
Облизывать другие чьи-то руки,
Что якобы сильнее и знатней.
Запомни, даже руки фараона
Меня не остановят, умерщвлю,
На пару вас разделаю обоих,
Гепардам мякоть вашу всю скормлю!.. (Отпустил её горло.)
Велю из ваших бедренных костей
Наделать рукояток для мечей.
РАХИЛЬ.
Чудовище, ведь я тебя люблю
И в мыслях не держу бежать куда-то,
Но знай, что с равнодушьем, переменой
Ко мне, запомни сам, не примирюсь!
ВОГАОЗ (усмехнулся).
Ты лаешь на хозяина, собачка?
РАХИЛЬ (ощупывая горло).
Так будешь обращаться, покусаю.
ВОГАОЗ (посмеиваясь).
Кусай, но не откусывай. Ступай.
РАХИЛЬ.
Пока не посмотрю на глупых сучек,
Прибившихся к голодной волчьей стае,
Прости, о властелин мой… не уйду!
ВОГАОЗ.
Могучий дух в таком изящном тельце.
Что ж, смелости тебе не занимать,
Но дерзости такие не спущу-у…
РАХИЛЬ (с язвительной радостью).
Дать плёточку?!
ВОГАОЗ. Неси.
РАХИЛЬ. Бегу несу!
АРШАД (отбросив полог шатра).
Привёл, вельможный!
ВОГАОЗ. Можешь заводить.
(Аршад вводит Юдифь и Идель; Рахиль с плёткой в руках демонстративно обходит их кругом, ревниво рассматривает, распаляясь.)
РАХИЛЬ (тыча девушек рукояткой плётки).
Чего стоите, сучки? В ноги. В ноги!
(Идель проворно опустилась на колени, склонившись низко, не поднимая глаз; Юдифь подошла к Вогаозу ближе, встала на колени, стоит прямо, склонив только голову.)
РАХИЛЬ (Юдифи).
Аршин что ль проглотила, иудейка? (Хлестнула её по спине.)
Согнись, не переломишься!..
ЮДИФЬ (перетерпев боль). Сестра,
Так рабски упиваясь мнимой властью –
Себя ты унижаешь, не меня.
РАХИЛЬ.
Унижусь я, названая сестрица,
Но спинка будет гнуться всё ж… твоя!
(Ударила сильнее; Аршад дёрнулся было вмешаться, но Вогаоз знаком остановил его.)
ЮДИФЬ.
Побойся Бога, женщина, стыдись,
Народ позоришь наш в глазах врага.
РАХИЛЬ.
Народ ваш, ты – Иудино отродье,
Покрыл себя позором сотни раз,
Мой род Ефремов подло предавая –
Израиля сынов и дочерей!..
(Наносит очень жестокий удар; Юдифь вся выгнулась, застонала.)
Стыдишь меня и боженькой пугаешь,
Сама-то ты зачем сюда пришла? (Схватила за волосы, заглядывает в глаза.)
Не шкурку ли богатую спасаешь?!
ЮДИФЬ.
Я весть благую персам принесла.
РАХИЛЬ.Так ты-ы… несёшь «врагу!» благую весть?
ЮДИФЬ.
На то была, поверь, Господня воля.
РАХИЛЬ.
Какому ж богу служишь ты, «сестра»?
Ормазду их персидскому, мерзавка?!!
(Взмахнула плетью, но Аршад перехватил её руку и плеть вырвал.)
ЮДИФЬ (будто засветилась изнутри).
Молюсь, служу Тому, с кем Моисей,
Когда евреев вывел из Египта,
Союз святой священный заключил
И чьи Заветы высек на скрижалях.
РАХИЛЬ (с ненавистью).
И людям их мечом, огнём внушал,
А сам всю жизнь союз тот нарушал,
Молясь богам и нашим и не нашим. (Аршаду.)
Заступничек, ты их хоть обыскал?
АРШАД.
Корзины досмотрел…
РАХИЛЬ. А их самих?!
АРШАД.
Зачем?
РАХИЛЬ. Затем, тюфяк, ты сам не видишь,
Что эти две красотки – фанатички,
С каким-то подлым умыслом пришли?
И судя по всему на всё готовы.
АРШАД.
Вельможный, обыскать?
ВОГАОЗ. Что ж, обыщи.
Дары данайцев Трою погубили,
Посмотрим на еврейские дары.
АРШАД (Юдифи).
Встань, дочка. (Юдифь встала.) Это…руки подними.
(Очень деликатно начал ощупывать её.)
РАХИЛЬ.
«Папаша», отойди-ка (оттесняет Аршада), так искать –
Солдата не нащупаешь под платьем!
(Сунулась было обыскивать, но Юдифь, вспыхнув, невольно хватает её за руки.)
Смотрите-ка, как наша героиня
Смутилась и в волнение пришла.
Ну-у, брось ломаться, скромница моя,
Клянусь, тебе понравится ей-ей!.. (Юдифь разжала пальцы.)
Как любишь, погрубее – понежней?
(Зашла ей за спину, с наигранной истомой по-мужски лапает.)
Расслабься, крошка, сделаю, как скажешь. (Запустила руки под платье.)
ЮДИФЬ.
О, Господи, прости, самаритянка
Не ведает сама, что тут творит.
РАХИЛЬ.
Молчи, не говори мне этой чуши,
Что люди, мол, не ведают, чего,
От неба отвратив глаза и сердце,
Уткнувшись носом в грязь земной юдоли,
По глупости, невежеству творят.
Все ведают, зачем и почему
Решаются на клятвопреступленье,
Предательство, измену… на разврат,
Насилие… на кражу… На убийство!..
ЮДИФЬ.
«От неба отвратив глаза и сердце», –
Страстям и страху тело предаёшь.
РАХИЛЬ.
Как звать тебя, святоша?
ЮДИФЬ. Иудифь.
РАХИЛЬ.
Ты жизнь и тело персам отдаёшь
По воле Яхве, значит, Иудифь?
ЮДИФЬ.
Я Богу сердце, душу отдала,
Ему решать, что делать с бренной плотью.
ВОГАОЗ.
Нет, мне решать, «что делать», Иудифь.
В моих руках и жизнь твоя и тело.
ЮДИФЬ.
Так кажется, вельможный господин,
Но мной – один Господь располагает.
РАХИЛЬ (рассматривая её амулет с ядом).
Зачем тогда таскаешь амулет
Языческий со змейкой ханаанской?
ЮДИФЬ.
Как память… об отце… покойном ныне,
Умершем от ранения стрелой
В день первый обороны Ветилуи.
ВОГАОЗ.
Хотелось бы взглянуть на амулет.
(Юдифь нерешительно шагнула к нему, но Рахиль её грубо одёрнула.)
РАХИЛЬ.
Куда?! Стоять!.. Тут есть кому подать.
(С норовом тащит с неё амулет, поскольку шнурок запутался в волосах.)
Не рыпайся!.. Всё, встань-ка на колени.
ВОГАОЗ (принимая амулет).
Не надо – на колени, сядь со мной.
А ты, Рахиль, проверь её служанку.
РАХИЛЬ.
Рабыню пусть пощупает Аршад.
ЮДИФЬ.
Идель сейчас – свободный человек...
РАХИЛЬ.
Идель твоя – служанка у рабыни!
Раба вдвойне!!
ВОГАОЗ (Рахили). Ты делай, что велят,
Пока тебе не всыпали втройне. (Рахиль гневно засопела, но повиновалась.)
Садись на этот пуфик, Иудифь…
Садись, не бойся. (Юдифь села.)
РАХИЛЬ (Идели). Стерва, ну-ка, встань!..
Расставь-ка ноги… Руки подними! (Обыскивает.)
ВОГАОЗ (с усмешкой).
О, женщины – святые дьяволицы,
Настой из мёда, соли и отравы… (Ещё раз внимательно смотрит амулет и, потянув за головку змейки, открывает сосудик с ядом; осторожно нюхает.)
Знакомый запах… тонок и душист…
Пьянящий аромат… Как возбуждает!
«Духи» прекра-асные. (Заткнул сосудик.) У «папы» твоего,
На запах нюх, похоже, был отменный.
РАХИЛЬ (обшаривая рукава Идели).
Прошу тебя, их ей не отдавай,
Моих духов на донышке осталось!
ВОГАОЗ (надев амулет себе на шею).
Дойдёшь до донышка, «помажу» и тебя.
РАХИЛЬ (нащупав нож).
А это что у нас тут?!
ИДЕЛЬ. Просто нож.
РАХИЛЬ (вытащив его из рукава Идели).
Зачем тогда он спрятан так… непросто?! (Засунула нож себе за пояс.)
ВОГАОЗ.
Подальше спрячешь, – ближе будет брать. (Юдифи.)
Одна – «духами» станет «опьянять»,
Другая – резать «мясо» – всё так просто.
Везунчик Олоферн… Аршад! Служанку
Отдашь своим… потом четвертовать.
ЮДИФЬ.
Позволь мне, о вельможный?!..
ВОГАОЗ. Иудифь,
Тебе я позволяю выбирать:
Со мной остаться – или по рукам
Пройдёшь солдатским прежде, чем повешу.
РАХИЛЬ.
Какие церемонии, гляди-ка,
С чего вдруг этой рыжей иудейке
Такая честь-то, а?!
ВОГАОЗ. Аршад, веди!
ЮДИФЬ (бросается ему в ноги).
Вельможный, умоляю, пощади!
Идель мне, как сестра, дороже всех,
Мы с детства с ней дружны и неразлучны!
Солдат она боялась и со страху
Проклятый нож засунула в рукав,
Наивная, как будто хлебный нож
Мужчин голодных может испугать!..
А этот амулет…мне нужен, чтоб…
Насилия, позора избежать,
Когда наступит Божий час суда
Для жителей несчастной Ветилуи.
ВОГАОЗ (рассмеялся).
Так хочешь даже бога обмануть?!
ЮДИФЬ.
Прости меня, но я не понимаю…
ВОГАОЗ.
Сомнительно, но всё же объясню.
Ведь, может быть, насилье и позор –
И есть твоя расплата за грехи,
Назначенная богом вашим строгим.
Невольно или вольно, но выходит,
Из жизни улизнув, не расплатившись, –
Тем самым надуваешь ты его.
Понятно – нет?
ЮДИФЬ. Возможно, ты и прав.
Одно скажу, мне было откровенье,
Что всем без исключения евреям
Господь назначил кару за грехи,
А вас избрал карающей десницей.
Вас, персов, Он хранит и направляет,
И будет помогать до той поры,
Пока нам не отмерит за грехи,
Пока не утолит отмщенья жажду.
Я здесь – посланник Бога, ваш хранитель
С известием о сдаче Ветилуи.
Пять дней лишь только нужно подождать,
И крепкие ворота распахнутся
На милость Олоферна и солдат.
ВОГАОЗ.
