Я хочу запретить тебе делать

(– Ой, извини, ты опять без печени.
– Нет, ничего, вырастет новая.
Так, чепуха, время всё лечит.
Я не умру, скоро я… скоро я…)

Чей-то дух под потолком
Вольфрамовой ниткой.
Очень вредная привычка –
Мерить горе в миллилитрах.
Алогичны поступки
И фантомные боли.
Ну, чего смотришь?
Залетай, что ли…

Не плюй мне в душу,
Если хочешь вернуться,
Не клюй моё сердце.
Не лей в огонь,
Что я похитил,
Если хочешь согреться.

А я хочу запретить тебе делать,
Делать это со мной и другими.
Шрамы мои заживают всё хуже,
А когти твои всё длинней и острее.
Это не так смешно, как в начале,
Но ты увлекаешься всё сильнее.
Скоро от меня ничего не останется:
Я – прикормивший орла Прометей.

Каждый день видеть радугу,
Промокая до нитки.
Мой стокгольмский синдром,
Плен и панцирь улитки.
Загибаться на солнце
И дрогнуть от холода.
Ждать, что завтра отменят,
Как прием стоматолога.

А что же люди?
Невыносимы!
Единодушно полагают:
Птица счастья должна быть синей,
Юные девы –
Слегка непорочными,
Бог – всемогущим,
А узы – прочными.
Забываясь в пьяном угаре,
Растворяясь в диванной тоске,
Они выбирают, что лучше:
Альпы
Или следы на турецком песке?
А я могу выбрать только
Эту агонию
На воздухе гор жидком и быстром,
Начало одной
И конец всем фобиям.
Со мной всё гораздо проще –
Я неприлично беспомощен.
Всё пройдёт… Вот
И ты проходишь сквозь меня.

Чья-то суть под кожурой,
Чья-то мякоть.
Ты хотела отстегнуть –
Я заплакал.
«Я хочу…» –
Прошептал тебе в ухо,
Но ты ушла с головою
Мне в брюхо…

А я не смог запретить тебе сделать,
Сделать это со мной, как с другими.
Раны мои давно кровоточат,
Но когти твои – уже не причина.
Я наношу надрез за надрезом
В попытке выдрать ещё больнее.
Ты умерла, проглотив этот камень.
Я – отравивший орла Прометей.

(Человек в белом фраке курит
И ждет окончания пьесы:
Нужно будет платить за аренду скалы
И вертолет МЧС.
Вместо пачек банкнот у него –
Бомба в дорожном портфеле.
Думы его о хомячках –
С ними искусство дешевле.)