кто, если не ты?

       произведение написано на основе реальных событий, имевших место в 11-12веках
       на Руси.
       Источник:С.М.Соловьёв"История России с древнейших времён"Т1-4
       Часть имён героев вымышлены автором.

Поклон тебе, седая старина
Позволь, я чувствами коснусь тебя
Что б пищу дав и сердцу, и уму
Страны узнаю прошлое, которую люблю.

Как род на род мог встать и почему,
Где мудрости и воли не хватило,
Как так могло случиться, не пойму,
Не вериться в такое, но ведь это было
       
Я не могу принять, что не умели воевать,
И сказкам о величии князей не склонен верить,
Коль летописи подлинной сегодня не сыскать,
То правду чувством сможем мы доподлинно измерить…

Поступки, как известно, мысли плод
И силы чувств в величии стремленья,
И прав Христос, что подлинность - в сомненьях,
Лишь только плод один прозренье принесет.

Он всех учил «не верь речам»
Как правило приказы палачам
 Вчерашние друзья порой цинично отдают.
И продают за грош бесценную единства связь,
Вонзая меч гордыни личной в святость вязь…
Которую веками создавали родственные души.

Коль смысл речей волнует только уши,
То обязательно у власти станет мразь,

Что видно и произошло, коль плохо мы сейчас живем
Своими чувствами мы ниточку возьмем
Событий прошлых, будем размышлять
Как подлинно всё быть могло, как противостоять

Системе зла из лицемерья, подлости, обмана,
Как защититься от пьянящего дурмана
Глобальных целей и красивых фраз.

Беспомощность со страхом связывает нас,
Чтоб сохранить свободу, разум нужно защищаться,
Да и живым при этом плотью оставаться,
Реальность к лучшему менять на этот раз.
С системой шутки плохи, и она пока сильна
Своим коварством, подлостью и силой власти денег,
И коль остановить соблазном иль угрозой не сумеет,
То уничтожить грубой силой в выборе вольна.

Здесь мудрость надобна и воля с разумом в сознанье,
И чтоб достигнуть пониманья
Мы будем вспоминать людей былых
Их чувством воскрешать

Цена всем знаньям нашим – чья-то жизнь,
История имен не много тех героев сохранила,
Но если б не они тогда, нам непомерно трудно было
По-русски говорить сейчас, любить, мечтать


Они вступили в бой и пали в той войне.
Но почему вот так?! Ведь знали о цене,
Которую придется за победу заплатить,
Ведь понимали, в одиночку защитить
Родную землю и народ они не смогут.
Ведь знали, что на смерть идут, но все же шли…

…В лесу их было пятеро,
Сидели молча, хворост жгли,
Смотрели на огонь, и звуки тьмы
Ход мыслей каждого ничем не отвлекали.
Застывшие глаза их пламя отражали
И можно было без труда понять сейчас
Что все они неизмеримо были далеко в своих раздумьях.

Старший, Влас
Нарушил тишину.
 Он молвил:
«Братья, тяжело мне говорить.
Сегодня нужно многое решить:
Как быть, что будем русским людям говорить

Сегодня все мы нашей Родине нужны
Такой невиданной войны
Все предки наши прежде не знавали.
Единством духа русского и верой побеждали
Врага любого. Нынче русский дух ослаб,
Единство стало былью, и в речах
У многих лишь недоуменье, страх и удивленье.

Был молод я, но помню, как мой прадед говорил,
Что Бог-Творец Россию наградил великой честью,
Свет Любви сберечь,
И этим суждено ей будет на себя навлечь
Все силы тьмы, и в схватке этой полем битвы стать.
На нем тысячелетье будут погибать
Мильоны русских. Прав был прадед,
И пришли сейчас другие времена,
И чашу горькую до дна придётся нам испить
Сегодня тьму остановить ни я,
Ни кто другой из нас пока не в силах.
Что ж, видно, так тому и быть,
Да, не смогли мы разумом смирить своих страстей
И отличить личину подлеца в среде своих собратьев.
И толк какой кого-то здесь винить,
Пытаться имена сейчас тех предков воскресить,
Что дрогнули тогда. Какая польза в том?
Мы виноваты все, коль сей изъян взрастить
Смогли позволить на своей земле
Народ сегодня наш в узде
И надо думать нам как выход находить
 
Куда ведут народ понятно мне
И в этой необъявленной войне.
Знаком мне почерк проповедников-христиан