Выходит, я – орудие слепое,
Палач тупой еврейского божка?
ЮДИФЬ (со зловещей проникновенностью).
Поверь мне, господин, что в Иудее,
На всех и вся – Его Господня воля.
ВОГАОЗ (слегка побледнев).
Отец мой перс Ормазду поклонялся,
А мать – Египта дочь – Исиде с Сетом,
Но я не поклоняюсь никому
И думаю, пусть боги повоюют
За право обладать и ведать мной.
Пока же всё решать я буду сам,
На разум, волю, сердце полагаться.
Аршад, дружок, ты слышал приказанье?
АРШАД.
Насчёт служанки?
ВОГАОЗ. Именно её.
ЮДИФЬ (потрясённо, тихо).
О, смилуйся, вельможный!?..
АРШАД (взяв Идель под локоть). Ну, пойдём.
ЮДИФЬ (почти шепча, со стоном).
Пожалуйста!?.. (Целует сапог Вогаозу.)
ВОГАОЗ. Постой, Аршад. (Юдифи.) Ну, что?
ЮДИФЬ.
Как скажешь… так и будет.
ВОГАОЗ. Вот и славно.
Аршад, будь добр, охране накажи,
Ко мне чтоб никого не пропускали,
И к службе возвращайся.
АРШАД. Хорошо! (Отдал Вогаозу плётку, уходит.)
ВОГАОЗ.
Давненько не видал трёх девок вместе.
Одна другой моложе и милей.
РАХИЛЬ (с тихим бешенством).
Три женщины –– не слишком для скопца?!..
ВОГАОЗ.
Ещё хоть слово скажешь, изобью.
Молчи и раздевайся.
РАХИЛЬ. Эфиопку
До кучи уж зови. Эх, порезвимся!..
(Вогаоз двинулся к ней, поигрывая плетью; Рахиль с вызовом обнажила грудь.)
ВОГАОЗ (ухмыльнувшись, Юдифи и Идели).
Вы тоже раздевайтесь. И живей!

ДЕВУШКИ ТОЛЬКО НАЧАЛИ РАЗДЕВАТЬСЯ, КАК ПОЛОГ ШАТРА ОТКРЫЛСЯ И ВОШЁЛ ОЛОФЕРН.
Полуголая Рахиль, дав тычка Идели, встала на колени, с деланным смирением склонив головку. Идель тут же пала ниц, а Юдифь, заворожено уставившись на Олоферна, медленно опускается на колени, склоняется низко, не выдержав его пристального взгляда. Вогаоз, нахмурившись, чуть преклонил голову в знак приветствия.
ОЛОФЕРН.
Вогаоз, о первейший мой советник,
Без ваших с Артакшатром буйных игрищ
Не можешь обойтись и на войне?
ВОГАОЗ.
Тлетворный дух дворцов прилипчив очень,
Привязчив, как пристрастие к вину,
Разит, как малярия и холера.
Излечит только старость!
ОЛОФЕРН. Или смерть.
ВОГАОЗ.
К чему о грустном?
(Кивнул на девушек.) Этаких жемчужин
Природа-мать на радость нам даёт!
Зачем перечить матушке-природе?
ОЛОФЕРН.
Зачем очеловечивать её?
Бессмысленно: не ведает природа
Таких понятий, слов, как «радость», «горе»,
«Добро» и «зло», «уродство», «красота»,
Она живёт по собственным законам
Безмолвно, безмятежно и бездумно.
ВОГАОЗ.
Как ты философичен и скептичен,
Влиянье Демокрита налицо.
Не стоит увлекаться нудным греком,
Он, может, прав, но время не его.
Народу не прожить пока без бога,
Долг избранных – ему найти его
И сунуть в нос. Пусть молится, болезный,
Лишь только бы, подлец, не бунтовал,
Послушлив был и средства добывал
Для тех, кто понял тайну мирозданья,
Природу человека, денег, власти
И прочее и разное другое,
О чём народу лучше и не знать.
Разумнее об этом не болтать
И жить себе на славу и на радость,
Вкушая сласти жизни нашей краткой,
А люду дать возможность славить Бога.
ОЛОФЕРН.
Влиянье Антисфена налицо,
Но не был даже он настоль циничен.
Кто эта девушка с горящею копной,
С костром на прехорошенькой головке?
Я прежде у тебя её не видел.
ВОГАОЗ.
Похоже, ты, дружище, не на шутку
Закис столь, изнемог и заскучал
У стен непокорённой Ветилуи,
Что первый слух о рыжей иудейке
Такое любопытство распалил,
Как тут же прискакал её смотреть!
Сочувствую тебе. Для полководца,
Наверное, нет хуже наказанья,
Когда вокруг ни мира, ни войны?..
ОЛОФЕРН.
Спасибо за сочувствие, Вогаоз,
Но ты наводишь тень на ясный день,
Туману, о вельможный, напускаешь.
К тебе я прискакал не для того,
Чтоб похоть с любопытством тут потешить
И споры философские вести
С расчётом как-то время провести,
В надежде разогнать тоску и скуку.
Неведома мне скука и тоска,
Поспать порою время не хватает,
Чего никак не скажешь о тебе…
ВОГАОЗ.
Вот с этим не могу не согласиться!
Гражданский человек я, Олоферн,
Походный быт мучителен и скучен,
Бои, осады – это не по мне.
Моя стихия – торг, переговоры
В прекрасных залах каменных дворцов
В кругу владык, сатрапов, воевод
Средь редких яств, молоденьких наложниц. (Подошёл к Юдифи.)
Встань, деточка… Да встань же ты, не бойся.
(Юдифь поднялась с колен, придерживая у груди снятое с одного плеча платье; Вогаоз, взяв её за руку, подводит к Олоферну.)
Взгляни, вот перебежчица твоя.
(Сдергивает платье с другого плеча Юдифи, обнажив её до пояса.)
Ты глаз не отводи, а полюбуйся!
(Юдифь попыталась прикрыться, но Вогаоз не позволил, удерживая ткань.)
Как следует еврейку рассмотри…
Ответь теперь, помчался бы ты сам
С таким вот «донесеньем» к Артакшатру,
Случись тебе «его» заполучить?..
(Юдифь с Олоферном зачаровано смотрели друг на друга, уже не слыша, не видя вокруг себя ничего.)
Я тоже не помчался… Эй, приятель…
О свет очей моих, светлейший Олоферн,
Очнись!
ОЛОФЕРН. Что?.. Я-а прослушал, извини.
Ты что-то говорил о фараоне. (Юдифь, спохватившись, прикрылась.)
ВОГАОЗ.
Сказал я… что он мудро поступил,
Доверив молодому полководцу,
Кудеснику военного искусства,
Далёкому от пагубных страстей,
Возглавить наш карательный поход.
ОЛОФЕРН.
Говаривал, случалось, и не раз
Ты, мой придворный друг, совсем другое:
Что я – сопливый выскочка и бездарь;
Осёл и негодяй – наш фараон,
Убить его – и, дескать, будет мало! –
Разделать, как свинью, и царским мясом
Любимых диких кошек накормить,
Наделать рукояток для ножей
Из бедренных властительных костей.
Как ты противоречьем раздираем!
ВОГАОЗ.
Поменьше слушай разных шептунов,
Завистников ничтожных, интриганов…
ОЛОФЕРН.
Поменьше пей и меньше нюхай зелья,
Язык и не развяжется тогда!..
Да что с тобой?.. Ты вроде бы как будто
С лица вдруг спал. С чего бы это, а?
ВОГАОЗ.
Такое… обвинение…
ОЛОФЕРН. Ай, брось ты!
Я дал тебе лишь дружеский совет,
А ты, приятель, так разволновался.
ВОГАОЗ.
На всякого довольно простоты,
Увы, и мудрецы не исключенье.
Спасибо, что так вовремя напомнил
Простую философию народа.
Спасибо и за «дружеский совет».
ОЛОФЕРН.
Бери и помни… Всё, визит окончен,
Меня ждут неотложные дела
Владычицы безжалостной, Войны.
Что оргию прервал, уж не взыщи.
Рахиль, надеюсь, вмиг поправит дело?!
РАХИЛЬ.
Рахиль ведь для того и создана,
Чтоб тешить и лелеять господина.
ОЛОФЕРН.
Ай, умница!.. Везёт тебе, Вогаоз,
Пойдёшь в поход счастливым, отдохнувшим.
ВОГАОЗ.
Мы что-о… уходим?
ОЛОФЕРН. Точно и на днях.
ВОГАОЗ.
А как же… город?..
ОЛОФЕРН. Корпус Мегабиза
Останется высиживать здесь яйца,
А мы с тобой пойдём кружным путём.
До встречи. Развлекайся. (Повернулся к выходу.)
ВОГАОЗ. А-а… девиц-то
Допрашивать не будешь?
ОЛОФЕРН (на ходу). Непременно. (Отодвинув полог, кричит.)
Арсес, ко мне!.. Зайди сюда, голубчик…
Вот этих двух евреек-перебежчиц
Сейчас же отведи в шатёр к Атуе,
Пусть их она накормит, напоит.
План крепости с их слов перепроверь
И набело срисуй, коль будет нужно.
Арсес, всё понял?
АРСЕС. Слушаюсь, светлейший.
ОЛОФЕРН.
К полудню я, наверное, вернусь. (Уходит.)
АРСЕС.
Привет тебе, вельможный.
ВОГАОЗ. Здравствуй, здравствуй.
Как вырос ты, мой мальчик, возмужал.
Признаться, я не вдруг тебя узнал,
Когда увидел в свите Олоферна,
Заморыш был, а вышел бравый воин.
Присядешь, может, выпьешь?!
АРСЕС. Нет, спасибо,
Сначала – служба.
ВОГАОЗ. Чудное вино,
Из погреба сирийского сатрапа!
Такого ты ведь сроду не пивал.
Отведаешь?
АРСЕС. Пожалуй.
ВОГАОЗ (Рахили). Эй ты, гнида,
Расселась, дрянь продажная, ну мигом
Налей-ка гостю!
РАХИЛЬ. Да, мой господин. (Налила вина, подносит Арсесу.)
ВОГАОЗ.
И мне налей!
РАХИЛЬ. Сейчас. (Стрелой исполнила приказ.)
ВОГАОЗ (Арсесу). Ну что ж, за встречу!
Я рад, что снова встретился с тобой. (Арсес в ответ поднял чашу; оба пьют.)
Ну, как вино?
АРСЕС. Прекрасное.
ВОГАОЗ. А – девки?
АРСЕС.
Не хуже, но, как видно, не про нас.
ВОГАОЗ.
Рахиль моя рабыня, можешь с ней!
Я так и быть с другими поиграю.
АРСЕС.
Я что, похож на глупого мальчишку?
ВОГАОЗ.
На мудрого – ты точно не похож,
Иначе бы не бегал на посылках
Шестёркой у ровесника.
