Молитву осмеют властители и челядь...

\


* * *



Я делал то, что мог и был самим собою -
пред жирным не вилял, пред злым не лебезил.
Я охрой золотой и кистью голубою
грунтованый картон марал что было сил.
Я жил за годом год. Лета сменялись быстро.
Куда трудней брели, с худой сумою, дни.
Был хищным низкий лоб холопьего магистра,
и Господа я звал: " Спаси и помоги...

Оборони мой край - пронзительного цвета -
от храмов у Днепра отброшенный в скиты!
На целом свете глаз христолюбивей нету,
но и нигде не ржут столь лакомо скоты..."
Я делал то, что мог. Но что я мог поделать?
Отравлены давно все птицы и слова.
Молитву осмеют властители и челядь.
А голова не впрок, когда душа мертва...




* * *


Что ломиться в прогнившие двери?
Что по воздуху бить топором?
Меж людьми не осталось доверья,
и бессилен безогненный гром.

Жаждут молнии грешного крова...
Вам, пинающим в душу меня,
возвращу неизбывное слово:
" Я молюсь. Но не минуть огня..."