Что происходит нынче тут и там
Не может большинство людей себе понятно объяснить.
Куда идёт с дружиной князь?
Кого хотят побить?
Друг против друга, за море губить
Людей спешат на лодках. Честь кому добыть?
Умевших трезво оценить,
Князья убили или подкупили, зная толк.
Хотят скорее, чтоб народ умолк
И лишь работал, их обогащая.
А молодежь, посулом легкой жизни развращая,
Готовят сменой ратным людям нынешним в войне.
Все больше их по городам сейчас бегут,
Куда, зачем ведь толком не поймут
Но всё равно идут к князьям,
Им скучно стало жить по деревням.
Для них законы рода нынче не в цене
В пирах погрязнув, в дармовщине и в вине
За грош ведь пропадут.
Сначала веру нашу продадут,
А после тело отдадут в погибель на войне.
Что делают князья понятно мне,
И это происходит не во сне
Не силой нас они, а хитростью берут,
Лукаву сеть интриг плетут,
Столкнуть стремятся лбами меж родами.
Хитросплетенья подлости лукавой
В среде народа русского не многие поймут,
И многие пойдут, прельстившись сладкими речами иль золотом,
Но день тот проклянут, коль не умрут в бою
Их всех зовут сейчас, они в цене,
«И не беда, что кто-то пал в войне,
Но я то жив, и слава мне,
И князя честь.»
-А совесть?
«Я ее в вине
На княжеском пиру на время утоплю,
А поутру за золото куплю, что может пожелать душа.»
Душа какая? Продана душа.
А с нею и земля, и Родина, и честь.
Самим себе такую месть
Сегодня наши многие по глупости плетут.
Они поймут потом, когда их точно также предадут
Те, кто зовут на бой сегодня их
На братьев по земле.
О Боже! Где ж мне силы взять, чтоб это объяснить?
Слова найти, какие, как их применить,
Чтобы они остановить смогли, идущего к черте,
Переступив, какую, должно по цене
Придётся больше жизни этой за ошибки заплатить,
Чтоб смыть позор своих сегодняшних деяний.
Не хватит после покаяний
Детей и внуков их, чтоб искупить вину,
Что предки в жизни совершили.
Кабы ума побольше всем, глядишь и дальше б дружно жили,
Ведь защищаться-то века могли,
Пока гордыню в душу русскую, соблазны не впустили.
Да что там говорить, как мы могли бы жить,
Удар серьезный мы по душам всё же пропустили.
Но не смертельный он, и живы мы пока.
А русский дух, он укреплен в веках
Стараньями отцов и матерей всех прошлых поколений.
Жестокостью войны и сладостью церковных песнопений
Его в нас не сломить, и это знать врагу невидимому не положено пока.
Пусть больше ввяжется в войну,
В какую, для него непостижимую, страну
Он с войском чёрным, как овца пришёл.
Заставим мы его на опыте понять.
Не хватит сил его и средств, чтоб удержать здесь свой порядок,
Русь не будет гнить!
Она жива и будет жить!
Какой бы мерзостью ее не обливали,
И сколько бы ее не убивали,
Она способна будет возродить
Свою духовность, веру, силу и любовь
Чтоб стало это явью, нам покой
Придется, видимо, надолго позабыть.
И , сохраняя русский дух, нам много предстоит
Похоронить друзей , родных и воспитать детей,
Чтоб с молоком грядущих матерей
Впитали дети наши смысл слова «русский».
Нам годы предстоят и поколения борьбы,
Терпенья нужно нам как следует набраться.
Не силою, умом стараться
Растить сознание людей,
Чтоб осознать смогли, чтоб выросли душою.
Не эгоизмом нынешним, а меркою иною
Смогли со всем живым и меж собой в общеньи подходить..
Отец-Создатель мудр и Сын Его – творения венец.
Но чтоб венцом по сути стать,
Он должен как Отец, искать, мужать,
Все тонкости энергий постигать, что в нем воплощены,
И ими управлять.
Но управлять как друг, не быть у них как раб.
Когда не будет духом слаб Венец,
Он станет как Отец.
Что делать нам сейчас?
Учиться жить. Народа нашего осознанность растить,
Воспитывать детей и русский дух хранить,
Учиться побеждать, и победить. И этому людей учить.
Ещё одно считаю нужным, верным
Коль испытанья будут запредельны
Лечить их плоть и душу исцелить.
Одна у нас земля, мы с нею нераздельны,
В нее и будем уходить,
Когда придет для каждого из нас назначенный свой срок.
Сейчас же, подведя всему итог,
Хотелось мне сказать еще одно –
Вы дети мне, и мне не всё равно
Что выберете вы.
Но что ни было бы сказано от вас,
Я все приму, мы все равны,
Вы так же, как и я, вольны
Иметь всему свое особенное мненье.
Какое б ваше ни было б решенье, его приму
Я уважаю вас, я вас люблю.
И подвиг ваш благословлю,
Каков бы выбор вами не был сделан.
Он ваш и я его ценю.
Кудесники вы все. Никто нигде в миру
Такими знаньями как вы не обладает,
И никакая сила против вас не совладает,
И причинить вам вред ничто не сможет, кроме одного.
Ему названье – человеческая подлость.
Тот, у кого она над остальными чувствами в душе преобладает,
В единстве с разумом такое проявляет,
Что даже бешенный не сможет сделать зверь.
Её остерегайтесь в людях, много зла теперь.
В речах и действиях людей
Сейчас не искренность, а подлость управляет,
Она же руку для удара в спину направляет
Ножом, когда другая хлеб дает.
Сейчас такое время настает,
Что подлость с трусостью у части русских всё ж возобладает
Их души чистые в смятеньи засыпают
Вглубь уходя в себя и главное храня.
В среде людской лукавство скоро будет нормой.
Насколько будет это видно вами это, столько ж и проворной
В защите плоти будет ваша мысль в невидимом бою.
Закончил речь, я. В очередь свою
Пусть скажет каждый, что на ум легло,
И, что, по мнению его могло
Сегодня души от растленья защитить.
Как можно неразумных вразумить,
Какие чудеса творить, чтоб это в осознаньи помогло».
Влас замолчал, ночную тишину
И треск костра нарушил Богумил:
«Спасибо, Влас, немало сил
Потратил ты, чтоб воспитать и обучить всех нас.
Имеем мы сейчас запас всех знаний, что народ растил.
Он нас кормил, поил и кров дарил
Коль было нужно. Он любил
И любит нас как соль земли.
И если не смогли старейшины родов
Растленья душ заразу раздавить,
То, значит, нам настало время в бой вступить
И мудростью своею пробудить
К единству духа родственные души.
Еще сильна любовь в них, станут люди слушать,
И речь родная сможет победить
Лукавство слов христианского смиренья.
В сознаньи русских не ушло в забвенье
Родные сердцу вера и любовь.
Они лишь затуманились от слов
О непонятной сверхлюбви к Отцу
И требований подтвержденья,
Но для кого оно, и для чего необходимо подтверждать,
Коль чувствами впитать её смогли
Не только с материнским молоком,
Но и еще до своего рожденья.
Они живут в ней, что здесь говорить.
У них не возникала даже тень сомненья,
Что Бога можно как-то по-особому любить.
Любовь для них иль есть она, иль нет.
И ум не в силах дать ответ,
Как отразить ее величье, полноту.
Христиане ж, прикрывая чувства пустоту,
О ней лишь складно и красиво говорят.
Врать обучают, лицемерить, гнить,
И жить лишь для себя, лишь в собственном мирке.
Идти в свой личный рай и, будучи рождённым во грехе,
Молить прощенье Бога. Почему? За что?
За то, что грешен изначально, недостоин жить,
На землю брошен, чтобы смыть
Позор тех первых матери, отца.
Что согрешили против Божьей воли
А посему смиренным должен быть, работать в поле
На благо князя-подлеца.
Кормить его, а заодно и их до своего конца.
Детей своих подобной жизни обучить.
Смятенье в душах русских, мудрой силы нет,
Не может человек простой на все найти ответ,
Поэтому возникло в нем смятенье.
И образ тот силен, и помощь им извне
И силой денег, и в вине,
Которые сюда рекой текут,
Вино и золото исправно отовсюду поступает.
Весь мир с избытком этим всем снабжает,
Не очень-то волнуясь о цене.
А на войне, как на войне,
Коль духом слаб ты, коль возникла тень сомненья,
Коль нет единства и общественное мненье
Деньгами, лживыми речами делается мнением толпы,
Ты проиграл.
Но силы есть во мне,
Я не могу смотреть, как ходит по земле родной, невидимый захватчик.
Больно, горько мне.
С тобой согласен, Влас, и знаю, что вдвойне
Мудрей я должен быть. Но мне…
Я в Новгород пойду. Я не могу так жить.
Умом я понимаю, не сломить
Сейчас мощь, силу образа растленья,
Я знаю, чтоб возникло пробужденье
И осознанье истин, о которых говорил ты, в людях,
Нужно много лет
И чтоб ответ найти в душе, придется долго пострадать,
Но, Влас, пойми, я не могу так долго ждать.
Я действовать хочу, мне недосуг сидеть.
И если суждено мне умереть,
Успею бросить зерна осознанья
Я в разум, чувства русских. Верю я,
Они поймут, и свет в их детях тусклый
Рассказом обо мне свечой духовной изнутри зажгут
Порывы светлых чувств моих, пример бойца.
В их детских играх роли подлеца
Тех обладателей найдут, кто мелочен, тщеславен и духовно слаб.
Они узнают смысл слова «друг» и мерзость слова «раб».
И будут Родину любить сильнее, чем себя.
Они поймут, она одна, ее не продают.
Себе не раз я задавал один вопрос, -
«Исчезло в наших людях, что и что стряслось?», -
Не обвиняя никого в, случившемся, событьи.
Коль не было б христиан, других нашлось в избытке
На роль коварного врага, что внес бы смуту в человеческие души.
Нашелся бы другой, с другой личиной, кто б нарушил
Сил равновесие вселенских, не осмысленных внутри.
Коль не достигли осознанья
Они людьми, то надо ждать беды.
Ответ узнал я этот от воды,
Когда не мог ее, пречистую, понять.
Я наблюдал за ней и силился узнать
Слова какие, где найти,
Что помогли бы нашему общенью.
Мне не хватало чувств, терпенья, разуменья,
А заговоры, что я знал, помочь мне не могли.
То были лишь слова, их мог бы говорить любой.
Ты, Влас, мне все твердил, чтоб я душой
Учился с нею говорить.
 Не понимал тогда , как,чем творить общение такое
В чём суть воды, предназначение святое
Каким быть должен я, чтоб с нею говорить,
Пока не осознал. Теперь могу по ней ходить
Как по земле,
 И чудеса творить.
Меня христианской речью убедить
И с истины столкнуть никто уже не сможет.
Я к людям с ней пойду, и мне Перун поможет.
Пусть даже кровью я своею землю окроплю.
И если я немного время оттяну,
Когда всех захлестнет пучина лихолетья,
То значит сыну моему
Немного легче будет устоять в бою.
И сделать для победы больше, чем смогу успеть я.
Их двое у меня, и знаю, скоро будет дочь, -
На Эрну он взглянул. – Я должен им помочь
Ослабив силы образа растленья
Чтоб завтра состоялось наступленье
Сегодня кто-то должен прикрывать отход
Ты сам - отец, Влас, Эрна – дочь твоя,
Жена мне. Вы – моя семья.
И с вами Родина у нас одна
Как вы она моя семья, лишь только больше…
 Всё, закончил я.
Одна есть просьба у меня
К тебе учитель мой, друг Влас
Чтоб светоч знания первоистоков не угас,
Ты обучи всему, что знаешь сам моих детей.
Ты береги себя, и сил не пожалей,
Чтоб перенять смогли, все это, в душах сохранить.
На всей Руси мы не одни,
Волхвы сумеют оградить от темноты веков,
божественные знанья.
Нам рано говорить о покаяньи
Ведь только начинает Русь священную войну.
Я поутру уйду, ну а сейчас
Другой пусть скажет речь свою.
Он замолчал и на жену взглянул.
Ах, эта глубина тех глаз, в которых он тонул…
В них слёзы, переполнившись, так ярко от костра блестели,
Пронзительной тоскою чувства налетели.
Как мало вместе жить, любить они смогли.
Не дрогнуло лицо ее ни страхом, ни страданьем,
И крик застыл в душе её, всей волей усмирен.
Дрожали губы. Неподвластные желанью
Вдруг слезы покатились ручейком.
Что было у нее внутри, понять не трудно
Душа кричала болью запредельной: «Милый, не иди!
Убьют тебя! Как быть мне без тебя , любимый?
Как жить на этом свете без твоей любви?»
Не верил разум в то, что это происходит,
Реальность навалилась непомерною тоской,
Жизнь раскололась надвое, одна за ним уходит,
Другая будет без него, но жизнью уж иной.
Забилась дочь в утробе материнской,
Еще не видя даже своего отца,
Вдруг чувство сильное души ее коснулось
Предчувствием не доброго конца.
Он сделал выбор, и он так решил,
Поэтому и мил всегда был ей.
В нем стержень был
И нежности полна душа,
А имя Богумил
Его всю внутреннюю сущность в слове отразило.
Она и в внешней красоте видна была.
За это все она его и полюбила.
И замуж за него пошла, когда позвал он.
Сегодня счастье все ж достигло дна,
Хоть и казалось морем им, воистину, безбрежным,
Теперь он уходил, тот любящий, тот нежный,
Он уходил оставить память на века.
Вмиг эти мысли, чувства пронеслись
И вновь она была здесь у костра, услышала Ведара.
Он говорил, как Богумил, о выборе своем.
Все поняла, хоть и не слышала его сначала.
Они уходят тоже. Он, Ведар, и Арт.
На юг идут, в Ростов, там голод нынче сильный.
Хотят людей уже не убеждать, а принуждать
Весь урожай, хоть не обильный
По-братски разделить, ведь хватит его всем.
У тех, кто совести лишен совсем,
Поправ законы рода, княжеских людей,
Отнять и силу применить.
«И нас остановить они не смогут, - он продолжил. –
С нами весь народ пойдет.
Уменье чудеса творить и вера нам помогут,
В священном гневе Русь единство обретёт.
Народ очистит землю от христианского засилья.
Мы с Артом так решили. И на силу будет сила.
Которая всё на пути своём, воистину, сметёт.
А русских кровь, коль всё ж её пролить
Придётся нам…Та кровь необходима
Чтоб вытащить стрелу врага и тело защитить
От смерти, что была бы с ней неотвратима
Коль так случилось и ее пролить
Нам все же нужно для святого дела
То я, как Арт, готов ее пролить.
Отступников мы будем в их крови топить,
Пока они святую Русь в крови не утопили.
А после будем жить, как мы и раньше жили,
С народной силой сможем мы и веру защитить.
Народу нужен лидер, мы к нему пойдем.
Его и в бой, и к окончательной победе приведем,
Так мы вдвоём промеж собою, с Артом, всё обдумав, порешили
Хоть мы все русские, но есть другие,
Поправшие заветы деда и отца
Они ведь тоже наши, но лица,
За их личиной, русского уже не разглядеть
Их бесполезно убеждать и «песни петь» о святости родства
И призывать любить любого русского как брата
Напрасный труд. Слов не поймут,
Не захотят понять, ведь ценности иные
Давно у них. Все только для себя.
Любой ценой побольше денег, золота, добра,
Чтоб власть иметь и мнить себя царьком,
Другого посчитает дураком,
Кто думает не так. Плевать ему уже
Соблазнам предаваясь всласть, забыл он о душе,
А заодно, что честь такое, Родина, что мать.
Такого надо только убивать,
Иначе будет отравлять
Своим гниеньем жизнь вокруг,
И человеческие души.
Он предков заповедь нарушил
И зверем стал. Со зверем совладать
Сумеет только сила. Сожаленья нет.
И это будет наш ответ,
И выбор сделан нами в силе однозначный.
Как Богумил, и мы смотреть не можем безучастно,
Как вера погибает, Родина, народ,
То, от чего встал нынче род на род.
Теперь понятно мне. Когда бы мудрости пожестче быть,
То не ходить войне по нашей матери-земле,
И не жилось сейчас вольготно ни изменникам, ни трусам .
Мы мудрою той жесткостью разрушим
Что пробуждает у людей высокомерье, алчность, страх.
Что принижает значимость в родах
Открытость, искренность, отзывчивость людей.
Что пробуждает власть тех низменных страстей,
Которые в узде всегда
Держались разумом и волей,
Чувством чести, долга.
Поправших все, пока не так уж много.
С народом мы сильней пред темной силой будем во сто крат.
И коль за брата в битве станет брат,
Вестей хороших ожидать
Вам не придётся слишком долго.
Да, нашу тактику войны в войне духовной
Как встарь необходимо нынче применять
А коли так, то прикрывать
Кому-то силой духа надобно и сей отход
Своих, забывшихся, и чёрный сброд
Во лжи изобличать мы будем повсеместно
Для остальных мы станем той минуточкой заветной
Что силы даст для духа русского их, волю укрепит.
Ещё мы потому решили уходить
Чтоб знал весь мир, смог враг понять
Что Русь- не Греция, Египет, Рим
Как не стремятся недруги, но удастся им,
Как их тогда ее духовность подчинить
Напрасный труд. Русь устоит.
Она поглотит все,
Загадку разрешить не хватит сил у них,
Их примитивнейшим умом.
Им просто не дано понять,
Откуда будет сила прибывать,
В, казалось бы поверженной, стране.
И чтобы это было, кто-то должен на войне
 За это умирать,
Своею жизнью, битвой, смертью приближать
Прозрение врага, людей в себе.
Поутру с Богумилом мы уйдем.
Пока втроём мы на земле ещё живём.
Мы делать будем то, что Родине нужней
Сейчас важней уже не жизни наши, наш народ важней.
Вполне конкретных русских матерей, детей
Сегодня нужно хоть немного хлебом накормить
И защитить их. Значит кто-то должен быть,
Чтоб сделать это. Кто, если не мы?
В уме я не сложу цены, чтоб превзошла
Реальность этих жизней по цене сейчас».
И Богумила, и его в молчаньи слушал Влас.
Он думал.
Знал ли он в тот час,
Что с ними после будет? Знал наверняка.
Их унесет истории река,
Живым остаться в ней возможно только в памяти людской.
И только так, лишь этою ценой
Деянья измеряют человеческой души.
Коль добрая она, то значит на века,
Тот не исчезнет с измеренья светлого пока,
Кого способен кто-то вспомнить с благодарностью, любовью.
Их помнят в чувствах, забывая имена.
Они становятся той всем понятной солью,
Что добавляет в жизнь земля родная, Родина твоя,
Давая смысл и вкус на ней живущим людям.
Он знал и какова цена ей – кровь и пот. -
Поэтому, что после этой ночи ждет
Его ребят, он ясно понимал. -
И если б только пот им предстоял за выбор их платить,
То было бы одно.
 А здесь придется землю окропить
Своею кровью всем до одного,
А коли так, то понял он и то,
Что жить им в этом веке время истекло.
В их мыслях пройдена черта
И с нею наступила ясность та,
Что, подведя итог всему,
Не оставляет места для обратного пути.
Они сознательно шагнули на алтарь войны,
Решившись в выборе своем идти
И голову сложить
В полях, лесах, просторах их страны,
Им места не нашлось, где души их смогли б спокойно жить,
Не зная и не чувстствуя всего.
Они стремились защитить её,
Но усмирить железной волей чувства, разум не сумели.
Сердца их слишком горячи,
Сгорят, как в пламени свечи сгорает мотылек.
Чтоб потушить огонь войны,
И даже взмаха крыльев их сердец
Здесь будет явно бесконечно мало.
Не сбылись сроки, время не настало
Чтоб каждый русский смог всё лично научиться понимать,
Чтоб мог зерно от плевел научился отличать
И потому ему искать,
Страдать и ошибаться предстояло очень долго
Нужно жить
Такому осознанью невозможно обучить,
Для каждого сие должно происходить
В отмеренный его душою срок.
В нем проявляется итог усилий личных в постижении себя.
Их в обученьи можно только лишь немного облегчить,
Но как подарок получить, собою не прожив, себя
Как ни хотелось, все же не удастся.
Как тяжело всё видеть и терпеньем запасаться
Когда есть силы силою проблемы разрешить.
Так хочется великий подвиг совершить,
Во имя Родины, как обучали матери, отцы
Чтобы её не рвали на куски свои и зла цепные псы
И честью свое имя на века покрыть.
Как сложно столь понятные стремленья, чувства усмирить.
Свой дух настолько укрепить,
Чтоб годы силы находить,
В растущем человечьем беспределе.
Не просто жить
Всё видеть, а практически, на деле
Личину образа растленья, лжи уметь разоблачить,
Что русским человеком страстно управлять стремится.
Уметь не только самому не заблудиться
В красивых целях и речах, что будут литься отовсюду,
Но быть способным это объяснить другим