АРСЕС. Он старше
И род его старинный воевод.
Прости, но мне пора.
ВОГАОЗ. Я рад был встрече… (Арсес молчит.)
И «дружбу» я не прочь возобновить… (Арсес смутился, молчит.)
В любое время можешь приходить,
С любою просьбой можешь обращаться.
АРСЕС.
Спасибо. Может… как-нибудь зайду. (Юдифи, кивнув на Идель.)
Бери её, и следуйте за мной.
(Арсес направился к выходу; Идель вскочила, схватив Юдифь за руку и таща за собой, устремилась за ним.)
ВОГАОЗ.
Постойте-ка! (Снял с себя амулет.) Вы кое-что забыли.
(Подвесил его за шнурок на вытянутой ладони.)
РАХИЛЬ.
Ещё чего! (Ухватила шнурок, но Вогаоз сжал пальцы.) Дерьма ей, обойдётся!
Духи мне пригодятся и самой.
ВОГАОЗ.
Тебе уж ничего не пригодится.
РАХИЛЬ.
Не в этой жизни, стало быть, – в другой. (Получив кулаком в лицо, Рахиль падает.)
ВОГАОЗ.
В аду гореть ты будешь чёрной коброй
И гнилью омерзительной вонять. (Сам подошёл, надевает Юдифи амулет.)
Храни её, «отцовский» амулет,
От мести бога страшного… Иди.
(Арсес и девушки уходят; Вогаоз, вытащив меч, надвинулся на Рахиль.)
РАХИЛЬ.
Неужто ты убьёшь свою Рахиль?
Собаченьку и глисточку свою?!
ВОГАОЗ.
Так глисточка-то змейкой оказалась.
Змею я подколодную пригрел.
Теплом моим живёшь, меня же жалишь.
И кто ты после этого?!
РАХИЛЬ. С меня
Обета верной быть ты никогда
Не требовал и даже самолично
Подкладывал под нужных человечков,
Бесстыжих, жадных, низких, гнусных, подлых
Дельцов и интриганов… как и сам.
ВОГАОЗ.
Тебе ли ставить клейма, сука, шлюха,
На тех, кто судьбы целых царств, народов,
Не будучи ни богом, ни владыкой,
Решают или в узел завязать
Способны так, вовеки не развяжешь!
РАХИЛЬ.
Тем гаже и ничтожней ваша роль
Теней владык, пророков, полководцев.
Они уходят в Вечность, вы ж – в ничто.
Величие и слава, и победы,
Падение, позор и преступленья –
Всё им принадлежит, вам – ничего,
Плевков людских – и тех не достаётся.
ВОГАОЗ.
Так, значит, презираешь ты меня,
Паскуда, тварь дрожащая? Ты вспомни,
Как ползала в ногах и умоляла
Родню свою поганую спасти,
Слезами, соплями сапог мой заливала,
По гроб клялась остаться мне рабой!..
РАХИЛЬ.
А этой клятвы я не нарушала
И до сих пор всё рабски исполняла:
Все прихоти, животные желанья,
Фантазии бредовые твои,
Которые любому человеку
Не то что в самом деле исполнять –
Сказать о них язык не повернётся!
ВОГАОЗ.
А ты юлишь, ловчишь, самаритянка,
Бравируешь бесстрашием, но вижу,
На струнках слабых силясь поиграть –
Цепляешься и борешься за жизнь.
Не выйдет, не надейся.
РАХИЛЬ. Не надеюсь.
За десять лет, с тобою проведённых,
Тебя уже я знаю, как молитву,
Дословно, досконально, наизусть.
Лишь лёгким ветерком довольно страху
За жизнь, за положенье и богатство
Пахнуть в твою трусливую душонку,
Мгновенно начинаешь вычислять
Умом своим коварным, изощрённым:
Убить, сбежать, купить, продать… продаться!
И действуешь расчётливо и споро,
Безжалостно, цинично, без оглядки.
ВОГАОЗ.
Проси пощады, пламенно покайся
И верной быть и преданной дай клятву,
Я, может, и не стану убивать
Любимую евреечку свою.
Любимую не так, как эфиопка,
Сто крат сильней, со зверским вожделеньем.
Попробуй, а?!
РАХИЛЬ. Не буду. Бесполезно.
Узрев во мне опасность, ты же струсил,
Поэтому и меч в твоих руках.
Меня всего разумнее убить –
Легко и без затрат…и безнаказанно,
Тогда уж не предам, не изменю.
ВОГАОЗ.
Уже ты предала и изменила!
По прихоти твоей в чужих руках
Не деньги, не карьера – жизнь моя
Висит на волоске от лютой казни!
РАХИЛЬ.
Не ты ли сам в Сихеме Олоферну,
Когда вы с ним победу отмечали,
В угаре пьяном хвастая, поклялся
Разделать фараона, как свинью?
ВОГАОЗ.
Ой, лжёшь, Рахиль. Я пьян был очень сильно,
Ни разу прежде так не напивался,
Но этого ему не говорил
И помню всё-о до мелочи, что было…
РАХИЛЬ.
И как меня на ночь ему отдал?
ВОГАОЗ.
Прекрасно помню, верно, отдавал,
Но знал, что он откажется.
РАХИЛЬ. А он
Сам дал отказ, сам взял его назад,
Едва лишь ты, измаявшись, уснул!
Но утром возвратил меня как должно.
ВОГАОЗ.
Выходит, что и не было измены?
РАХИЛЬ.
Конечно! Я исполнила приказ
Старательно, безропотно, смиренно.
ВОГАОЗ.
Страдалица, хозяин отсыпался,
А ты трудилась, ног не покладая.
Мне совестно ей богу.
РАХИЛЬ. Не кручинься,
Я счастлива была, как никогда
За десять лет проклятой жизни в рабстве!..
По гроб мне Олоферна не простишь,
К нему меня ты искренне ревнуешь,
Завидуешь ему… да и боишься.
ВОГАОЗ (ухмыляясь, сунул меч в чехол).
Страх страху рознь. Ночной кошмар порой
Приводит в ужас нас, бросает в пот,
Удушьем тяжким мучит, но как только
Исторгнешь вопль, рванёшься что есть мочи
И вытаращишь глазки покруглей,
Глядь, сон ушёл, а с ним и страх уходит.
Ложишься на другой бочок и мирно
И сладко продолжаешь дальше спать.
РАХИЛЬ.
Не верится в спокойствие твоё.
Поди, злодейство новое придумал?
Помучить, верно, хочешь, поглумиться,
Чтоб вволю местью, пыткою упиться,
Подольше наслажденье растянуть.
ВОГАОЗ.
Ужель и впрямь ты, дурочка, решила,
Что я тебя, увидев сон дурной,
Убью?!.. Не-ет, ты ж – любимица моя,
Поэтому и вольности, и дерзость
Сношу, терплю и всякий раз прощаю.
РАХИЛЬ.
Прощаешь и предательство моё?!
ВОГАОЗ.
Ну-у… высеку слегка, потом прощу.
РАХИЛЬ.
Не верю, что ты может пожалеть,
Снести обиду, запросто простить,
Когда не видишь выгоды прямой.
Зачем-то, значит, я ещё нужна,
Но вот зачем, пока не понимаю?
ВОГАОЗ.
Затем, зачем нужна была всегда,
Все годы эти – наши десять лет,
Что прокляты тобой сегодня были
В отчаянье, в горячке, в исступленье.
Пройдёт. Пустое. Ты же ведь не дура,
Поймёшь ещё, – поди, уж поняла! –
Такой свободы, вольной, сладкой жизни,
Какой живёшь ты в рабстве у меня,
Ни с кем, нигде вовек не обретёшь,
Хоть даже и на родину вернёшься. (Взял её за подбородок.)
Все женщину хотят поработить:
Семья, мужчины, церковь, государство.
РАХИЛЬ.
Исхода нет?
ВОГАОЗ. Один исход – могила. (Оглаживает её по телу.)
Тебе, еврейка, очень повезло:
Хозяином любима и желанна,
Оковы – драгоценные браслеты,
Нить жемчуга – ярмо, твой рабский труд –
На ложе изнывать от наслажденья…
РАХИЛЬ (оттолкнув его, откатывается в сторону).
Я-а… не могу.
ВОГАОЗ. Что-что-о?
РАХИЛЬ. Я не могу!
Я вижу дикий блеск в твоих глазах,
Блеск хищника, настигнувшего мышь,
Случайно подвернувшуюся зверю,
Беспечно напросившуюся в пасть.
Не стоит затевать со мной игру,
Сверяя искушение немедля
Отправить жертву прямо на зубок
С желаньем позабавиться немного,
Я больше не желаю забавлять!
Не буду ни за что! Ты мне противен.
Как крыса, омерзителен и гадок!
Как аспид, отвратителен и страшен…
В зрачках твоих читаю приговор.
Ну, где твой зуб? Оскаль его скорей,
Не станет мышка больше трепыхаться.
ВОГАОЗ (выхватив меч, замахнулся и, подавив вспышку ярости, снова сунул его в чехол).
Я как бы невзначай, не нарочито
Устрою на неделе Олоферну
И этой новой пассии его,
Которую ты нынче за волосья
Огнянные трепала и стегала,
Просмотр порки злой самаритянки
Со спущенной хламидою до пят,
В цепях, без драгоценных украшений,
Посаженной на хлеб и воду в клетку.
Узришь когда немое торжество
Той самой синеглазой иудейки,
Увидишь равнодушье Олоферна,
Тогда и образумишься, глиста,
И вмиг оценишь то, что утеряла.
Захочешь «трепыхаться», уж поверь мне.
РАХИЛЬ (потрясённо).
Прости меня. Прости, я дура. Дура!
Ой, дура я…
ВОГАОЗ. Прозрела наконец.
РАХИЛЬ.
Чтоб этих сук спокойненько забрать,
Ведь предал он меня!..
ВОГАОЗ. А как иначе
Он мог меня прижать и запугать?
Он выбрал наилучшее решенье,
Пожертвовав тобой.
РАХИЛЬ. Прости. Прости! (Хватает его руки, целует.)
Клянусь тебе, отныне и до смерти
Быть преданной и верной, как собака,
Хоть бей, убей, хоть ноги вытирай,
Любой каприз, любое изуверство –
Всё выполню, всё сделаю, стерплю!..
Позволь мне только?!..
ВОГАОЗ. Что тебе позволить?
РАХИЛЬ.
К чему вопрос, прекрасно знаешь – «что»!
ВОГАОЗ.
Ты жаждешь мести, – понял, но какой?
РАХИЛЬ.
Хочу её печёнку, сердце, матку
Скормить твоим гепардам!..
ВОГАОЗ. Ну и ну-у,
Как женщина звереет в зверском мире.
Как быстро постигает зверский кодекс
И все повадки зверские мужчин.
