О Джеймсе Бонде и о любви. Глава 20

20

Скорей, скорей! Наверх отсюда,
Навстречу солнечному дню.
Что солнце есть, я не забуду,
И на всё прочее плюю.
Суровое не ждало время,
Уж истекал последний срок,
И некогда чесать по темю:
«Что делать?», если невдомёк…
всё, что возможно, невозможно, –
Пути и способы все вход,
Опять бы надо осторожно
Попасть на Ларго пароход.
Но кто же сделать это сможет,
И это как осуществить?
«Мадам Витали нам поможет!» –
Решает Бонд ей позвонить.

Зачем с моральной точки зренья
Поступок Бонда разбирать?
Не лучше ль запастись терпеньем
И до конца нам дочитать.

Сияет солнце полднем жарким,
На шляпы, лысины, чубы
И покрывает цветом ярким
У умных и неумных лбы.
Наш Бонд звонит мадам Витали,
Зовёт её с собой на пляж.
Знакомство их ещё в начале;
Но смел и дерзок Лавлесс* наш:
«Вы аквалангом увлекались?
Охотою на всяких рыб?
Так редко с вами мы встречались…
На пляж вдвоём пойти могли б…»
На предложенье согласилась,
И без жеманства и кокетств
Минуту их беседа длилась,
И не пришлося разных средств
Использовать запас мужчине.
Что стало с женщиной отныне?!
Ответ даёт: иль «да» иль «нет».

Была обычной их беседа,
Послышалось лишь Бонду вдруг,
Витали смех, словно Пенеды*,
Когда поблизости супруг.
Собрав нажитые вещички:
Очки, трусы и акваланг,
Из дому вышел. Пели птички;
Но мысль его, как бумеранг,
К той странной женщине вернулась,
И сожаленье в нём проснулось,
И эта странная печаль,
Когда томит морская даль,
И встречи той очарованье,
Витали робость, обаянье, -
Её вдруг Бонду стало жаль.

Приехал он на пляж пораньше.
Песок был жёлт, народу нет.
В России так бывало раньше,
Сказать вам может старый дед.
Теперь песка совсем не видно,
На нём кишат везде тела,
Скандал за место, и не стыдно!
Займёшь и сможешь лечь едва.

Заброшен пляж, пустынен берег,
Лишь море, солнце и песок.
Туристам с Кубы и Америк
Об этом месте невдомёк.
Из тростника туземных хижин
Настроил было здесь делец;
Но капитал его недвижим,
Подтаял, и всему конец.

По сторонам Бонд оглянулся,
Витали нет ещё нигде,
Лёг на песок и потянулся,
Ступнями ног водя в воде,
Ещё не дав себе отчёта,
Что он спешил, стремился к ней.
Тревога, как из пулемёта,
Стрельнув в него, душою всей
Так странно, быстро овладела.
Её всё нет. Но в чём же дело?!
Но вот он видит, как из моря
Она идёт, смугла, стройна,
И в фиолетовом просторе
Над ним склонилася она.

Над ними солонце жарко грело.
Он руку протянул несмело,
Она присела, снявши маску,
И неожиданною ласку
От бонда жадно приняла,
Как будто этого ждала,
Как будто этого хотела.
И он ласкал её несмело.
С волос её текла вода.

Что с Бондом? Право, никогда
С таким восторгом и тоскою
Не гладил он волос рукою,
Касаясь нежного плеча.
Атласна кожа, горяча…
Она легла под солнцем красным,
Свободно руки разметав,
И будто нежный и прекрасный
Покрыл её лучей рукав.
И, встав пред нею на колени,
Склонился он к её ногам,
От рук его простёрлись тени,
Щекой, как к нежным лепесткам,
К ступням её он прикоснулся.
Вот ветер лёгкий вновь проснулся,
Вздыхая, плавная волна
Ползла к ним, ласкою полна,
Стелилась водяным ковром,
И сколько неги было в том.

Забылось всё: дела мирские,
Заботы суетного дня.
Так редко нам даны такие
Минуты счастья. У меня
Такое было лишь однажды-
Минута ласки страстной жажды
И грустный непонятных слёз.
О чём я плакала? – Вопрос.

Глаза её полны слезами.
«О чём грустишь? Скажи, зачем?!»
О Божьи дети! что вдруг с вами?
Наполнили вы души чем?
Вот Бонд сосуд любви на руки,
Подняв, несёт, не расплескав,
Чтоб счастье испытать и муки,
И лёгкий солнечный рукав
До хижины их провожает,
И остаётся ждать у ног,
За тростником им не мешает,
Лучи раскинув на порог.