Жить самому и находить возможность им,
Привить умение судить лишь по плодам
Об истинных стремленьях говорящих
Их будет много, о единстве и любви твердящих,
Зовущих торжество законов предков воскресить.
Но суть речей у них одна.
Стремленье жить за счет других,
И это право для себя и для детей своих
Своею властью или силой утвердить.
Народ принудить жить по правилам таким».
Все это проходило в мыслях с ним,
Когда Ведар окончил говорить.
Он мог все это повторить им вслух,
Но знал, что их остановить
Его слова и убеждение уже не смогут,
Они здесь просто не помогут,
Коль выбор духом сделан.
 
«Значит уходить решили вы, - сказал он. –
Так тому и быть».
Он встал, на посох опершись, немного помолчал
Затем продолжил дальше говорить
Простые русские слова
От них, у всех сидящих, закружилась голова
Комок возник у горла и в висках
Сильнее застучала кровь
Невольно навернулись слёзы на глазах,
Волною по спине прошел озноб.
Казалось, даже искор сноп
Слова его создали, силу дав костру.
Настолько мощную, что даже раскаленному его нутру
От этой силы стало вдруг ему невыносимо жарко.
Весь вспыхнул он энергией живой.
Она невидимой волной
Все естество его прошла.
Живая, жизнь в такую же в огне нашла,
 Для глаз понятным светом ярко засияла.
Она коснулась струн и человеческой души.
Одной, и сразу всех сидящих в одночасье.
Торжественностью переполнив до краев,
И сделав каждого из них сейчас причастным
К великой тайне единенья миллионов русских душ в одной.
Они в сей час к земле родной,
К ее душе всем миром трепетно с любовью обращались.
Ее ответ у всех сидящих в чувствах отражались,
Что и переполняли их вот здесь, сейчас.
«Святая Русь, - промолвил Влас, - смотри:
Сегодня лучшие сыны твои
Идут на бой за честь твою, за веру, за любовь.
Как уходили предки наши раньше, так и вновь
Пришел черед и им сейчас свой подвиг совершить.
Прошу тебя благословить
На ратный труд их, дух им укрепить.
Родная мать – сыра земля,
С тобою мы одна семья,
Позволь от рода русского тебя великой милости просить.
Уйдут сегодня наши сыновья,
Прошу тебя, чтобы огонь, и камень, и вода
Им помогали выбор свой творить.
Чтоб пищу дать могли твои плоды земные,
Дай им пить
 Коль будет жажда .
Ты одна там с ними плотью будешь, матушка-земля
А коль беда случиться с ними вдруг,
Укрой тела их своим нежным и прохладным покрывалом.
И дай приют земной,
Прими до капельки одной
Всю кровь их, что из раны будет течь.
Сейчас идет война, и может меч
Иль злость людская их не пощадить.
Впитай в себя их плоть и их любовь,
Цветком весенним иль травой их жизнь преобрази.
Спаси их, матушка земля, спаси.
Зверей лесных им в помощь пригласи,
И защити их от всего, чем можешь защитить.
Хочу тебя благодарить
От всех живущих, живших и имевших счастье быть
С тобой людей, за счастье русскими рождаться
За то, что таковыми оставаться
Смогли, благодаря тебе до дней сиих
И в будущем смогли
 Спасибо».

До земли отвесил Влас за всех поклон.
«Сыны мои, - продолжил он, -
Огонь в костре почти погас,
«Я таинство свершил.
С минуты сей любой из вас,
Куда б ногой он не ступил,
Незримой силой будет верно защищен.
В народе говорят, что он «заговорен».
И милость вам такую дал не только я.
Земля, весь род за вами встал, страна.
А те слова, что, мной произносимы были – только лишь слова.
Они все вместе только лишь канва,
Куда вплелись всей силой миллионы русских душ.
И капелька моя,
В сих светлых чувствах есть,
Она жива,
Ее со всеми отдаю вам я,
Я вас люблю.
Храни вас Бог.
За честь благодарю
Что довелось мне с вами рядом в этом мире жить,
Благодарю за радость вас такими сильными взрастить,
Благодарю Творца, что смог я до тех дней дожить,
Чтобы увидеть сыновей своих достойными России».
Влас со словами благодарности им трижды в ноги поклонился,
На миг лишь взгляд его на каждом, из сидящих у костра, остановился.
Он видел то, что было скрыто от обычных глаз.
Но час всех тех событий не настал,
Чему уже так скоро надлежит свершиться.
Итог их жизни видел в главном, понимал у всех.
Все было сказано и надо было расходиться.
Влас повернулся, медленно пошел
Во тьму своей величественной статною походкой.
Ведар поднялся, следом Арт ушел,
 Остались только Эрна с Богумилом чтоб проститься
Алел костер по трещинам сгоревших дров,
Все остальное сущее земное тьма ночною тайной охватила.
Сверкал сверчок, и запахи цветов,
Да неба звезды –
Все, что в этом мире было.
Он голову ей на колени положил,
Ладони нежные жены волос густых коснулись Богумила,
Она их гладила, любовь в прикосновения вложив
И теплоту, что в ее женском сердце были.
Как будто было все еще вчера,
И первый взгляд, и пылкая влюбленность,
В своих мечтах она его таким всегда ждала,
Чтоб красота души была и воли непреклонность.
Он в жизнь ее вошел в тот самый длинный день
Когда собрались люди вместе, чтобы Солнцу поклониться,
Пришли волхвы, отец, она за ним, как тень,
Кто ж дома в эту пору усидится.
Собрались все у дуба старого, давно так повелось,
Волхвы общаться с Богом людям помогали,
Они вопросы разуму, их чувствам задавали,
И в людях возникал ответ на искренний вопрос.
Бог приходил в их душу как желанный мудрый гость
И говорил понятными их разуму словами,
И были не слышны они лишь тем из них, кто лгали,
В чьих чувствах поселились зависть, лицемерье, злость.
Отец все о единстве духа говорил,
О том, что происходит нынче меж родами,
Она не понимала этих тонкостей тогда,
И почему-то думала о маме.
Она погибла здесь, среди людей,
Отец ей рассказал, как это все в тот день случилось.
Она пыталась защитить родных, но не своих детей,
Но лишь стрелу дружинника под сердце получила.
Весёлый праздник был в разгаре
Плясали, пели, суженых искали.
Когда с дружиной местный князь пришел,
Велел он по добру и по здорову расходиться :
«Негоже, - говорил, - к язычеству вновь нашим людям приобщиться
В угоду нескольким язычникам- волхвам.
«Доколе будет мне и вам
Сегодня слушать этот старый бред.
Есть Бог один, христианский,
Он – один ответ
Есть на любой желаемый вопрос,
И Сын Его возлюбленный Христос
Утешит вас, от горя защитит.
Через него лишь ваше чувство долетит
И благодарности молитва, обращенная к Отцу.
Негоже обращаться так как вы к Творцу.
И действия сии лишь только оскорбляют Его взор.
Довольно слушать вздор волхвов,
Не танцами и песней нужно с Богом говорить,
А лишь смиреньем отрешенным
И христианскою молитвой.
Она проверена, и помогает в битвах,
Которые ведет сам князь в угоду их же всех, народных благ.
Сегодня не щадит он ни себя, ни сват, ни брат,
За дело общее для укрепления страны.
И чтобы не было ни лихолетий, ни войны извне
Стремится князь с дружиною вовне
Войной врагов Руси, сколь есть, опустошить.
И в этот судьбоносный час,
Вместо того, чтобы в молитве совершить
Прошение к Отцу
И братьев всех спасти и сохранить в войне
Они имеют наглость проводить
Обряды запрещенные везде.
Как тут не взяться той беде,
Что столько нашу землю испытаньями берет.
Где совесть ваша, уважение, почет
К заветам предков?
Предан русский дух.
Теперь понятно, единенья дух потух
От этих всех крамольников волхвов.
Но ничего, достаточно оков
Имеется у князя чтоб их усмирить,
Он объявляет их изменниками рода.
Они – позор великого народа!
И могут только кровью искупить
Позор сей иль в христианстве укротить
Языческий свой дух.
Доколе их терпеть?
«Ну в общем так,
Кто не желает нынче лютой смертью умереть,
Шагает пусть домой. И по добру да по здорову.
Неровен час попасться под руку любому
Из всех дружинников моих.
А этих, в центре, четверых,
Я буду сам с монахами судить.
Я жду!»
 Народ не думал уходить.
«Ах так, языческое племя,
Коль так, не буду я щадить
Ни вас, ни ваше дьявольское семя!
А ну, дружинники, давайте всех рубить!
И не щадите никого, ни стар, ни млад.
Уполномочен коль вести наряд
Очищу землю русскую от скверны, защищу,
Языческой крамолы средь людей не допущу!
И поведу войну я с ней, чтоб не было беды.»
Дружинники пошли, раздались крики, стоны, шум борьбы.
Как безоружные могли им противостоять?
Спасались бегством.
Двое лишь стоять
Остались на поляне - Влас и его дочь.
Не мог ничем народу он помочь,
Когда свои своих пришли, чтоб веру унижать.
К их сердцу, к человечности взывать
Напрасно было.
Не к чему взывать.