РАХИЛЬ.
Ответь же, чёрт?!
ВОГАОЗ. Ну-у… детка, я-то думал
Ты хочешь с Олоферном поквитаться…
РАХИЛЬ.
Как скажешь, и его не пощажу!
Я, правда, полагала, что ты сам
Захочешь это сделать, ведь отныне
Не жить тебе в покое, без печали,
Пока он ходит-бродит по земле.
ВОГАОЗ.
Ещё, наверно, ходит.
РАХИЛЬ. Ты о чём?
ВОГАОЗ.
Да всё о том же, глисточка моя.
РАХИЛЬ.
Владыка мой, скажи, что ты придумал?
Не терпится узнать, что уготовил,
Какую смерть для нашего врага?!
ВОГАОЗ.
Не знаю точно, что ваш злобный бог
Бедняге Олоферну уготовил,
Но, чувствую, тому, с кем ты в Сихеме
Так «счастлива была, как никогда»,
А нынче во враги кого вписала,
Конец придёт в ближайшие деньки.
РАХИЛЬ.
Постой, постой… так рыжая пришла…
Убить его?!..
ВОГАОЗ. Исполнить волю Яхве.
Я с богом вашим ссориться не стал –
Опасно и не в наших интересах…
Как личико твоё переменилось…
Такая бледность мертвенная вдруг.
Тебе нехорошо?
РАХИЛЬ (справившись с собой). Завидно просто,
И здесь меня святоша обошла.
ВОГАОЗ.
Не стоит забегать вперёд событий,
Разумней – терпеливо подождать
Развязки предстоящего спектакля.
РАХИЛЬ.
Ты прав, о, мой мудрейший господин. (Валит Вогаоза на ковёр, ложится на него.)
Побей меня чуть-чуть.
ВОГАОЗ. Побью попозже,
Ты лучше поласкай, как я люблю.
РАХИЛЬ (помогая ему перевернуться на живот).
Мой пухленький бесстыжий шалунишка,
Попался! Ух, получишь у меня! (Лупит его по филейным частям.)
Попомнишь, изверг, бедную Рахиль!
(Одной рукой лупит, другой – вытаскивает из-за пояса нож Идели.)
ВОГАОЗ.
Кончай играть, штаны давай снимай!
Повернул голову и увидел занесённый над ним нож. Судорожно, панически отбиваясь от бешеных ударов Рахили, Вогаозу удалось отпихнуть её ногами от себя. Девушка отлетела кубарем, но тут же, как пантера, прыгнула снова и наткнулась на меч, который перепуганный Вогаоз успел прижать рукояткой к пузу. Острый дорийский меч легко пронзил тоненькое тело Рахили насквозь. Слабеющими ударами она тыкала ножом в руки своего господина, которыми тот защищал лицо, пока не повалилась на бок рядом с ним, совершено обессилев.
РАХИЛЬ.
Чтоб сдох ты… Мама… мамочка… прости… (Умирает.)
ВОГАОЗ (уняв дрожь в теле, закрыл ей глаза).
Ты что же натворила-то, дурашка?
Глупышка ненормальная, зачем
Изранила и бросила меня?
Ведь я тебя любил, а ты, как сука,
Свинья неблагодарная, сбежала
Туда, откуда нет возврата больше.
Ты больше не вернёшься никогда!..
Ну что, довольна? Счастлива? Ты рада,
Что вечную свободу обрела?!
Свободна ты!! Пляши и веселись!..
А ты лежишь бревном немым… И мёртвым! (Глухо зарыдал.)
Я зол был, уязвлён… я ревновал…
Избить хотел… унизить и помучить.
Всё что угодно, но не убивать!..
Неужто так силён еврейский бог,
Что смог меня заставить сделать это? (Утирает слёзы, сморкается.)
Не может быть, не верю… Но похоже,
Что эту иудейку (усмехнулся) Иудифь
И впрямь хранит неведомая сила,
Незримая, могучая и злая,
Ведёт к какой-то цели, беспощадно
Сметая всех препятствующих ей.
За утро пятый труп уже на счётах. (Осматривает израненные руки.)
А я, как видно, так предупреждён.
Причём уж во второй раз в это утро!..
(С ужасом оглядывает пространство под куполом шатра.)
Эй… Элохим… Иль как там, Яхве? Илу?..
Короче, Бог, давай договоримся?..
Штаны вот только мокрые сменю,
А то неловко как-то… Извини,
Со страху-то могло быть и похуже.
Я мигом, ладно? Ты уж не серчай. (Лихорадочно развязывает пояс штанов.)
Конец 1 акта.

АКТ II
Сцена 4. ЗА ПОЛДЕНЬ. ОЛОФЕРН В СВОЁМ ШАТРЕ С АППЕТИТОМ УПЛЕТАЕТ ЛЕПЁШКУ, ЗАПИВАЯ МОЛОКОМ ИЗ КРИНКИ.
АРСЕС (явившись поспешно в возбуждении).
Светлейший, ты искал меня, наверно?!
ОЛОФЕРН.
Догадливый, ты выполнил приказ?
АРСЕС.
Я сделал всё, что мог! Что было можно
Без крика, без побоев, без угроз,
Но добрых слов они не понимают.
Служанка темной бабой придурилась,
А рыжая твердит как попугай,
Что только принесла благую весть,
А сведений других давать не может.
Я с ними так и эдак – бесполезно,
Ни хитростью, ни шуткой не пронял.
Без палки, без огня не обойтись!
ОЛОФЕРН.
Атуа их хотя бы покормила?
АРСЕС.
Ни есть, ни пить не стали!
ОЛОФЕРН. Отказались?!
АРСЕС.
Представь себе. Чуть плетью не огрел,
Когда с умильной мордой эти стервы
Мне стали загибать, что, дескать, вера
Скоромное вкушать им не велит
Во дни поста – считается грехом.
ОЛОФЕРН.
А как же жить без мяса, молока?
АРСЕС.
А финики с сухариками можно.
Погрызли их, запив глотком вина,
И к речке запросились освежаться.
ОЛОФЕРН.
А ты за ними – спинки потереть.
АРСЕС (брезгливо).
Какие спинки, мне аж тошно было
Смотреть на них: купались прямо в платьях!
Одна по шейку в воду опускалась,
Чего-то там руками бултыхала,
Другая в это время от меня
Её подолом рьяно прикрывала.
Клянусь тебе, что кроме отвращенья
Я больше ничего не испытал!
ОЛОФЕРН.
Несчастный ординарец пострадал
Ни за; что и ни про; что.
АРСЕС. Мне святоши
Всегда внушали только неприязнь.
ОЛОФЕРН.
Атуа мне поведала другое.
АРСЕС (смутившись).
Она… благочестива и скромна
Без ханжества и спеси… и добра,
И ласкова, заботлива… как мать.
Меня-а… влечёт к ней как-то… по-иному.
Ох, я, прости, не то хотел сказать!..
ОЛОФЕРН.
Арсес, я египтянку эту тоже
Люблю, ценю и жалую… «как мать».
Но, думаю, двух взрослых… «сыновей»
Ей пестовать и тешить не под силу!
АРСЕС (перепугавшись).
Не гневайся, светлейший, я всё понял!
ОЛОФЕРН.
Веди тогда, понятливый, еврейку.
АРСЕС.
Которую?
ОЛОФЕРН (куражась). А ты не догадался?!
АРСЕС.
Светлейший, я всё понял! Побежал!
(Арсес опрометью убегает, столкнувшись на выходе с Аршадом.)
АРШАД.
Шайтан шальной! С копыт едва не сбил!..
Я, может быть, не вовремя, светлейший?
Случилось что-то?
ОЛОФЕРН. Да. Припадок рвенья
У нашего Арсеса приключился.
Зачем пришёл, выкладывай давай?
АРШАД.
Дозорные мои у родника
Средь бела дня – не вытерпел, видать,
Мук жажды, даже ночи не дождался –
Поймали молодого иудея
Одетого наёмником-мидийцем.
Хотели парня кончить, я не дал,
Подумал, что-о…
ОЛОФЕРН. Ты правильно подумал,
Веди его ко мне и побыстрей.
Свободен.
АРШАД. Понял! (Коротко поклонился, ушёл.)
ОЛОФЕРН. Надо хоть доесть.
(Набил остатками лепёшки рот, допивает молоко; вбегает Арсес.)
АРСЕС.
Привёл!
ОЛОФЕРН (давясь едой). Не вижу.
АРСЕС. Чуточку терпенья!
(Исчезает; появляется вновь, ведя Юдифь за руку.)
Изволь, светлейший! (Олоферн застыл, глядя на Юдифь, забыв
утереть усы и бороду.) Может, палача
Умелого позвать?!
ОЛОФЕРН (спохватившись). Такого рвенья
Давно я за тобой не замечал.
Ступай себе. А если будешь нужен,
Пришлю слугу.
АРСЕС (поклонился). Что хочешь ты на ужин?
Я мог бы по пути распорядиться.
ОЛОФЕРН.
В еде не привередлив, всё сгодится,
Лишь только бы она была съедобной.
Уйми свой пыл, ступай. Ну!
АРСЕС. Как угодно. (Ретиво поклонился ещё раз, поспешно ушёл.)
ОЛОФЕРН (заметив, что Юдифь едва сдерживается, чтобы не рассмеяться).
Чему так рада, я не понимаю?
ЮДИФЬ.
Я в стане вражеском с утра и всё жива –
Для радости не повод?
ОЛОФЕРН. Ну-у… не знаю,
Пока чувств пленника я не переживал,
Не доводилось в жизни прежде как-то, знаешь.
Всё больше Олоферн в полон всех брал.
И не припомню, чтобы кто-то хохотал,
Меня завидя, пел и танцевал…
ЮДИФЬ.
Я понимаю, плен – не бал!.. (Рассмеялась.)
ОЛОФЕРН. Не понимаешь.
ЮДИФЬ.
Пожалуйста, не хмурься так, светлейший,
Когда б увидел ты себя со стороны,
Улыбкой озарился б лик грознейший.
ОЛОФЕРН.
Запомни, пленница моя, мы не равны,
Не обольщайся, красота мне не помеха,
Сочту виновной, тут же накажу,
На возраст, прелести твои не погляжу.
А нужно будет, на; кол посажу.
ЮДИФЬ.
Тогда позволь мне устранить причину смеха,
Он повод даст, боюсь, для обвиненья.
(Вытащила из-за широкого пояса платья платок, утёрла Олоферну усы и бороду.)
Всё… Не смешно теперь, а жутко.
ОЛОФЕРН. Что уж так
Изменчива погода настроенья?
ЮДИФЬ.
Страшит такая перспектива – за пустяк
Быть битой зверски или зверски умерщвлённой.
ОЛОФЕРН.
Каков наш век, таков его и нрав:
Кто выше рангом, положеньем, тот и прав.