Подъехал к Власу князь вплотную, посмотрел в упор,
Влас дочь свою спиной прикрыл и обратил свой чистый взор
Ему в глаза.
Что князь увидел там, он не так и сказал
Как ни просили то в последствии, ближайшие ему, монахи.
Внутри возникли вдруг и уважение к волхву, и страхи,
Но главное, так непонятное уму, невольное смиренье перед ним.
Волхв был один и был непобедим,
И по каким бы князь походам не ходил
Таких людей сейчас он реже средь людей встречал.
Он уважал врагов, плененных в битвах,
 И прекрасно понимал,
Что этот волхв сегодня одержал
 Победу без меча, бой, выиграв, пострашней.
В его глазах увидел то, что до последних дней
Не сможет он в себе забыть ни в яви, ни во сне
Что это? – Можете меня сейчас спросить. –
Увидел князь? Проклятье? Стыд? Увидел он. Презренье? Нет
Влас оживить,
Сумел внутри него остатки совести его
Одним лишь взглядом собственного естества.
Она одна песчинкой маленькой среди громады зла
Внутри него душевную борьбу сумела запустить
Почувствовав её, князь взгляд отвел,
Сел на коня, во весь опор
Он поспешил с дружинниками в город уходить.
Не смог он Власу причинить вреда
От всей его бравады не осталось и следа
Князь через этот взгляд не смог переступить
С волхвом была такая сила
С коею шутить князь не рискнул.
Когда уехал он, и можно было уходить,
Привлек вниманье Власа, еле слышный тихий стон.
Под телом одного из трех волхвов
Лежал прикрытый им в неравной схватке мальчик,
 И он явно умирал.
Прикосновенье смерти сразу Влас узнал.
И мало шансов было с него за жизнь его бороться,
Влас ленту снял с волос рывком и осторожно
На рану повязал её и кровь остановил,
Поговорив с водой, он рану ей омыл
Что Эрна принесла с ближайшего озёрца.
Вернулось часть людей, когда садилось солнце,
Забрали мертвых семерых,
Похоронили их в селении среди родных
Троих волхвов зарыли здесь же,
В их родном лесу
«Ступай за мною Эрна, парня понесу
Я к нам домой, попробую помочь
Он парень крепкий, если сможет ночь
Он пережить то, значит, будет жить
Он выжил и остался с ними жить,
Отец его учил тому, что знал спокойно, терпеливо.
Мечом владеть и травами лечить
Ах, как прекрасно это время было.
Тепло, приятно было ей сейчас то время вспоминать,
Как чувства крепли, как росла любовь меж ними.
Пришел тот день, когда он смог об этом ей в глаза сказать,
Связать одной судьбой две жизни вместе навсегда решили.
Счастливые года, как дни, проходят быстро в памяти людской.
Спит на коленях Богумил у ней, светлеет небо на востоке,
Как будто день вчера тот первый был,
И счастье было их еще пока в истоке.

Сегодня он уйдет, коль так решил,
Казалось ей, что слишком он спешил,
Ведь прав отец – нельзя в открытый бой такой
И в одиночку выступать.
Друзья погибли многие её, погибла мать
Как хочется к груди его прижать
И никуда не отпускать. Будь проклята война.
Какое время смутное, какая кутерьма
Сегодня на Руси Святой в людских мозгах идет,
Неужто кто его поймет?
Неужто хватит у него тех знаний, сил,
Что накопил за годы он, сумел постичь?
Отец все понимает, и пытался их остановить.
Но не преклонен Богумил и всё таки идет.
Зачем, ведь можно жить?
Зачем же разуму идти наперекос?
Глаза его, как будто чувствуя ее вопрос,
Едва заметно вздрогнули,
И сразу же открылись.
О, как же были глубоки они
 Коль полностью вместили
Все чувства девичьи ее, и мысли о любви
Сильны те чувства были прежде так же и сейчас
Огонь любви у них не только не погас,
Но как-то засветился новой силой.
И вот он смотрит на нее, ее любимый, Богу милый.
Увидел след слезы её, оставленный у глаз.
Он понял чувства, что их к жизни породили.
В его душе происходило
Противоборство чувств не меньше.
Он поднялся, сел возле жены и молвил:
«Жена моя родная, Эрна, не грусти,
Я понимаю всё, но что не говори,
Как прежде дальше просто не сумею просто жить
Я не могу смотреть, как в русских душах будут хоронить
Святыни веры, чести, Родины, родства.
Ты слышала об этом раньше от меня,
И лишь вчера, здесь, сидя у костра,
Я выбор сделал, милая моя.
Я не хочу сейчас о грустном говорить.
То счастье, что смогла своей любовью подарить ты мне,
С лихвой хватило бы на десять жизней.
Как же я тебя люблю.
И это чувство, не подвластное уму
Мне заполняет душу до краёв лишь светом и теплом.
Все, что бы ни было потом,
Не властно будет никогда перед чувствами сими.
Они во мне, они сильны.
Сейчас меня покрепче обними.
Лишь об одном прошу тебя любимая, родная, милая пойми.
Пойми меня не разумом – душою,
Я счастлив был в любви с тобой одною,
Но в этом мире есть, как знаешь ты, не только мы.
Есть люди русские, есть сыновья мои,
Их жизни.
Этой вот ценой,
Измерил я поступок свой,
И дальше этого я не намерен отступить.
В ответе я за будущее их,
А значит должен уходить
И сделать то, что надлежит исполнить
В жизни каждому отцу.
Мир изменить,
Чтоб не вольготно было князю-подлецу
И всем преспешникам его творить на нашей Родине Духовный беспредел.
Идет зима, метет метель.
Как хочется порой холодной, чтобы кто-то отогрел,
Надежду дал, что близится весна.
Ты знаешь это. И мои слова весны,
Услышат сердцем все, услышишь ты,
Где б ни был я,
Любимая, родная, милая моя.
Поверь, так нужно, не грусти,
Меня ты с легким сердцем в путь мой отпусти.
Всегда я рядом буду в тот же миг, когда
Ты вспомнишь обо мне с любовью,
Милая моя.
Ты, сыновья и Влас – моя семья,
Но есть еще народ и Родина моя,
И каждый человек в ней брат воистину родной.
Не будет счастья у семьи одной,
Когда великая семья страдает в произволе дураков.
Весь мир сошел с ума вокруг Руси,
Не я один готов, а множество волхвов
Стоят за Русь, коль выпал их на бой идти черёд
А там еще посмотрим мы, где, чья возьмет,
И кто таков один он в поле, непонятный русский!
Смотрю, и солнце уже взошло, а взгляд твой грустный,
Не засветился от него. Не надо, улыбнись,
С моими знаниями риск здесь невелик,
Тебе ж о грустном думать этом вовсе не желательно сейчас.
Ты не одна теперь, есть двое вас.
Две женщины мои, любимые мои.
Ты обними меня покрепче, как могли б
Обнять меня жена моя любимая и дочь,
Как горячо в груди. Спасибо, дочь.
Я устою, тебе я обещаю,
И жить тебе счастливой завещаю,
Тебе сумею я, и Родине помочь.
А я вернусь, я обещаю.
Ты слышишь, Эрна, я вернусь.
Я не прощаюсь
Чего молчишь жена? Сказал, тебе не трусь!
Я ж сильный и к тому же я умен.
Ты помнишь, как однажды Влас был удивлен,
Когда с водой нашел душою общий с ней язык?
На это у него ушли на постиженье годы,
А у меня сей, осознанья, миг возник
Спустя лишь год, а, может, я не помню, два…»
«Ах, Богумил, ты взрослое дитя.
На волосах твоих белеет седина,
А ты хвалиться предо мной никак не разучился.»
«Ну, как же Эрна, я же умудрился,
Кому же как не мне себя и похвалить.
Но если все ж серьезно говорить,
Благодаря лишь вам с отцом
Живу, себя в самом себе я видеть научился.
Я естеству живому стал как друг, как брат
Я понимаю их,
И на меня они глядят «глазами», полными любви
И жажды моего прикосновенья.
Как удивительно все чувствовать вот так,
Они достойны только лишь любви и восхищенья.
Нашел я смысл слова «друг», и «брат»…
Пора идти, Ведар ждет, Арт.
Храни тебя Отец, как люди говорят,
Не плач за мной, ты – русского жена,
У нас с тобою две судьбы, но Русь у нас одна.
И чтоб она была сильна, ты сильной быть должна.
Ты Власа после попроси,
Чтоб он тебе о женщинах поведал, живших на Руси,
Тогда поймешь смысл слов, что я сейчас сказал.
И если б я не знал тебя такой, как те они,
Наверное б и не предполагал,
Что может женщина внутри, по сути этой таковою быть.
Имел я честь с тобою рядом жить.
Дал счастье Бог тебя любить
И наградил ответною любовью от тебя,
Жена моя, любовь моя, любимая моя.
Он говорил слова ей эти, а она
Стояла, голову, склоня, ему на грудь,
И слушала, роняя тихо слезы, как он говорил.
Потом ее за плечи взял,
В глаза ее взглянул,
Поцеловал в дрожащие от горя губы
К Арту и Ведару быстро пошагал.
Спешил уйти, чтоб расставанья чувств накал
Скорее спал,
 Не оглянувшись побежал
Друзьям навстречу, выбору, судьбе.
Она одна осталась, медленно спустилась на колени и к земле
Лицо склонила, чувства больше в сердце не держа и не тая.
Она рыдала, и земля
Впитала слезы горькие и боль ее души.
Ушла любовь ее,
Что была во плоти.
И одиночество, как ни старалась не впустить,
Вошло в неё, щемящей болью в сердце отозвалось
Все краски мира потускнели вмиг,
И смысла в этой жизни меньше показалось.
Все было прежним, но не узнавалось,
Прошла черта по жизни – с ним и после, без него.
В душе замерзло что-то после всех рыданий,
Когда ж в душе её немного отлегло
Другой она ушла домой с лесной поляны,
Лишь только с предвечерней мглой.


Лес на Руси – святое место.
Он – мир другой, и понимается душой.
Жить в нем легко или без страха удается
Лишь только тем, кто понимает то, что он живой.
Почувствуй пульс его в себе самом, едином
Многоголосье птиц и запахе цветов,
И в шелесте листвы, и в цвете красок для ума непостижимом
В лучах заката или с утренней зарей.
Впусти его в себя, и он вольется в душу
Волной незримой, смоет груз проблем,
Надежду даст и суетность разрушит,
Надежду даст и будет для тебя всем тем,
Неслышимым для многих голосом Творца.
И пусть глаза не видят черт Его лица,
И слышать Его голос не поможет слух
Увидишь сердцем и услышишь вдруг
 Как говорят с тобой сосна, ель, клён иль дуб
Как узнают они, кто – враг ты или друг?
Как отличают за улыбчивостью губ,
Всю истинную сущность друга или подлеца?
Их не обманет выражение лица
Ни действия, что кто-то будет показушно выполнять,
Пытаясь дать им всем понять,
Что он хорош, что он святой.
Не внешность будет выдавать его,
Он сущностью своей, своей душой
В пространство будет излучать
Тот ритм, и чувства
Он такой,
Каким он есть и подлинно сейчас.
Для этого не нужно глаз,
Здесь механизм другой лежит в основе распознанья.
Он в чувствах и доступен пониманью
Для человека в смыслах слова «род», «родной».
Пусть объяснит себе любой,
Как можно чувствовать собой,
Что ты на Родине? Как можно это знать –
Рукой, ногой?
А может быть душой одной
Без тела и ума?
Палитра чувств не будет никогда полна,
Пока в единство мысли, чувства не слились.
И коль они в канву вплелись
Ответных чувств земли родной,
Друг в друге только лишь усилятся они.
Слова здесь будут не важны,
О том, что дома ты,
Всё это будешь точно знать.
И также лес тебя способен ясно понимать
Какие ж здесь ещё слова нужны?

Шли дни. В общении с детьми,
В делах насущных время проходило.
Молва людская о волхвах ушедших новостей не приносила.
Из тех краёв, куда они ушли.
Кончалась осень, Эрна родила
Три месяца минуло по прощанью с Богумилом
Когда Влас в дом вошел, не трудно догадаться было
Молва какие вести в дом их принесла.

«Дочь, Эрна, я пришел тебе сегодня сообщить
Известия от Арта и Ведара.
Я знал, что это всё случилось, только мало
Мне было это знать, хотел я подтверждение иметь.
Прости меня, я пожалеть тебя хотел,
Чтоб молоко в груди твоей для внучки не пропало.
Спокойно выслушай меня, не плач, слезами мало
Ты сможешь горю этому теперь уже помочь.
Ты кормишь дочь, пока ей рано
Все чувства, что в тебе сейчас собою воспринять.
Не нужно ей сейчас мешать и нарушать
Общение её со светлым, чистым, добрым на Земле.
Но не сказать об этом не могу тебе,
Ведь по глазам моим ты всё
Легко увидеть сможешь, чувством распознать.
И искренность мою с тобой я не хочу, не буду нарушать,
Пусть даже ради этих помыслов моих,
Таких же добрых чувств.