Захочешь жить, усвоишь сей устав:
Удел рабы – всегда быть битой, обделённой.
ЮДИФЬ.
Уж лучше буду трупом – и свободна,
Но твой устав я не приемлю, хоть убей!
ОЛОФЕРН.
Как в гневе хороша ты, бесподобна.
А если – пытки и насилье?
ЮДИФЬ. Жги и бей,
Как по обычаю палишь и побиваешь,
Насилию народы предаёшь
Цветущих стран и городов, но не уйдёшь
От Божьей кары, грянет час, умрёшь
И в полной мере муки адовы познаешь.
ОЛОФЕРН (рассмеялся).
О чём ты говоришь, какие муки?!
Ведь труп – бесчувственен, недвижен, слеп и глух,
Лишён навечно боли, страха, скуки,
Любовной неги, жажды, голода. Чем дух,
Покинув тело Олоферна-душегуба,
Познает муки вечные в аду?
ЮДИФЬ.
Не смейся, страшен ад.
ОЛОФЕРН. Со страхом не в ладу
Живут и жили все у нас в роду,
Прочь гнали страх без пиетета, смело, грубо.
Не страшен мне ни ад, ни бог еврейский,
У нас свои легенды, мифы, божества.
Ты думаешь, что наш приход – злодейский,
Но он для персов полон чувства торжества,
Огромной гордости за родину святую,
За веру, государство и народ.
Кто прав? Где истина?.. Сумятица, разброд,
Река сомнений, мнений, нужен брод
Чтоб одолеть её быстрину непростую.
ЮДИФЬ.
И дома можно родиной гордиться
Среди друзей, родни, родных степей и гор,
В чужой удел за гордостью ломиться –
Несправедливо и… злодейство!
ОЛОФЕРН. Экий вздор.
Обман и ложь первосвященников лукавых,
Вождей племён, старейшин и царьков.
Чтоб самовластвовать, им нужно простаков,
Простых и честных баб и мужиков
Отправить головы сложить в боях кровавых
За их престолы, суверенные свободы
И право править и вольготно разделять
В поту добытые народные доходы,
Всем самочинно, бесконтрольно заправлять.
И начинают гнать волну патриотизма,
Огонь священной веры распалять,
Сердца и души людям ядом отравлять
Отмщения и гнева, ковырять
Болячку ста;рой язвы на;ционализма.
АРШАД (просунув голову в шатёр).
Светлейший, извини, промашка вышла.
Пока ходил к тебе, мои-то молодцы…
Помяли малость парня, в рот их, в дышло!
Ох, виноват, прости.
ОЛОФЕРН. Ну что за удальцы.
По десять палок всем за удаль перед строем!
АРШАД.
По десять – понял! А-а… еврея-то?..
ОЛОФЕРН. Вводи!
(Аршад исчез, какое-то время возится у входа и, наконец, вносит полумёртвого пленника; осторожно спустив с плеча измолоченное тело, прилагая огромные усилия, пытается удержать его в вертикальном положении.)
Ты что, смеёшься, старый дурень?.. (Бьёт его кулаком по лбу.) Вон поди!!
(Аршад валится вместе с пленным на колени под ноги Олоферну.)
АРШАД (в нелепой позе, прижимая к себе тело парня).
Прости, ошибся!..
ОЛОФЕРН. Хватит! Уходи!
И эту падаль забирай.
АРШАД. Я им устрою,
Я им задам, как вольничать!..
ОЛОФЕРН. Уймись ты!
Прочь с глаз моих!.. Болван.
АРШАД. А этого… куда?
ОЛОФЕРН (немного подумав).
Собакам можно…
АРШАД. Точно! Он костистый,
Пусть погрызут. (Взваливает тело на плечо.)
ЮДИФЬ. Но он же дышит!
АРШАД. Ерунда,
Собачки злые, разорвут его на части –
И вскрикнуть не успеет.
ЮДИФЬ. Боже мой,
Какая дикость! Пощадите, он живой…
Глаза открыл!
ОЛОФЕРН (Аршаду). Поставь его! (Хотел было заколоть парня, вдруг спохватывается, испытующе смотрит на Юдифь, затем протягивает меч ей.) Он – твой.
Прими гуманное в судьбе его участье,
Избавь героя-парня от страданий. (Юдифь взяла меч, стоит не в силах решиться убить.)
Смелее, ну… Коли!
ЮДИФЬ. Сейчас… Нет, не могу.
Я не могу! (Расплакалась навзрыд.)
ОЛОФЕРН. Не можешь без рыданий?
А ты рыдай, но и коли. Я помогу.
(Обхватил Юдифь за талию и крепко стиснул её руку, держащую меч.)
ЮДИФЬ.
Я не хочу! Не буду! Нет!
ОЛОФЕРН. Собаки-звери
Несчастного начнут терзать и рвать.
Он страшно, жутко будет корчиться, орать.
ЮДИФЬ.
Пожалуйста, не надо!! (Олоферн рукой Юдифи всаживает в парня меч; Аршад в охапку хватает труп, проворно уходит.)
ОЛОФЕРН. Убивать
Тебе в другой раз будет проще.
ЮДИФЬ (сделавшись спокойной, собранной). Что ж… проверю!
(Отталкивает Олоферна и с решимостью и страстью пытается поразить его мечом.)
ОЛОФЕРН (то увёртываясь, то отбивая кинжалом выпады Юдифи).
Блестящий шанс – всего одним ударом
Лишить меня и войско персов головы!
Смелей. Руби!.. Не трать силёнки даром,
Не горячись… Сосредоточься… Ну!… Увы,
Не вышло. Дух переведи… Попробуй снова.
Руби косым ударом сверху вниз…
Бей резко, коротко и зло. (Юдифь делает колющий выпад и оказывается
в объятиях Олоферна.) Удар – сюрприз?!
Похвально. Ты заслуживаешь приз. (Смачно целует её в губы.)
Столь сладкий враг мне не встречался, право слово.
(Разворачивает её спиной к себе, крепко прижимается.)
В силке трепещет бедная жар-птица.
ЮДИФЬ.
Теперь в силках трепещет весь родимый край!
ОЛОФЕРН.
Страна должна за подлость поплатиться
Своих правителей, вот их и укоряй.
Могу понять ещё – Египет стал кусаться:
Обширный край, рабов несметный сонм,
Имперский дух былой тревожит ум и сон
Удельной знати – ей прямой резон
От царства Персии стремиться отделяться… (Млеет от вожделения.)
А вашим-то подпаскам что неймётся?
Молились лучше бы на наших пастухов…
На волюшке ох худо вам придётся,
Вокруг полно кишит медведей и волков
Охочих страстно до овечек. Ведь, по сути,
Под оком нашим жили без хлопот,
Жевали травку… и плодились без забот…
Порядок был! Нашёлся сумасброд,
Шкодливый пёс, который стадо взбаламутил.
ЮДИФЬ (обмирая).
Вас тучи… и безмерны аппетиты…
Вы кровожаднее волков …
ОЛОФЕРН. (задыхаясь). И даже львов!.. (Впивается ей в шею.)
ЮДИФЬ (дрожа всем телом).
Вы кровь из нас сосали… как москиты…
ОЛОФЕРН (со страстью тиская её).
О да, мы… чудище да о семи голов!.. (Поворачивает Юдифь лицом к себе.)
Пьёт кровь чудовище и косточки глодает! (Сливаются в поцелуе.)
Юдифь.
Довольно. Умоляю, отпусти...
ОЛОФЕРН.
Сейчас, ёщё один разочек, уж прости!.. (Впивается ей в губы.)
ЮДИФЬ.
О, Господи, спаси…
ОЛОФЕРН. Нет, не спасти
Тебя ни дьяволу, ни богу! (Подхватывает её на руки и несёт на ложе.)
ЮДИФЬ (отдаёт ему меч). Меч мешает.
(Олоферн отшвырнул его и снял с себя рубаху.)

Сцена 5. СВЕТАЕТ. АРСЕС, ЗАКУТАВШИСЬ В ПЛАЩ ИЗ ОВЕЧЬЕГО ВОЙЛОКА, СИДИТ НА КАМНЕ ВБЛИЗИ ШАТРА ОЛОФЕРНА, ПРИСЛУШИВАЯСЬ К ТЯЖКИМ СТОНАМ, ДОНОСЯЩИМСЯ ОТТУДА, НЕ ЗАМЕЧАЯ ПОДОШЕДШЕГО ВОГАОЗА. Вогаоз какое-то время стоит наблюдает за ним. Из палатки раздался протяжный утробный почти звериный рык главнокомандующего.
ВОГАОЗ.
Как много в нас животного, однако.
Добро бы – если в драке, но в любви –
К чему? Зачем нам нужно это зверство –
Любить до исступления, до боли?!
АРСЕС.
Проделки Ахримана.
ВОГАОЗ. Хитрый дьявол
Мужчин и женщин стал бы соблазнять
Скорей уж лаской, нежностью, чем болью.
Не-ет, дьявол тут, пожалуй, ни при чём.
Не думал и Ормазд, по мифу, тоже,
Чтоб Гайамарт – им созданный мужчина
Плодил себе подобных, будто бык.
Выходит, что и Бог тут ни при чём?!
АРСЕС.
Зачем ты здесь?
ВОГАОЗ. А ты чего сидишь?
АРСЕС.
Чтоб рыжая еврейка не стеснялась
Вопить, как будто бьют её и режут,
Он снял охрану. Я тут на посту.
ВОГАОЗ.
Постишься, значит, мальчик мой. Похвально. (Арсес промолчал.)
Да ты дрожишь!
АРСЕС. Продрог.
ВОГАОЗ (выдернув пробку, протянул ему фляжку с вином). А ну-ка пей!
АРСЕС (выпил, возвращает флягу).
Спасибо, очень кстати.
ВОГАОЗ. На здоровье.
АРСЕС.
Смеёшься?
ВОГАОЗ. И не думал!
АРСЕС. Я бессменно
Кукую здесь уже вторые сутки
Без роздыха!.. Не жравши и без сна!
ВОГАОЗ.
Воистину режим такой и впрямь
Здоровья не добавит. Что ж, прости,
Не знал, как ты, бедняжка, тут страдаешь.
Вину свою заглажу сей же час.
Сейчас, чуть потерпи, еду доставлю
И скрашу одиночество твоё
Довольно интересным разговором.
(Потрепал Арсеса по щеке, сунул ему свою фляжку и быстро ушёл.)

Сцена 6. В ШАТРЕ ОЛОФЕРНА ТИХО. ГЛАВНОКОМАНДУЮЩИЙ СЛАДКО СПИТ НА ЛОЖЕ, А ЮДИФЬ, ЗАВЕРНУВШИСЬ В ТКАНОЕ ОДЕЯЛО, РАЗГЛЯДЫВАЕТ ЕГО.
ЮДИФЬ.
Как он красив обличьем хищным, гордым,
Могучий и уверенный в себе,
А силу даже спящий излучает,
Как зверь-самец породы грозных тигров,
Всю жизнь живущих вольно, одиноко
Не то, что львы – рабы своих семейств.
Насытится, уйдёт, не обернётся,
Забудет и не вспомнит никогда.
К еврейке-то уж точно не вернётся.
Как жить тогда я стану без него?
Без этих рук нахальных, сильных, властных,
Без ласк его бесстыжих, грубых, страстных,
Горячего дыханья, жадных губ,
Горящих глаз и острой сладкой боли,
Пронзающей насквозь мне сердце, тело,
Когда тела сливаются, как жить?!..
О господи, о чём я так кручинюсь?
Совсем и стыд, и совесть потеряла,
Развратница, дрянная потаскуха.
Сородичи от жажды умирают,
Детишки пухнут с голода, а я
Страдаю и тужу по мужику…
О, Господи, прости, совсем свихнулась,
Страдаю по злодею и врагу,
Жестокому убийце, иноверцу!..
Мне нет прощенья, низкой, подлой бабе,
Предавшей веру, родину, народ.
Я больше не имею права жить.
Лишь смерть моё предательство искупит. (Взялась за амулет.)
Искупит ли?.. Вот тут вопрос вопросов.
Ведь в городе теперь наверняка
И старому и малому известно,
Что вдовушка Манассии ушла
В персидский стан с каким-то порученьем.
Судачат все и кто во что горазд:
Догадки строят, недоумевают –
Кто близко знал меня, мою семью,
Завидуют – кто духом пал и трусы,
А на; людях недобро обсуждают,
Ханжи – клеймят, с презреньем проклинают,
И вряд ли кто молился за меня,
Пока хранит секрет Елиаким.
Мне просто умереть теперь нельзя,
Не смоет смерть позора моего.
Один исход…. его забрать с собой.
В аду соединятся наши души
И вечно будут корчиться в огне.
В глазах живущих ныне, их потомков
Погибель Олоферна оправдает
Презреннейшее имя Иудифь,
Но, Господи, я знаю, пред тобою,
Мне нет ни оправданья, ни прощенья.
Да я и не прошу меня простить.
Я прямо признаю свою вину,
Воздашь мне за грехи и преступленья
Сегодня же… Нет! Лучше всё же… завтра…
Отец небесный, завтра, на рассвете
На суд твой строгий, страшный, обещаю,
Я вместе с Олоферном заявлюсь!
ОЛОФЕРН (открыв глаза).
С кем шепчешься так страстно?
ЮДИФЬ. Я молюсь.
ОЛОФЕРН.
Везёт же Яхве, сколько дивных женщин,
Прикрывшись чуть, а то и нагишом
К нему вот так взывает ежедневно,
В молитвенном экстазе распалясь,
Отдать готовых всё – жизнь, душу, тело
Безропотно, с восторгом, безоглядно.
И как он только может так терпеть?
Ведь это ж абсолютно невозможно!
ЮДИФЬ.
Бесстыжий и безбожный богохульник,
Меня бы хоть немного пощадил.
Обидно, больно слушать эту скверну
Из уст, что я с любовью целовала,
Ласкающих, целующих меня.
ОЛОФЕРН.
Прости, я не хотел тебя обидеть.
Сказал, поверь, без умысла и зла.
Подумалось мне просто… посуди,
Раз мы – Его подобие и образ,
Он «это» делать должен по идее?
ЮДИФЬ.
Бессовестный, опять ты за своё?
Уймись, распутный.
ОЛОФЕРН. Греческие боги,
Насколько мне известно, не гнушались
Любить земных красоток и парней.
ЮДИФЬ.
Развратны и к вину пристрастны греки –
И боги их развратники и пьянь!
ОЛОФЕРН.
Так люди-то творят себе богов
По образу, подобью своему?!
Развратники – развратных, вы – суровых,
Мы – злобных и воинственных кумиров?
ЮДИФЬ.
Кумиры – ложны, Бог – один, един
Для всех людей, живущих на земле.
ОЛОФЕРН.
Мысль здравая, но, думаю, народы
Единый бог не в силах примирить.
Борьба не прекратится никогда
За право божью волю толковать,
Пока на нашей матушке-земле
Не вымрет предпоследний человек. (Потягивается, сладко зевает.)
Оставшийся – начнёт борьбу с собой,
Начнёт страдать, роптать и сомневаться,
Что бог его всесилен, милосерд.
Не так ли, у?
ЮДИФЬ. По-твоему, выходит…
ОЛОФЕРН.
Бог – некий эфемерный идеал,
Что всяк себе по-своему рисует,
А истинный – людьми непостижим
Ни ныне, ни в дальнейшем, никогда.
ЮДИФЬ.
Неправда, я же чувствую Его,
Когда молюсь! Бывает, даже слышу
И ясно понимаю, что Он мне
Советует, внушает и велит!..
Мне в детстве Бог… являлся много раз…
ОЛОФЕРН (рассмеялся).
Не он ли, Иудифь, тебя прислал
Разделаться с несчастным Олоферном?
ЮДИФЬ.
Нет, я сама!.. (Спохватывается.)
ОЛОФЕРН. Сама ли?
ЮДИФЬ. В общем… да.
Я чувствовала, нужно что-то делать,
Не знала только, что?!..
ОЛОФЕРН. Господь явился
И дал рецепт как город уберечь.
ЮДИФЬ.
Сначала – не Господь…
ОЛОФЕРН. Я так и думал.
Поди, старейшины наивную молодку
Угробить Олоферна подучили?
ЮДИФЬ.
Да нет же!
ОЛОФЕРН. Ну а кто, первосвященник?
ЮДИФЬ.
Не всё ль равно?..
ОЛОФЕРН. У-у, значит, точно – он.
ЮДИФЬ.
Не важно это, главное – Господь
Молитвам внял моим и-и…
ОЛОФЕРН. Дал добро
На план кровавый, но богоугодный. (Юдифь промолчала.)
Пока я спал, он часом не являлся?
ЮДИФЬ.
Куражишься?
ОЛОФЕРН. О, нет! Подумал просто,
Раз я теряю силы с каждым днём
В сраженьях изнурительных любовных,
Утратив чувство долга, осторожность,
По логике Он должен появиться
И грешной Иудифи попенять,
Мол, хватит ждать, пора за дело браться,
Ты здесь, душа моя, не для того,
Чтоб с этим басурманом миловаться,
Момент настал, давай убей его,
Исполни долг и волю бога Яхве!..
Мне только непонятно, почему,
Коль так ему по нраву ваш народ,
Он сам не может в мелкий порошок
Меня, злодея, взять и растереть,
И армию в придачу заодно?
Зачем столь кровожадное деянье
Красавице нежнейшей поручать?
Скажи, – нехорошо, не по-мужски?
И, если разобраться, – неразумно:
Убьёшь меня, мужлан простолюдин,
По-царски наречённый Мегабизом,
Мой лучший, жесточайший воевода
С землёй сровняет вашу Ветилую
И точно никого не пощадит.
ЮДИФЬ.
Подумать можно, ты щадишь кого-то.
ОЛОФЕРН.
Бесчинствовать особо запрещал
Всегда, везде! А сдавшихся прощал.
Порядок наводил, брал дань, как должно,
И дальше шёл порядок наводить,
В другие города, уделы, страны.
На вашем месте я бы Олоферну
С утра до ночи здравия желал.
ЮДИФЬ.
Но все желают смерти, проклинают –
И те, кто жив, и души тех, кто мёртв.
ОЛОФЕРН (встав с ложа, налил вина).
Так тело ломит, будто я неделю
Сохой пахал спины не разгибая. (С жадностью пьёт.)
ЮДИФЬ.
А в это время кто-то в Ветилуе
Хоронит близких, может быть, детей.
ОЛОФЕРН (обняв Юдифь).
Зачем господь их гибель допускает,
Зачем на муки лютые обрёк?
Ведь он же – Бог! Неужто богу трудно
Сойти на землю к нам и всех спасти:
От голода – голодных, сирых, нищих,
От боли, жажды – страждущих, больных,
Богатых – от безделья и разврата,
Рабов – от доли тяжкой и мытарств,
Царей – от преступлений и тиранства,
Народы – от тиранов и царей?
Неужто он не хочет, в самом деле,
Столь странно им возлюбленный народ
Сберечь от издевательства и смерти?!..
А персов – от злодейства и убийств.
Похоже, он не хочет это сделать.
А, может, и не может сделать, а?..
Зачем тогда он нужен этот Бог?
ЮДИФЬ.
Все дети так наивно рассуждают.
Им кажется, мир можно изменить
Одним лишь взмахом палочки волшебной,
Что Боженька хранит в своём ларце.
Не выйдет, не получится, ведь люди,
Привыкшие жить грязно и грешно,
Без совести, без Бога и бездумно,
И дай им рай, всё быстро разорят,
Изгадят, испохабят, уничтожат,
В помойку, в ад рай Божий превратят!
Очиститься нам нужно перед Ним,
Опомниться, покаяться, пройти
Свой тяжкий путь от тьмы и грязи к свету,
Чтоб в муках в сердце Бога обрести
И с Богом, с чистой совестью, с любовью
Построить рай на матушке-земле,
Жить праведно, достойно и счастли;во!
ОЛОФЕРН.
Наивный бред, смешной, прекраснодушный.
Твой рай недостижим и невозможен.
И главная причина – в людях, в нас,
В природе нашей хищной и животной.
Убить нас можно, но не изменить.
Я слушаю тебя и поражаюсь,
Чего ни выдумают власти, только чтоб
Народ свой заморочить, подчинить,
Безропотно нужду терпеть принудить,
Поборы, униженья, произвол,
Войну за чёрт те что и чёрт те где,
Чтоб алчность оправдать свою, жестокость
И жажду власти, глупость или лень.
Эх, люди, люди, глупые зверьки,
Молитесь и терпите, дурачьё. (Целует Юдифь.)
ЮДИФЬ.
Гордец, своей гордыней ослеплённый,
Для Бога ты – песчинка, блошка, пыль,
Чихнёт разок, – исчезнешь без следа
Со всем своим величием убогим.
ОЛОФЕРН.
Ох, вряд ли. Вот на вас, своих любимцев,
Он точно наплевал и начихал,
Отдав на откуп мне страну, народ ваш.
И мне решать, как с вами поступить.
ЮДИФЬ.
Ты волен так и эдак полагать,
Но всем на свете Бог располагает.
ОЛОФЕРН.
Ах, да! Ведь он меня велел убить!
Прости, забыл. Так что же, детка, медлишь?!
Момент хорош! Возьми ты в руки меч,
Кричать нет сил, не то, что убегать,
Тем паче безоружным отбиваться.
Ослаб донельзя, справишься шутя!
Ну ж, девочка!?