Ты знаешь, как тяжел был груз
У Болумила, Арта и Ведара.
Последние пошли до Ярославля,
Чтоб голод прекратить, народ поднять на бунт.
Они считали: жескость, кнут
Вспять колесо истории сумеет повернуть,
И остановит глупость и гордыню меньшинства.
Придя туда, они собрали люд,
И привели их к тем домам, туда
Где родичи еду найдут,
А заодно и тех, кто укрывали хлеб, плоды земные, мед.
В погосте каждом находили тех, кто врёт
И на людской беде стремится выгоду извлечь.
Они не позволяли, чтобы меч
Толпой руководил.
Мудры были волхвы,
У них хватило выдержки и сил,
Чтоб под контролем всё, законности держать.
Народ, привыкший уважать
Своих волхвов, их разуму дивился.
Они сказали, что не будет литься
Кровь русского от русского меча:
«Мы братья все, не стоит сгоряча
Путь к истине не думавши искать.
И если кто-то совестью не чист, иль виноват,
То и по совести нам нужно суд над ними будет совершить.
А если станем мы друг друга резать или бить,
И станем ненависть в себе копить,
То сможем только усложнить
И без того непонимание в роду.
Зачем своим бездумьем накликать беду?
Ее достаточно сейчас везде, по нашей всей стране.
Священны чувства ненависти, мести на войне,
Когда в открытый бой вы шли с захватчиком, врагом.
А здесь-то что? Здесь – русские кругом.
Чего делить нам: отчий дом?
Иль Родину, иль землю-мать, иль совесть наконец?
Неужто вам вся эта спесь
Заморских проповедников-христиан
Промыла вам мозги, что вы смогли
Так скоро главное забыть,
За что стояли наши деды, прадеды, отцы.
За Русь святую, веру и любовь!
Опомнитесь! Вы как слепцы,
Которых к пропасти ведут и проливают вашу кровь
Во имя личных, меркантильных интересов.
Неужто голод сей, не снимет с ваших глаз завесу?
Ведь голода не знали мы века.

Да, были трудные года,
И не всегда спокойно без войны
Мы с вами вместе
Без нашествий жили.
Но разве мы когда-нибудь делили
Народ наш на чужих и на своих?
У каждого была своя семья,
Но боль других
В себе своей душевной болью отзывалась.
И непонятным нам тогда казалось,
Как можно русскому родному в хлебе отказат?
Вы за других, родных, все тех же русских жизнь свою могли отдать
На поле боя,
Вы не знали их.
Не видели их лиц,
Не знали их имен.
Да это и не важно было, кто он вам такой.
Вы знали, тот, другой, такой же, как и вы.
Он русским был для вас.
Семье и детям вашим он последнее отдаст,
Что сам имел.
И не посмел бы по-другому он
В себе самом
Иначе порешить.
Не смог бы по-другому поступить
И по-иному жить не мог он, не умел и не хотел.
Душой любил вас всех, и искренне болел
Всем естеством своим за Родину, за вас.
Он знал, что это чувство не продаст он никогда,
То было сутью, главной ценностью его.
Один за всех и все за одного –
Был принципом не только для него,
Но для любого, из живущих русских, главным, основным.
Не насаждаемым ему, а им любим,
Таким естественным, как солнце и луна,
Неисчерпаемым как неба глубина,
Живым как Бог в любой своей частичке-Жизни на Земле.
Не вызывало в голове и мысли о цене,
Которая б могла все это вместе превзойти.
Но нет, нашлась,
И не найти ее вовне,
Она внутри сейчас. У некоторых вас
Вам проповедники внушили то, что «нас»
И «мы» не существует боле. Есть лишь только «я».
Есть только лишь мой дом, моя семья.
А до других мне «не расти трава»,
Везде живут по-новому сейчас.
И ценность главная, земля, для вас
Пониже стала золота, мехов.
Её вы променяли на посулы дураков,
Общенье с Богом вы забыли, позабыв себя.

Сегодня богатеют храмы, и нищают отчие дома,
И вы голодные сидите.
О ерунде какой-то всё твердите,
Что князь с монахами вам ладно говорят.
Неужто вы не видите, что те творят?
Нельзя войной нас было взять,
Чтоб уничтожить, в рабство сдать,
Так разругать нас всех между собою порешили.
Нам нужно жить, как мы и раньше жили,
В своей душе гордыню осознать.
По одиночке убивать
Нас будут всех, коль мы уклад
Их жизни развращённой переймём
В чем он? Что русский – брат?
Отнюдь.
Он – Божий раб.
А Родина, земля?
То – ад земной.
А где же рай и он какой?
Об этом толком ничего не говорят,
Все о смирении каком-то вам твердят
И страхом перед Богом сковывают души.
Их Бог, по им понятным меркам, лучше,
Чем наш Отец-Творец.
Но где и в чем различье? Толком не понятно.
И это было просто бы занятно,
Когда бы это не силком вводилось в русские умы.
И дело-то дошло ведь до войны.
И очень скоро мы дойдем и до сумы,
С которой будем на своей земле как нищие ходить.
Ходить и подаяния просить
У полуумных слуг своих бессовестных вчерашних.
Ну а у тех, сегодня о Христе твердящих,
Вы будете духовной пищи долго ждать.
Ее вам не дадут они. Не потому, что не хотят,
Но потому что в них духовности Христа и близко нет.
Вы вспомните, как русский пел баян-поэт,
Как трепетали струны ваших душ
От песен и речей его.
Духовным был тот славный муж,
И отдавал он вдохновенно творчество своё
На радость людям, счастье и любовь.
Он сам всем этим был заполнен до краев,
И изливалось в его песне то,
Что боле не могло в душе его вместиться.
Словами чувства не смогли бы зародиться
У вас у всех, коль это были лишь слова.
В них жизнь важна и чувства с мыслью в образы вплетённы,
И лишь во вдохновении рождённы,
Они способны зажигать сердца.
А то, что вам монахами сегодня говорится без конца,
Духовности живой в своей основе просто не имеет.
И чувства нищету речами не заменишь,
Коль алчны души их и их сердца пусты.

Откуда ж взяться пище для души?
У них, коль нищие они?
А что в итоге получали вы
От приобщенья к творчеству и мудрости Руси?
Пусть вспомнят старики.
Мысль ускорялась, и внутри
Переполнялось все великим чувством гордости за Родину, за род.
Любить, творить хотелось, двигаться вперед.
В осуществленье общей и понятной для себя мечты.
Счастливым быть среди той красоты,
Что Бог в порыве вдохновенном сотворил.
Смысл в жизни был
Надежда в ней была
По боле, чем одна
Способна жизнь в себя в стремлениях вместить,
Возможно было чувством землю охватить,
Творить вокруг себя любви пространство, детям на века.

Мы в этом были вечны, счастливы тогда
Велик был каждый русский в этот миг,
Снаружи был один, внутри же многолик.
Един в Едином был, как капля и родник,
Во всем, что видел глаз его, он видел Бога лик.
А что сейчас у вас внутри?
Все та же нищета, которую вы видите сейчас снаружи.
Неужто довод вам поболе нужен,
Чтоб пробудиться от дурного сна?
К чему вас всех зовут, и что вы получаете в итоге?
Земли богатство достается тем немногим,
Кто в человечности есть худшие из вас.
Им покровительствует князь,
И то, что вам внушается сейчас
Плодит таких же среди вас по складу их ума.
В селенье вашем есть достаточно зерна,
Чтоб вместе можно было голод пережить.
И есть в нем те, что предпочли излишки утаить и скрыть.
В нужде великой от родных по духу для себя людей.

Им непонятно из каких-таких идей
Им нужно хлеб свой всем задаром отдавать.
И почему им надлежит страдать и изнывать,
От голода, когда еды полно в их собственном дому.
Об этом вслух не говорят,
И всем стремятся подражать
И видом выражать своим нужду умеют ловко.
Лицемерие в речах.
Для них одно лишь стало ценно
Собственный очаг.
На мысли эти подтолкнули самость, страх
Неверие в старинный жизненный уклад,
Как жили предки ваши много тысяч лет.
Они бояться лихолетья, бед,
Что на Руси давно от смуты в головах творятся,
И потому стараются, стремятся запасаться,
Чтоб оградить семью свою от голода, нужды.

Все правильно.
Их доводы верны.
Легко любить людей и не своих детей,
Когда в достатке все и нет войны вокруг.
Но вы же знаете, что познается друг
Тогда, когда беда и не одна приходит
И вам ворота надо настежь открывать.
И самым важным будет то,
Кто будет спину прикрывать и защищать тебя,
Таких же, как своих, родных твоих детей.
Тогда с каких-таких идей
Он будет делать это, жизнь свою ложить?
Как можно хлебом оценить
Сей подвиг друга и бойца?
Как можно выразить словами мудреца,
Что будет выбор сей творить?
Да разве сможет человеческое слово отразить
Порыв души и искренность тех чувств,
Что будут им руководить в тот смерти миг иль час беды?
И знали предки, что страшней нужды,
Болезней, лихолетья и войны – остаться без друзей,
На Родине безродным, без любви.
Страшнее кары невозможно отыскать.
Еда в достатке медленно, но верно будет убивать,
Вода не будет жажду утолять,
А люди молчаливо будут презирать
Предавших, главное, святое- Русский Дух.
Они, поправ святое, очертили круг
Вокруг себя от жизни, совести, людей.
На время, сохранив себя, семью, своих детей,
Последних обрекли собой на более мучительную смерть.
Теперь на них все люди будут впредь
Смотреть как на изгоев,
Видеть в том позорное клеймо.
Им целой жизни может не хватить,
Чтоб заслужить прощенье, чтобы смыть его.
Ну а не смоют, будут дальше гнить.
Их плоть и душу излечить
Никто не сможет, кроме одного.
Всего лишь мысль одна, возникшая в уме,
Подняв превыше личной жизни по цене,
Жизнь Родины, народа, тех людей,
Способна плоть человеческую, душу исцелить.
Коль эти ценности окажутся воистину важней
Всего на свете: золота, страстей.
Он будет чувствовать её все очищающую суть.
Душой понятны станут вдруг
Слова простые: «друг» и «брат».
Он все отдаст за них. Он будет умирать
В бою за них с улыбкой на устах,
За жизнь утверждающий их смысл,
За чувство единения в сердцах
Коль в жизни выпадет ему такой, как дар, черед.
И даже если нет войны, судьба всегда ему даёт
Возможность жизнью искупить ошибку деда иль отца.
То трудный путь,
Но если до конца
Духовных хватит сил пройти его
То смоются с лица, души ошибки предков
Тяжкий это труд
Когда-нибудь потомки русских все до этого дойдут,
Жаль, многих предстоит из них не добрым словом помянуть
Кого- то и средь вас сегодняшних.
А испытания грядут.
Одумайтесь пока не поздно, ведь без вас
Монахи чёрные и алчный князь
Не смогут, ураган сей страшный к жизни возродить.

Такой вам будет, люди добрые, наш вещий сказ.
И мы пришли к вам в этот трудный час
Не для того, чтоб вас
Чудесным образом из своей сумки хлебом накормить.
Могли бы мы и это сделать,
Но сейчас, мы бы хотели утолить
У вас не только чувство голода у ваших тел.
Гораздо этого важней
Вам научиться видеть тех людей,
Кто за красивыми и умными речами
Вас попросту бессовестно, бесстыдно, подло, предает.
И если он вам нагло врет,
Чтоб это вы умели отличить».