ЮДИФЬ. Не девочка – вдова!
ОЛОФЕРН.
Прости меня, но трудно так… всерьёз
Прекрасное и юное созданье
Со столь печальным фактом единить,
Повальным среди дам преклонных лет.
ЮДИФЬ.
Резвишься всё?
ОЛОФЕРН. Легонько. Может, больше
Резвиться мне уже не доведётся,
Хоть душу напоследок отвести.
ЮДИФЬ.
Посмотрим, как сейчас резвиться будешь.
(Взяла меч, подошла к Олоферну и встала в нерешительности.)
ОЛОФЕРН.
Напрасно медлишь, каждое мгновенье
Твою решимость будет только слабить,
Терзая душу жалостью и страхом
Шагнуть за ту незримую черту,
Где в зверя происходит превращенье
И гибнет что-то нежное в тебе,
Щемящее и доброе, о чём
Все с горечью жалеют, вспоминая…
Ты видом беззащитным не смущайся,
За жизнь я буду драться до конца,
До самой распоследней капли крови.
Не веришь?!.. Вот!.. (Быстро шлепнул её по мягкому месту.) И вот! И вот! И вот!
(Легко, но очень быстро хлопнул её по щечке, щипнул за грудь и снова увесисто шлёпнул пониже спинки.)
Ну, вроде, рассердилась, наконец.
ЮДИФЬ.
Ещё ударишь, руки отсеку!
ОЛОФЕРН.
Вполне смогу командовать без рук.
Вся ценность полководца в голове,
Твоя задача – голову мне ссечь.
ЮДИФЬ.
Легко сказать, но сделать не могу.
ОЛОФЕРН.
Да ты ещё, жар-птичка, не пыталась.
А ну-ка соберись и разозлись!
ЮДИФЬ.
Пытаюсь!.. Не выходит ничего.
ОЛОФЕРН.
Припомни убиенных и умерших
От голода, болезней, без воды.
Представь, что за спиной твоей стоят
Сородичи, к возмездию взывают
С надеждою и верой на тебя!
Проникнись чувством ненависти, злобы!
ЮДИФЬ.
Представила, припомнила, но злобой
И ненавистью так и не прониклась.
ОЛОФЕРН.
Припомни горемыку молодого,
Как я его проткнул твой рукой!
ЮДИФЬ.
Ты только прекратил его страданья…
ОЛОФЕРН.
Опять не слава богу. Так, пожалуй,
Придётся убиваться самому!
(Расчётливо подбив Юдифь под колени, чтобы она повалилась прямо на него, и зажав её руку, в которой был меч, подводит клинок себе к горлу.)
ЮДИФЬ.
Не надо, ты поранишься! (Тянет меч к себе.)
ОЛОФЕРН (повернув голову вбок). Вот тут
Артерия с мизинец толщиной,
Один надрез – и жуткий Олоферн,
Едва с пяток псалмов пропеть успеешь,
Пойдёт кормить червей без капли крови! (Тянет клинок к горлу, Юдифь – к себе.)
ЮДИФЬ.
С ума сошёл, не надо, перестань!
ОЛОФЕРН.
Один надрез, не бойся, – это ж просто.
ЮДИФЬ.
Оставь, я не могу…
ОЛОФЕРН. Всего один!
ЮДИФЬ.
Я не хочу!! (Олоферн отпускает её руку, Юдифь отбрасывает меч в сторону.)
ОЛОФЕРН. А я хочу ужасно.
Уж ты прости, опять готов мой «меч». (Перекатил Юдифь на спину.)

Сцена 7. ШАТЁР ОЛОФЕРНА. СЛАБЫЙ ЛУЧИК ПРОБУЖДАЮЩЕГОСЯ УТРА СКВОЗЬ ОТВЕРСТИЕ КУПОЛА ОСВЕТИЛ ОЛОФЕРНА И ЮДИФЬ, СПЯЩИХ В ОБНИМКУ.
ЮДИФЬ (внезапно проснувшись).
О, господи, как быстро ночь прошла.
Уснула, вроде, только – уж светает…
Сопит себе мой бедный и не знает,
Что смерть за ним и мной в шатёр вошла,
Незримо и неслышно здесь витает,
Развязки с нетерпеньем ожидает…
Пойду-ка напоследок помолюсь. (Осторожно, стараясь не разбудить Олоферна, выбралась из его объятий, оделась, стоит задумчиво у изголовья спящего.)
Куда я спозаранку разбежалась?
Два дня до сдачи города осталось,
Два полных дня! Куда я тороплюсь?!..
Такая мелочь – на; день задержусь,
Ведь в скверне вся по шейку оказалась
И по; уши грехами заросла.
Я буду знать, хоть день ему спасла.
О, господи, итак проворовалась,
Воруя день за днём, за ночью ночь,
Не в силах злую похоть превозмочь,
И снова день хочу себе урвать…
А будет дождь, тогда ведь может статься,
Что наши передумают сдаваться!
И можно будет!.. Хватит, девка, врать,
Отсрочку, дрянь, выискивать стараться.
Нет, больше так не может продолжаться,
Я лгу себе…ему… Я Богу лгу! (У опоры в центре купола опускается на колени, задрав голову, глядя на пробивающийся в шатёр свет.)
О, Господи, всё, больше не могу
Скрывать всю правду, гаденько хитрить!
Хочу Тебе признаться откровенно,
Я этого мужчину Олоферна
Уже не в силах даже отравить.
Мне жаль его!.. (Заплакала.) Он стал мне дорог, близок…
Теперь я не смогу его убить!..
Поступок мой постыден, подл и низок,
Ты вправе растоптать меня, стереть
С лица земли, а душу разорвать
И бросить в чрево ада, чтоб смердеть
И тлеть ей вечно там!.. Но убивать
Того, кто люб, и Ты б, поди, не смог,
А женщине – так просто невозможно,
Любовь для нас – всё: жизнь и долг, и… Бог.
Вот – истина, проста и непреложна.
Я чувствую, Ты где-то здесь, Ты рядом,
Как гневно жжёшь меня горящим взглядом.
Под грозным оком каюсь и винюсь,
Пред высшим Судиёй и не боюсь
Принять любую смерть и встречи с адом.
Преступница, без совести, без чести,
Изменница, распни меня и бей,
Жду казни я, как вор на лобном месте,
Не медли, растерзай, убей!.. Убей.
(Склонила голову, зажмурилась, стоит в ожидании смерти, шепча молитву.)
Щадишь меня? Жалеешь?!.. А-а, понятно,
Даёшь подумать время, шанс спасти
Мне жизнь и честь, и душу. Не-ет, прости,
Чтоб я… убила!.. Нет, невероятно,
Немыслимо, не в силах. Не могу!..
За шанс благодарю… Всё, я готова.
Мой выбор – смерть. (Опять склонилась,
зажмурилась, ждёт.) Ну что ж Ты медлишь снова?.. (Капелька воздушной влаги упала ей на лицо.)
Ты плачешь?!.. (Попала другая капля.) Бедный мой, я помогу!
(Поспешно сняла с шеи амулет.)
Не плачь, прошу, я слез Твоих не стою!
Сейчас же я предстану пред Тобою!
Всё сделаю сама! Сейчас… открою… (Пытается открыть сосудик амулета.)
Ты, главное, не плачь… Да что ж такое!..
Открыла, слава богу… Вот, гляди!
К Тебе иду, не плачь и не печалься,
Суди меня сурово, не щади… (Поднесла амулет к губам.)
Ты только над народом нашим сжалься.
Спаси его и горе отведи.
(Опрокидывает в рот сосудик и обнаруживает, что он пуст; стоит потрясённая, обескураженная, ничего не понимая.)
ОЛОФЕРН (проснувшись, какое-то время наблюдал за ней).
Ваш бог сюда чуть за полночь являлся.
Спала ты крепко, мне в плечо уткнувшись,
Я ж пить хотел, поэтому не спал
И видел, как он крадучись пробрался
В шатёр, прошёл и подле ложа встал,
К губам приставив перст и улыбнувшись
Мне ласково и вместе с тем лукаво,
И длань свою тебе к груди прижал
Легонько, очень нежно, подержал
Совсем чуть-чуть, одно мгновенье, право,
И прочь пошёл. В дверях вдруг обернулся,
Взглянул на нас и эдак вот (показал) рукою
Провёл и вмиг исчез. И не вернулся.
ЮДИФЬ.
Смеёшься всё? Глумишься надо мною?!..
ОЛОФЕРН.
Да что ты, Иудифь, я-а… не смеюсь.
Всё так и было в точности, клянусь!
И как могла такое ты удумать,
Что я на ложь подобную решусь?
Побойся бога, девочка родная,
Желанная моя и дорогая.
Моя жар-птичка, я ж тобой горожусь,
Так счастлив, так!..
ЮДИФЬ. Довольно!.. Дай подумать?
ОЛОФЕРН.
Да что тут думать?! Бог тебя простил.
Он мудр и милосерд, он оценил
Всю искренность и силу нашей страсти.
Отец небесный нас благословил
На жизнь, любовь, на радость и на счастье!
ЮДИФЬ.
Неужто – правда?..
ОЛОФЕРН (бросившись ей в ноги). Правда. Я ж поклялся,
Что к яду твоему не прикасался… (Осёкся.)
ЮДИФЬ.
А там был… яд?!
ОЛОФЕРН. Подумал… яд… сказал…
ЮДИФЬ.
Эх ты, мудрец, как школьник, изолгался.
В глаза смотрел – и клялся!..
ОЛОФЕРН (обняв её ноги). Я-а… солгал.
Прости меня…
ЮДИФЬ. Пусти!.. Пусти, сказала!!
ОЛОФЕРН.
Послушай…
ЮДИФЬ. Замолчи!! Я знала, знала,
Ты пользуешься мной…
ОЛОФЕРН. Я испугался,
Что этот яд нас может разлучить!
Ведь я тебя люблю!..
ЮДИФЬ. Врёшь, ты боялся,
Что дура эта впрямь решит убить,
Поэтому так искренне кривлялся,
С таким подъёмом…
ОЛОФЕРН. Я б мог удавить
Тебя шутя! Вот этими руками!
В мгновенье ока шею мог свернуть,
Но я люблю!!.. Всё, что случилось с нами,
Мне дорого, пойми!..
ЮДИФЬ. Мой жалкий путь
На этом свете будет завершён
Сегодня же, запомни ты, хитрец,
Каратель, душегубец, низкий лжец.
Раб похоти, ты гадок и смешон,
Коль мнишь меня обманом приручить,
Не выйдет, милый мой, не стану жить.
Да я теперь и права не имею.
Не вышло отравиться, утоплюсь,
Зарежусь, брошусь в пропасть. Удавлюсь!..
ОЛОФЕРН.
Не выдумать желания глупее!
Зачем давиться, если можно жить?!!
Дышать, любить и счастьем упиваться?!
Петь гимны, танцевать и наслаждаться
Здоровьем, юностью… Детей своих растить!
И жить в ладу с собою и с природой.
Зачем? Кого во имя убиваться?!..
Народа?! Бога?!!.. (Осёкся.)
ЮДИФЬ. Можешь издеваться,
Чего уж там…
ОЛОФЕРН. Да как ты не поймёшь,
Живая ты для вашего народа
Стократно больше пользы принесёшь?!
ЮДИФЬ.
Прости, не верю. Знаю, это ложь.
Боишься наслаждения лишиться,
Поэтому так пылко, складно врёшь,
Готов в ногах валяться и божиться,
Что всех евреев любишь и спасёшь.
ОЛОФЕРН.
Ну-у, всех не всех, а город твой… возможно.
Скажи лишь слово, завтра же уйдём.
Пойдёшь со мной?!
ЮДИФЬ. Нет. Это невозможно.
Пойду я без тебя другим путём,
Ведущим в преисподнюю. Пойдёшь?!
ОЛОФЕРН (вздохнув, покачав головой).
Какую ж ахинею ты несёшь.
«Другого света» с раем, адом нет.
И жизнь одна, другой не обретёшь,
Не выпросишь, не купишь, не найдёшь!..
ЮДИФЬ.
Ты время тратишь, я дала ответ.
ОЛОФЕРН.
Как здорово морочат вас попы;,
Уму непостижимо!
ЮДИФЬ. И не надо,
Живи, как зверь: жив, сыт – вот и услада,
Совокупился – высшая награда
Для зверя-вожака людского стада…
ОЛОФЕРН.
Я выше предрассудков и толпы,
Как бог, свободен в выборе своём!
Я жажду жить!!
ОЛОФЕРН. Я жажду умереть.
Друг друга никогда мы не поймём.
ОЛОФЕРН (устало покачав головой).
Сниму осаду завтра. Все уйдём.
Пойдёшь домой, к своим, как героиня.
ЮДИФЬ.
А как мне им в глаза теперь смотреть?
Как мне теперь своё очистить имя?!
ОЛОФЕРН.
А знаешь что?.. Я сам тебя прикончу.
Вот встанем завтра, быстренько… «простимся»,
И я роман печальный этот кончу
Мгновенно и без боли.
ЮДИФЬ. Не проспимся…
Мы больше никогда с тобою вместе! (Отталкивает от себя Олоферна, быстро поднимает валявшийся на ковре кинжал и приставляет его остриём к сердцу.)
ОЛОФЕРН (понемногу подбираясь к ней на коленях).
Прошу тебя, н-не надо… Слово чести,
Я сам убью тебя, как обещал…
ЮДИФЬ.
Не верю больше. Ты уже мне клялся,
А сам цинично подличал и врал.
ОЛОФЕРН.
Но я же ведь потом во всём признался…
И очень сожалел…
ЮДИФЬ. На лжи попался,
Поэтому признался.
ОЛОФЕРН. Ну, прости!?
ЮДИФЬ.
Прощаю.
ОЛОФЕРН. Подожди!! Мы-ы... не простились!
ЮДИФЬ.
Прощай.
ОЛОФЕРН. А может… завтра?..
ЮДИФЬ. Не проси,
Ни часа больше я не уступлю.
ОЛОФЕРН.
Постой-постой, ведь мы же!.. не молились!!
ЮДИФЬ.
Ну что ж, молись!
ОЛОФЕРН. Я так тебя люблю!..
Готов молиться всем богам на свете!!
Воздел руки к небу, потом склонился ниц, а следующим движением метнул в Юдифь увесистый пуфик из верблюжьего меха, сбив её с ног, тут же, набросившись, вырвал кинжал, заломил ей за спину руки и связал рукавами платья.
ЮДИФЬ.
Фигляр!.. Обманщик!
ОЛОФЕРН (задыхаясь от одышки). Спас тебя от смерти.
(Сильным и точным броском вонзает кинжал в стойку шатра.)
ЮДИФЬ.
Будь проклят ты!
ОЛОФЕРН. А ты – живой, счастливой.
Будь нежной, будь весёлой, шаловливой,
Какой угодно – даже пожилой!..
Но я желаю, чтобы ты была живой. (Насильно целует её.)
ЮДИФЬ.
Наш Бог тебя за это покарает.
ОЛОФЕРН.
Он вся и всех карает, разрушает,
А был бы мудрым, добрым, наградил.
ЮДИФЬ.
Ты думаешь, что снова победил?
ОЛОФЕРН.
Я думаю, сейчас не помешает
Винца нам в честь спасения испить.
(Взял кувшин, наклонил над чашей, вина вылилось чуть на донышко.)
ОЛОФЕРН (высунув голову из шатра).
Эй, кто здесь?! Ну-ка, быстро за вином! (Юдифи.)
Ещё денёк нам можно покутить,
Упиться всласть любовным нашим сном,
А там – и за дела…
ЮДИФЬ. Тебя любить
И силой не заставишь, мой милейший.
АРСЕС (просунув голову в шатёр).
В-вина принёс, п-позволь войти, светлейший.
ОЛОФЕРН.
Входи, Арсес, услужливый ты мой! (Берёт у него кувшин с вином.)
Ты с ночи или только заступил?
АРСЕС.
В-вот только что…
ОЛОФЕРН. Не выпьешь ли со мной,
А то дрожишь, гляжу?!
АРСЕС. И ел и пил!..
Спасибо!.. А дрожу… мне зябко… гадко…
ОЛОФЕРН.
Бедняга, ординарцем быть не сладко.
Не бойся, за усердие отмечу. (Налил в чашу вина и залпом выпил; вдруг зашатался, выронил кувшин и чашу, схватился за грудь.)
Мерзавец… предал!?.. Падаль… изувечу!!
Бросается на Арсеса, пытается его душить, но силы быстро оставляют Олоферна. Он медленно сползает по туловищу Арсеса на пол, хрипит, всё тише и тише елозит ногами, наконец затихает.
ЮДИФЬ (оцепенев, потрясённо).
Он… умер?
АРСЕС (дрожащий как осиновый лист). В-в-вроде…

ВХОДИТ ВОГАОЗ, ЗА НИМ – ИДЕЛЬ С ДВУМЯ КОРЗИНАМИ.
Идель сразу же бросилась развязывать Юдифь.
ВОГАОЗ (убедившись, что Олоферн мёртв). Наш титан скончался,
Прожив всего… неполных тридцать лет.
Из ранних был, вот рано и дождался,
Пугать не будет больше белый свет. (Юдифи.)
Твой план успехом полным увенчался,
И Боженька ваш может быть доволен.
Я полностью за жизнь с ним рассчитался.
ЮДИФЬ (отрешённо поведя головой).
Пока живу, Он будет недоволен.
(Подобно сомнамбуле, подошла к кинжалу Олоферна, пытается выдернуть его из стойки шатра.)
ИДЕЛЬ (сватив её за руки).
Опомнись, Иудифь! Совсем, сдурела?
Совсем свихнулась в лапах мужика?!
ЮДИФЬ.
Оставь меня. Тебе-то что за дело?
ИДЕЛЬ.
Красотка, не валяй мне дурака,
Как это что, я кто тебе?!..
ЮДИФЬ. Не знаю.
Мне руки больно, хватит, отпусти... (Тихо заплакала.)
ИДЕЛЬ (порывисто обняв её).
Прости меня, пожалуйста!
ЮДИФЬ (вяло обняв её в ответ). Прощаю.
ВОГАОЗ (Арсесу).
Ты сможешь через пост их провести?
АРСЕС.
С-смогу, наверно, все пароли знаю…
Но я б… убрал их.
ВОГАОЗ. Я теперь решаю,
Кому дать полк… убить кого, спасти.
Ты – понял, парень? (Арсес ошалело затряс головой.) Будет, не дрожи.
Вот этот коврик быстренько скатай. (Арсес проворно скатал ковровую дорожку.)
Светлейшему под спинку подложи.
АРСЕС.
Зачем?!
ВОГАОЗ. Увидишь. Делай, не болтай!
(Арсес исполнил; Вогаоз, взяв подушку и прикрываясь ей от брызг, отрубает у трупа голову и торжествующе демонстрирует всем, держа её за волосы.)
ЮДИФЬ.
Над телом надругался, негодяй.
Будь проклят ты.
ВОГАОЗ (побледнев, смущённо). Как грозно, ай-ай-ай,
Твою я на себя взвалил заботу.
Чем клясть того, кто выполнил работу,
Бери давай и в город свой мотай.
Служанка… эй, очнись!.. Корзину дай.
(Идель, трепеща, подошла с корзиной, Вогаоз вложил в неё отрубленную голову.)
ИДЕЛЬ.
Поймают нас…
ВОГАОЗ. Не дрейфь, свинья не съест,
Коль бог не даст, – народа изреченье.
Представь, как возликует населенье,
Когда башку насадите на шест
И выставите нам на обозренье,
Чтоб видно было всем войскам окрест.
Что тут начнётся! Ропот и броженье,
Волнения, усилят напряженье
Провидцы, всевозможные кликуши,
Вопя о страшных, жутких вещих снах,
И дикий суеверный липкий страх
И паника наполнит персов души.
Осмелитесь на вылазку, вот тут,
Как зайцы, кто куда все побегут!
Имам, муллы ваш город проклянут,
Я дам приказ осаду снять. Как дети,
Все радостно вздохнут и прочь пойдут.
ИДЕЛЬ.
Везде народ дурят на белом свете.
ВОГАОЗ.
Замечено не глупо. Всё, ступай.
Веди, Арсес, пора!
ИДЕЛЬ (взяв Юдифь за руку). Идём?
ЮДИФЬ. Иду… (Вогаозу.)
До скорой встречи…
ВОГАОЗ. Шутишь, что ль? Прощай!
ЮДИФЬ.
Какие шутки, встретимся… в аду.
АРСЕС.
А ну, на выход! Хватит здесь трепаться!
(Идель, таща Юдифь за собой и корзину с головой, выходит; Арсес – за ними.)
ВОГАОЗ (задрав голову к потолку).
Вот видишь, как на баб-то полагаться?
Мороки больше!.. Ладно, промолчу.
Прости, коль что не так. Ну, я… пойду?
Опасно тут мне дольше оставаться.
(Подошёл к обезглавленному телу Олоферна, осклабился, смачно плюнул.)
Ещё б до фараона мне добраться. (Опять обратил очи к потолку.)
Поможешь, может? (Внезапно раздался такой мощный и раскатистый удар грома, что
Вогаоз от испуга плюхнулся на пол.) Понял!.. Всё, молчу.
Мелко труся, поддав на ходу ногой забытую корзину, он очумело выбегает из шатра. Новый, чудовищный удар грома – и спасительный ливень хлынул на Ветилую.
Конец.
07.06.05