«Но как же нам их всех разоблачить? -
Вдруг кто-то крикнул из толпы.
« Ведь обвинить
И защитить себя они сумеют словом оправданья.
Не должно совершиться наказанье,
Коль не доказана вина.
Таков закон.
Нам что же, все обыскивать дома?
И оскорблять родных людей своих без убедительного основанья?
Да, урожай у всех в округе нынче не силен,
Но то не умаляет оправданья
Для унижений сих ещё, своими средь своих.
Да, голод сильный нас постиг,
Но это же не повод для вражды.
Для нас всегда превыше тяжести нужды
Была единства рода подлинная суть.
Поэтому ты, волхв, не обессудь,
Но доказательства нужны к словам твоим,
Чтоб это говорить.
И если можешь научить разоблачить
Людей из нас, забывших слово «род», то научи,
Как мы смогли бы оградить
Себя от непростительной ошибки, весь народ».

«Ну что ж, - Ведар ответил, - так тому и быть.
Вы все увидите своими же глазами,
Ну а пока мы предлагаем, чтобы сами
Сказали слово те, кто на душу не чист.
Покайтесь, не копите в сердце зло.
Да, время голода пришло,
Но то добро, что вы имеете в дому сейчас в избытке
Поможет многим русским людям жизнь свою, детей своих спасти.
Простить сейчас вас сможет род.
Молчите? Что ж, тогда другой приобретает оборот
Наш разговор, не вышло, значит, по душам.
Теперь молчащий пусть пеняет сам
За слабость и гордыню на себя.
Не наша будет в том вина, что здесь произойдет.
Не знаете ни вы, ни мы настолько точно наперед,
От лжи своей кто упадёт в глазах у всех пред вами
И кто истинно чисты
На ваших же глазах произойдет,
Свершится суд по совести и чести.
И в нем, поверьте, не найдется места
Для лжи, подвоха, или колдовства.
В нем истина для всех важна, а не слова,
Что можно было всем здесь очень долго и красиво говорить.
Мы предлагаем в центр круга выходить
Мужчине или женщине от каждого двора.
И пусть он, глядя, всем в глаза,
Ответит на вопрос, а мы посмотрим правду из его речей.
А в подтвержденье слов ножом оставит пусть он рану на плече
Не сильную, но чтобы кровь пошла.
Тогда увидим правду мы,
Насколько та полна,
Иль есть в ней то, что хочется скрывать.

Мы объясним секрет, чтоб можно было всем понять,
Раскроем мы чудесность эту всю.
«Материальна мысль» – сей постулат
Известен всем, и в очередь свою
Рождается на свет она.
Как мыслит вдохновенно Бог, так мыслит человек.
Своим намереньем мы все ускорим время бег,
Чтоб мысль могла быстрее в мире проявиться.
Из раны кровь немного будет литься,
Коль чист в словах и мыслях тот, кто речи говорит.
А если кто лукавит и хитрит,
Её не сможет он остановить,
И превратится его мыслью в то она,
Что он от вас, от рода укрывал.
Вопрос один:
«А все ли отдал ты,
Чтобы спасти родных тебе людей от голода, нужды?»

«Понятны, волхв, слова твои», -
Ответил старший рода.
«Правду говоришь.
Ты к нам пришел в беде и в сердце ты хранишь
Незамутненные тщеславием людским
Все истины первоистоков.
Ты русский, свой.
Здесь было множество пророков,
Твердивших нам о Божьем наказанье за грехи.
Сей голод послан Богом не случайно
Нам послан как урок, как назиданье,
Чтоб осознали мы, что были не правы,
Не принимая в глубину души своей все истины христиан.
Бог видит, мол, где искренно кто верит, где обман
Творит молитвою своею русский человек.
Что, мол, в душе по-прежнему язычник он,
Вот потому привлёк гнев Бога он за ту неискренность свою.

Я старший, но никак понять я не могу,
За что сей гнев, коль Бог для всех Един.
В христианских ипостасях, как и в наших божествах Один
Он есть во множестве Своем воистину Живой
И разницы здесь нету никакой,
Хоть христианином человек является или язычник он.
Скажи мне, волхв, ведь ты же русский, свой,
Родной для нас по сути, близкий человек.
Скажи одно, виной какой
Мы заслужили Бога этот гнев?»

«Нет гнева в Боге на людей,
Он любит всех,
Лишь необузданность страстей
Ума и чувств своих у вас и породила сей итог.
Поэтому не Бог
Навлек на вас все испытании сии,
А сами вы.
И кто, скажи мне, старший, хлеба вам в беде сией
Иль мёду вам принёс
Из тех пророков, говоривших, что Христос
Есть лучше Велеса, Ярилы, Хорса, Перуна?
Красива речь их, но внутри полна
Бездумным фанатизмом, алчностью, гнильем.
Душою посмотри. «Ты по плодам суди»,
Коль не видать по нем,
Кто есть он, так учил Христос.
Поэтому ответ на свой поставленный вопрос,
Ты сможешь сам найти, когда поймешь,
Кто ты, и кто стоит сегодня за тобой.
Твой род сегодня на убой
Ведут сейчас как скотный строй
Монахи чёрные и лицемерные князья,
А ты не понимаешь этого, молчишь.
И ты себе до самой смерти не простишь,
Что оказался слаб,
Умом и чувствами своими ты не оказался чист.
Ты святость обменял на компромисс.
Но компромисс меж, чем и чем?
Не слишком ль велика цена?
Ведь этим приоткрылась у Руси «спина»,
Куда воткнули сразу нож крестом.

Но полно, речь сегодня не о том идёт,
А как людей твоих сегодня хлебом хоть немного накормить.
Смотри, они все ждут,
Пусть в центр круга будет выходить
Один от каждого двора.
А ты смотри, чтоб не нашлась семья,
Которая то испытанье не захочет тайно проходить.
Гляди, уж первый в круге клятвенно твердит,
Что чист он мыслями пред Богом и людьми.
Слова свои он кровью подтвердить спешит,
Рубаху с плеч своих одним рывком, так с лёгкостью, сорвав.
Ты, старший, знаешь, что я прав,
Но в мыслях личных не вини себя.
Вина не проясняет ум,
И не помощница она.
Чтоб можно было роду своему и правильно в беде сией помочь,
Ты мудрым должен быть, и властью мочь,
Способен силой привести уметь к ответу подлеца.
Смотри, как спал с лица, очередной вошедший
В центр круга рода новый человек.
Надеюсь, скоро мы узнаем искренний ответ
Он даст на заданный им всем вопрос иль нет.»

Вошедший, сухо фразы клятвы чести произнес
И лезвием ножа разрезал плоть свою у левого плеча.
Пошла кровь очень сильно, «в три ручья»,
И долетая до земли с руки, сворачиваясь, превратилась Формой-видом в хлеб, зерно.
Остановить её ничто не помогло,
И изрекавший ложь сию ей попросту истек.
Народ стоял, не шелохнувшись, он постичь не мог
Реальность происшедшего сейчас.

«Пусть двое человек из вас», -
К прошедшим испытанье обратился старший, -
«В дом его пойдут,
Обыщут весь его с пристрастьем, принесут
Сюда пред всеми нами то, что в нем сумеют в доме отыскать.
Ну а пока мы их с ответом будем ждать,
Продолжим мы осуществлять
Очистку рода дальше, ничего не утая.
И следующим, по порядку, буду я,
Чтоб то оцепененье, что на вас нашло, ушло,
И трезвость появилась в ваших головах.
Я присягаюсь честью, жизнью, что в словах
 Моих вы не найдете лицемерья, тайной лжи.
Я чист пред всеми вами, Богом, русскими людьми,
Я отдал все, от вас мне боле нечего скрывать.
И пусть сейчас с позором буду истекать
Своею кровью я, коль покривлю душой».

Рубаху сбросил и большой
Разрез ножом он сделал резко на своем плече
Из раны появилась кровь,
Но в подтвержденье истины речей,
Она свернулась быстро, плоти брешь закрыв собой.
За старшим в центр круга стал другой,
Придя в себя, и испытанье повторил.
Народ сменял друг друга, клятвы говорил,
Пока еще один паденьем наземь подтвердил,
Что к ближнему в нем были в сердце только ложь и лёд.
Сворачиваясь кровь его напоминала видом мёд,
Которая текла, не застывая долго на сырой земле.
Ушедшие вернулись в это время с вестью о зерне,
Что в множестве мешков хранилась в им указанном дому.
Все было ясно, в подтверждение всему
Спустя лишь час нашли бочонки с медом у погибшего вторым.
Итог печальным оказался испытанья пятерым,
Не пожелавших расставаться мирно со своим добром.

«А дальше было так.
В одном из предстоящих им погостов на пути
Ведар и Арт решили обойти», -
Продолжил Влас,-
«По Волге, Щескне множество дворов,
В которых жесткостью дознанья такой
Хотели единенье духа русского и рода возродить.
Стремились обращеньем к разуму и силой задавить
Ту скверну, что плодила в людях самость, лицемерье, зло.
Болезнь пытались жестко излечить,
Срезая, пораженных ядом и духовное гнильё,
Частицы тела рода и святой Руси.
Как больно, Эрна, мне сейчас произносить,
Что было после с ними. Но кого теперь винить?

Они пошли на север, чтоб успех развить,
И в скорости на Бело озеро пришли.
За ними вместе человек под триста шли,
Желая им помочь и, если надо, то и защитить.
Вкруг озера народ уж был другой бы,
И стали жить,
Всё больше как сумеет каждый.
Каждый за себя
А о единстве рода начинали говорить тогда,
Когда необходимо было с князем на войну ходить
Иль дань когда платить ему же предстояло.
А в остальном всё больше выгоду лишь для себя искали
Поэтому, услышав, о волхвах чуть,
Опасались их.
Страшны были волхвы для них,
Они ведь только истинную правду людям говорили.
Ну кто захочет увидать себя, на фоне тех, кто раньше жили
Что стал он хуже во сто крат,
Живших до него?
Что превращается он сам из русского в дерьмо,
Которое и может только, что молчать, работать
Беспробудно пить.
А из него веревки все сильнее продолжают вить
Князья, монахи скопом обращая всех их в человечий скот.
Назвали быдлом, смердами назвали тот народ,
Который чист всегда был телом и душой.

Как раз в ту пору, этой стороной пришёл
С дружинниками к белозёрцам Ян,
Чтоб дань от них собрать.
И кроме как бравады, тупости и хамства взять
Там-то и больше было нечего с него.
Ему те рассказали,
Что «пришло, народу, мол, с двумя волхвами
Триста человек.
По Волге, де, наделали они немало бед,
Побив народу множество, державших, мёд, зерно.
Там было голодно давно.
Они раздали найденное то добро
Живущим всем сородичам в погосте.
Слыхали, говорили, что не просто
Добро то силой брали,
Больше колдовством.
И, будто, люди видели притом,
Как то зерно иль мед
Они из тел погибших сами вынимали.
Как тех людей волхвы из прочих узнавали,
То нам неведомо,
Видать, они в том знали толк».

Ян слушал, говоривших и, когда последний смолк,
Спросил:
«Чьи, смерды те пришедшие волхвы?
Какого князя, где их дом родной?»
Когда узнал, что Святослава, поспешил с толпой
Своих дружинников в, указанный ему, тот белозерский лес.
Там он требовал подать ему волхвов и на рожон полез,
Да получил отпор, был вынужден уйти.
Коль силою не удалось ему пройти
Волхвов задумал страхом Ян и подлостью людскою их заполучить
Вернувшись из лесу, он белозерцам начал говорить,
Что кроме дани здесь все лето, осень будет жить
С дружиною своей, коль не дадут те двух
Ему обидчиков волхвов».

Услышав оборот такой,
Те белозерцы начали всё думать и гадать:
«Что хуже? Долго беспредел терпеть, людишек князя
И страдать
От их разнузданности, пьянства
Иль отдать
На откуп тех, им никому не ведомых, двоих волхвов.
Конечно, совестно,
И грех в том есть большой
Своих своими же руками подло предавать.
Но нам здесь жить…,
И с князем в спор вступать,
В противоборстве быть, нам не хотелось бы сейчас.
Того гляди, те двое подведут всех нас
В его немилость князю, иль под монастырь.
А этот Ян, он как упырь,
Пока их не получит, будет наши соки бесконечно пить».
И порешили : « Лучше тех двоих схватить,
Чем большинству безвинно с ними пропадать.
Известно дело, не на пир он будет звать их.
Хоть жаль,
Но всё же лучше будет пострадать
Тем двум безродным и пришедшим к нам самим.
А то, что говорят они, старо, как мир,
И нам спокойней лучше это будет позабыть.
Зачем всё, канувшее в лету, воротить,
Когда уж сколько утекло воды?
Идеи братства, рода… Ну кому они нужны,
Когда за гривны, золото возможно нынче всё без этого купить?
Блаженные волхвы…»

Они вдвоем вдруг стали просто не важны,
Когда у каждого под маской интересов большинства,
Почувствовал угрозу личный меркантильный интерес.
Их взгляды сильно шли вразрез
С тем, что проникло и пустило корни в душах у людей.

Когда их к Яну привели,
Тот долго пристально на них смотрел,
Потом спросил, за что те положили столько душ.

«Чем виновата женщина была иль чей-то муж,
Что мед имели, рыбу иль зерно?»
Они ответили:
 «Не гоже хоронить добро,
Когда в нужде великой родич ближний твой
И в голоде стоит.
Неужто сердце у того не заболит,
Когда своими он глазами зрит на бедствия сии?
Обилия хотелось нам для всех,
Пред Богом люди все, воистину, равны.
Зачем же не по совести и чести нужно поступать.
Тебе, сынок, слова такие просто не понять,
А посему нам лучше будет с князем речь держать,
Коль ты злодеями считаешь нас для всех, для князя, для себя.
Ты ничего не сможешь сделать нам, кишка тонка,
Ты примитивен в собственных мозгах.
К тому же и не волен ты суда над нами, самолично, учинить!»

Дружинникам Ян приказал волхвов избить и бороды им драть,
Понаблюдав за этим молча, вновь продолжил говорить Спросив:
«Что боги вам на это ваши нынче говорят?»

«Что надо нам пред князем стать» - ответил Арт,
На землю сплюнув, выбитые зубы, кровь из губ.
«Сейчас ты пьян, заносчив перед всеми, груб.
И ты, как видно, возомнил себя, конечно же, князьком.
Что сделает с тобою князь потом,
Когда узнает он о том,
Что ты не дал нам с ним поговорить?
И кто тебе дал право самосуд чинить?
Ведь не злодеи мы, а вещие волхвы.
Вот ты умом своим подумай, в толк возьми,
На вещи трезвыми глазами посмотри.
Ведь худо будет для тебя от этих самосудных дел».

Ян на волхвов с едва прикрытой злостью посмотрел,
Потом, немного поразмыслив, усмехнулся про себя.
Лукава мысль его ответ нашла
Такой же подлый, как и был он сам.
Дружинникам он приказал, волхвам
По деревянному отрубку в рот до времени вложить.
Народу объявил, что собирается отплыть
По Щескне вниз, свидетелей искать.
А чтоб Ведар и Арт не вздумали бежать,
Велел их лодочникам к лодкам крепко привязать,
Чтоб не было беды
Отплыли впятером: два лодочника, Ян, волхвы.
Свидетели другие Яну были не нужны
Деяньям, что хотел он после над волхвами совершить.
Не мог слова он Арта позабыть,
Что так унизили его в глазах народа и его людей.
Какой-то волхв всем дал понять,
Что Ян лишь раб, что он – лакей,
Что серость он, и лишь немного дней
Имеет он от князя, желанную им, власть.
Он горд был властью, упивался ею всласть,
И тут вдруг сбили спесь с него какой-то волхв,
Лишь парой точных фраз.
Прилюдно выставили на показ, что трус и мразь он,
И такой же значит князь,
Когда такие люди в услуженьи у него.

Каков ты сам, такие люди будут рядом.

Волхвы опасны были,по закону надо
Их было к князю Яну привести.
Народ их знал и уважал по всей Руси
И не позволил бы так просто их убить.
Ведар и Арт лежали в лодках,
Им хотелось сильно пить,
Запекшаяся кровь во рту, в носу мешала вдоволь свежим воздухом дышать
Как им хотелось жить, как не хотелось умирать,
Когда вокруг такая благодать,
И жизнь творит во всю в многообразии своём.
Казалось все дурным каким-то сном,
Что было с ними вне всей этой красоты.
Не верилось, что это ты,
Еще каких-то две, а может три версты,
По Щескне вниз до устья по течению с веслом.
 Ну а потом…
Так не хотелось думать, что потом.
Они вдвоем лежали в лодке и жалели только об одном,
Что мало так успели сделать в выборе своём.
Не удалось пусть мудрой силой победить страстей,
Которые болезнью долгой, заразили многие сердца людей.
И одного хватило Яна-подлеца,
Чтоб эгоизмом каждого остановить такой народ.
Они похожи стали на толпу, покорный сброд,
И это видеть было тяжело вдвойне.
Теперь, наверно, только на войне
Они и смогут вспомнить, как за каждого стоять.
Они, скорее не умом, а сердцем будут понимать,
Что «Родина», «земля» и «русский» есть не просто только слово, звук.
Непостижимою волной суетное смоет вдруг,
Что разделяло в жизни слово «я» от слова «мы».
Поэтому не будут более важны
Ни имена, ни звания, ни род, ни племя тех людей,
 Которые, оставив жен, а может только матерей,
Придут на бой за эту землю постоять.
Они все будут русскими, их так и будут называть
Те, кто незваным в гости будет как захватчик приходить.
Их отличить от всех народов мира те сумеют без труда.
Как жаль, что лишь одна беда,
А не осознанность,
Объединяет нынче русские сердца.
На это нужно время, а пока
Вот эти двое это время им для осознания дают.
Они пред всем народом предстают,
Как зеркала, в которых, на себя взглянув,
Увидит каждый, кто он есть и кем в этой жизни стал.
Они сейчас своею жизнью, смертью говорят:
«Не забывай,
Кто есть ты, русский человек, предназначение своё.
Чтоб ни случилось и какое время ни пришло,
Не нужно честь свою и совесть продавать!»

Ян подал лодочникам знак пристать,
Увидев средь густого камыша
Свободный к берегу проход.
Стащив волхвов на землю, он открыл им рот,
Отрубки вынув изо рта и вновь спросил:
«Ну что, волхвы, как видите во мне достало сил
И разума, чтоб мудрость вашу и уменье превзойти.
Ну что? Кто вы сейчас? Кому нужны?
Вас бросил, горячо любимый вами, собственный народ.
Есть я, есть сила, власть моя,
А этот сброд
Лишь силу только и способен понимать.
Что хотели вы всем этим смердам доказать?
Что нужно ближнего любить и отдавать,
По доброй воле личное добро?
Ну, вы, блаженные, ей Богу.
Что на вас нашло?
Ведь столько времени прошло,
Как предки жили ваши по понятиям таким.
Здесь боле нет своих!!!
Есть ты один!!!
И от рожденья до самих седин,
Ты сам, как можешь только под себя греби.
В деньгах и власти сила,
Ну а вы
Твердите всем, что: «Ближнего люби».
Неужто не понятно вам, что вы одни?
И от меня сейчас зависит, будете ли вы
Жить в этом мире дальше или умирать.
Что говорят теперь вам ваши боги?»

 «Нам от тебя не жить,- нам говорят все наши боги».

«Правильно вам боги говорят.
Но есть еще другой расклад.
Коль слезно будете просить и умолять меня,
Я ваши жизни пощажу.
И, более того, я вас и князю привезу,
Ну и замолвлю я за вас, как водится, словцо».
 
«Сынок, ты повнимательней вглядись в мое лицо», -
Ответил Яну Арт.
«В глаза мне посмотри.
Неужто там увидел ты,
Хоть каплю слабости и страха умирать?
Да ты и впрямь дурак, коль возомнил,
Что волхв тебя, ублюдка, будет умолять
Любой ценою жизнь свою от гибели спасти.
Не смог отец тебе дать мозгом дорасти до человека,
Душу воспитать.
Ведь ты сейчас научен им
Лишь только кушать, гадить, пить и спать.
А если б ты мог хоть немного чувствовать и знать,
Что есть понятье долга, чести, Родины, любви,
То знал бы, что такое предавать
Не будет никогда своей душою русский человек.
Им нет цены.
А наша жизнь…
Пред Богом все равны.
И мы тебе сейчас нужны живые гораздо больше,
Нежели мертвы.
Но ты, увы, я вижу, этого пока не понимаешь.
Все продолжаешь кичиться, с огнем играешь,
Ты даже близко не предполагаешь
Тебя, что завтра и в дальнейшем ждёт.
Как жизнь изменится твоя, куда пойдёт
Мы знаем точно, кол убьёт
Твоя гордыня нас потом или сейчас.
Ты молод, много сделал глупостей, но в этот раз
Ты подошел к черте, которую нельзя переступать.
Великий грех есть человека убивать,
И даже, убивая на войне,
Дом защищая, Родину, отца и мать,
Порой бойцу не удается прежним человеком стать.
Путь очищенья труден, и душой приходится страдать,
Чтоб осознать и обуздать ту силу, пробужденную в войне.
Путь воина тяжел вдвойне
Борьбой в себе.
Ну, а тебе за все дела твои
Придется крепко кровушкой
Не только одному тебе как следует умыться.
Чтоб можно было расплатиться
По всем счетам за этот страшный и великий грех.
Ведь ты не воин, ты - убийца,
Твоих потех
На этом свете хватит лишь десять лет.
За это время радостей не много будет в жизни,
Больше будет бед.
Но среди всех сильней их, вместе взятых,
Будет лишь одна и страшная беда.
Которая не снилась никогда,
Тебе, и даже в самом страшном иль кошмарном сне:
Умрёшь ты как «скотина»
Не как воин на войне,
Ты захлебнешься в собственном дерьме,
Когда у князя на дворе
Ты пьяным будешь после пира беспробудно спать.
Но это только лишь начало.
Дальше остальное получать с твоих оставленных счетов
Придется детям, двум
Двоим твоим сынам.
Они пойдут, как и тебя учили, по твоим стопам.
Несчастья, немощь плотская их будет сильно
И нещадно бить.
С большим трудом один из них сумеет народить дитя.
Другой без вести сгинет и следа за золото в далекой стороне.
В твоем вот этом внуке отразятся все деяния твои,
Что ты сегодня и в дальнейшем сможешь совершить,
Коль выбор сделаешь такой.
Тебя спасти я предлагаю, род весь твой
Пытаюсь я от вырожденья сохранить.
Ведь тот ребенок, не рожденный, ни продлить
Твой древний род не сможет, ни по-человечески пожить.
Уродлив будет он и слаб умом.
И люди будут видеть в том
Клеймо позора деда, прадеда, отца.
Они своими жизнями убьют юнца.
А все богатство, власть, к которой так стремились
Превратятся лишь в богатый золоченный гроб.
Забвенье рода, смерть – вот будет тот итог,
Которыми и завершится этот родословный путь.
Тебя касаться это будет, уж поверь, ни как-нибудь.
Но говорить с тобой об этом бесполезно нам сейчас.
Я шанс тебе даю,
Ведь отпустив сегодня нас,
Остановить и изменить ты сможешь сей
Воистину порочный круг.
Не сразу все меняется, ни в миг, ни вдруг,
Но мыслью доброй хоть одной
И начинаются все добрые дела».

«Довольно.
Я наслушался сполна.
Сей бред я не намерен больше слушать от тебя.
Какой-то внук, какие-то дела…
Да у меня пока что и детей-то нет.
Тем более, что мой отец и дед
Живут красиво, зная в жизни толк.
Меня пугаешь чем ты, волхв,
Каким-то будущим, какого вовсе и в помине нет.
Таков мой будет для тебя ответ.
Что будет зло для всех христиан, коль вас я отпущу.
От Бога я награду на том свете получу
За то, что Русь очистил я от старого гнилья.
Вы даже защитить не можете себя,
Не то, чтоб наказать меня
Вы только этим бредом и способны угрожать?
За что вас продолжают люди уважать,
А многие за что бояться, в толк взять не могу.
Ведь, даже, встретясь, на пути врагу,
Вы не сумеете достойный дать отпор.
Да ладно, враг, какой-нибудь злодей иль вор
Обидеть может, с вами ж нет меча.
Чем защищаться будете, коль рубанут с плеча
Кому ни лень, попавшись, на пути?»

«А могут ли они уйти потом от нашего меча?
Невидим он, но бьет наверняка
И пострашней, чем может ум его не развитый сложить.
Они то знают, посему предпочитают обходить
Нас по возможности подальше стороной.
Ну ты, я вижу, малый-то лихой,
И с этой силой хочешь ты, наверно, в игры поиграть.
Ну что ж, ты – человек, тебе и выбирать».

«Ну хватит вам меня пугать.
Вы, двое!» –
Лодочникам крикнул Ян,
«Довольно спать!
Я слышал, что вам тоже пострадать
Пришлось от этих двух бунтовщиков -волхвов.
Так бейте их до смерти, а потом
Повесьте их тела на дубе вон на том».
Он показал рукою на столетний дуб.

Под страшными ударами из губ волхвов
Ян не услышал даже тихий стон.
Они, казалось, были мыслями в ином,
Непостижимом измеренье.
Не было их здесь.
Трещали кости их,
Вся лодочников злость и месть
Вливалась в страшные удары весел, а потом камней.
Повесив их на дубе, для зверей
Не захотели их тела они по-русски хоронить в земле.
Хотелось, видно, сделать им еще больней,
Лишив последнего приюта на земле истерзанным телам.
Затем, бранясь между собою, по поломанным веслам
Уплыли в лодке лишь одной к селениям своим.
А Ян пошел пешком
Один и налегке,
Лишь через день
Сумел обратно он к селениям дойти.
Народу Ян сказал, что, мол, прийти
Они до цели не смогли.
Пока он первым шел немного впереди,
Обиженные сильно на волхвов
Два лодочника их, де быстро, не заметно порешили.
Печален Ян, что те его лишили
Узнать прилюдно правду о деяниях волхвов.

Итог таков, что те убийцы со страху сбежали,
С собою вёсла, лодки все забрали
И Ян один пришел в селение пешком.

«Вот так твои друзья уснули долгим сном, -
Закончил Влас. – Но есть еще одно.
В последний вечер их,
Когда за лесом солнышко зашло,
Тела их с дуба снял, забравшись на него, медведь.
И зверь лесной он, а ведь ямы выкопал,
Засыпал их двоих землей.
Он их считал своей семьей.
И имя «Арт» по-кельтски означало русское «медведь».

Выходит так, что нынче средь зверей друзей иметь,
Надежней будет, нежели среди людей.
Коль люди стали поступать, с себе подобными, вот так.

«Скажи, отец, от Богумила нет слыхать вестей?
Прошло уж много дней, как он ушёл
А весточки все нет».
«До Новгорода далеко идти,
К тому же мест, в какие он решил зайти,
Довольно много будет на его пути.
Ты не печалься, Эрна, не грусти.
Тому, что надлежит случиться уж ни я, ни ты
Печалью иль слезами этого не можем изменить.
Твой муж – герой, и подвиг сей постичь,
Уверен я, сумеют люди на святой Руси.
Он жив, ты знаешь, в нем достанет сил,
Чтоб весточку послать, коль будет с ним чего не так.
Ведунья ты и знаешь то, что знак
Всегда подать способен мыслью близким, близкий человек.
Мы будем ожидать хорошего, а время бег
Расставит все, помысленное всеми, по своим местам.

Часть можем мы, часть неподвластно нам.

И мудрость нам дана, чтоб это понимать и принимать.
Довольно говорить, пора ложиться спать.
Поутру буду внуков обучать
Владеть мечом, затем пойдем мы травы собирать.
Им много предстоит узнать, понять
Тогда они способны будут противостоять
Всему, что встретится в их жизненном пути.
Нам будущее, Эрна, нужно воспитать сейчас Руси
Вот это главное.
Ну, все, спокойной ночи, дочь
Не плачь, прости».

Минула осень, а за ней зима.
Весна цветами и листвой зазеленела.
Ей совершенно, как казалось, не было и дела
До тех страстей, кипевших меж людьми.
Дружина с князем постоянно с кем-то воевала,
В селенья приходили на прокорм и на войну собрать.
А для войны, как водится, не только лишь припасов надобно немало,
Людьми наполнить нужно было войско, князя рать.
По возвращению погибших добрым словом поминали,
Творили тризну или отпевали
В христианских храмах упокой души.
Повсюду были слезы, плач в селениях слышны,
Которые подолгу не смолкали
В живых оставшиеся, с князем пировали
И вновь в военные походы шли.
Все чаще на своих, чем на чужих,
Чего-то меж собою видно не делили,
Князья все о величьи рода, об отчизне и дедине говорили,
А люди разобраться в этом толком не могли.
Творился хаос и в сердцах и в головах,
Хотелось одного: чтоб всё скорее прояснилось,
Кого обидел кто с князей, чтоб честно повинились,
А кто обижен был, чтоб не держал на сердце зла.
Но это почему-то не случалось,
Всегда обида в ком-то между ними оставалась,
Все возвращалось к горю, на круги своя.

До Новгорода Богумил пошел не прямиком.
Ходил почти, что год он по селениям округи.
Смотрел на то, как изменились сильно люди
С тех пор как покрестил Владимир Русь в Днепре.
Казалось, внешне все по-старому
И отношенья были те,
Которые привыкли люди меж собою, как и встарь, вести.
И благодать учения христианского не сильно снизойти,
Смогла на мысли их и жизненный уклад.
По-прежнему был братом брат в роду,
И младшие стремились подражать всему,
Что обучали матери, отцы.
Но всюду, где он принимаем был,
И смог пройти,
Не чувствовал он прежней радости в селениях Руси
Не чувствовал он радости и искренности слов.
В не пониманьи как порядок навести,
Тревога, страх, но, главное бессилие пришло
Чтоб больше с каждым разом дани князю принести
И прокормиться самому, пришлось в имениях своих им многое менять.
Не стали больше походить они на тот цветущий сад,
Что радовали душу прежде и ласкали взор.
О красоте вокруг все больше забывали, делая упор
На выгоду, что можно было из земли извлечь.
Ни уговоры, ни угрозы, даже меч врага
Не мог заставить прежде их всё это допустить.
А тут, по своей воле, сами снизойти смогли,
Чтобы самим себе на собственное горло наступить?
Как объяснить, как сделать, чтобы потряс
И осознанье пробудил один другому русский человек?»

Так думал Богумил, и мысли ускоряя бег,
Искал ответ в себе и в знаниях веков.
Как мудрому переиграть не просто глупых дураков,
Имеющих сегодня власть, но тех,
Кто за спиной у них сейчас незримо здесь стоит.
Чьими словами говорит митрополит,
Христианский или русский князь?


Какая связь меж ними, как её порвать
Чем можно противостоять той власти денег
Что увлекает нынче русские умы?
Мы так богаты и как одновременно мы бедны
Коль от богатств души идём сегодня мы за золота сумою.
Любовь! Любовью лишь одною
Против соблазнов, золота возможно устоять
Любовью человеку нужно измерять
Деяния свои, богатство, счастье, жизни смысл.
Забыл об этом нынче русский человек, забыл
И это ему надо объяснять.
Сейчас князья с монахами пытаются вязать
Свободный дух Руси религией Христа.
Пытаются давно, но нынче простота
Их слов на деле стала хуже воровства.
Все это не дурачество и блажь,
И весь церковный антураж
Имеет цель одну – завлечь внимание людей.
А далее, используя энергию идей,
Что проповедовал Христос, стремятся в людях чувства светлые и мысли пробудить.
Они, возникнув, искренними могут только быть.
По ним и предлагают человеку жить
Те, кто задумал и построил «божий» храм.
Казалось, все в порядке.
Но здесь кроется обман,
Который по коварству трудно будет переоценить.
Когда, душою обращаясь к Богу, начинает говорить
В том храме каждый человек,
Его творящий, вдохновенный свет
От мыслей, чувств пропитывает насквозь стены храма, Делая его святым.
В дальнейшем он становится одним
Из сильных мест, где будет снисходить
Животворящая и очищающая душу благодать.
Но не от Бога будет исходить она.
Она дана сполна при сотвореньи человеку
И Богу больше нечего давать.
Бог максимален, и живущая в природе благодать,
Рассыпана во всем живом,
Стремящемся для человека искренне служить.
Через живое Он старается излить её всегда Собой
И в каждый миг
А то, что в храме происходит, можно окрестить,
Как благодать, идущая от человека к человеку
Как любовь людей.

От сотворенья мира и до наших дней
Не боги освещают храмы, только человек.

И силу для благих сих мест дает земля.
Но никогда из века в век
Не строили тех храмов наши предки на святой Руси.
В их храмах сводом было небо, лес живой стеной стоит -
И храм есть, Родина, родная мать-земля.
И где бы ни был русский человек, она всегда
И успокоить душу сможет и на подвиг вдохновить.
Она есть храм живой, в котором жить
Стремится каждый,
 И счастливым быть.
А что сейчас? Коль храм способен сохранить
Любовь и мысли светлые людей,
То проповедники стремятся для идей
Своих направить сей животворящий арсенал.
Во-первых, чтобы прибыль приносил,
А во-вторых, чтоб привлекал
Своею светлостью такой же человечий дух.
Зачем же пропадать добру,
С чего же вдруг,
Коль можно быть посредником меж Богом и людьми?
Те сами будут привносить необходимое в него,
Тут главное смотри,
Чтоб не удумали того, что будто лишний ты,
Что можно без тебя.
Тут и заумность всех обрядов пригодится
Тут и напыщенность нужна,
И красота одежд и прочий антураж.
Ну, в общем, все понятно, мощность фраз
Христа поставлена монахами здесь прочно на поток.
Чтоб прибыль приносили и давали людям в жизни тот урок,
Который сами проповедники и князь не будут исполнять.
Что дальше?
Дальше принижать
Стремятся волю и возможности людей.
Как?
Чудом. Ведь чудесностью своей
Христос хотел так много людям всем о них же рассказать.
Что может каждый человек вот так, как он,
Коль сможет волей совладать
В самом себе с энергией страстей.
Пример серьезный и, казалось бы, что множество людей
Должны осмыслить суть свою и многое понять.
А нет. В себе самом ошибки признавать,
Не хочет человек
И большинство из них хотели б только получать.
А если уж приходится им в жизни выбирать
Иль чудо сотворить, иль перед ним смирять
Свой ум, свои возможности
То многие решили преклонить
Пред чудесами этими осознанность свою.

«Коль я умом и чувством не пойму,
Как чудо то Христом творится,
И мне усилия придется совершать,
Чтоб этим всем способностям явится,
То лучше я, как должное, прийму и мозгом буду спать.
Приму, что грешен я, что только одному Ему
Такое и под силу, Он ведь Бога Сын.
Сам Бог Его всем этим наградил,
А я - лишь раб. Чего же взять с раба?
Такая доля у меня, не властен я над ней.
Я слаб, но эта слабость мне милей, чем труд,
Пусть и на благо самого себя».

«Ну все, попался, нам воистину нужна
Была вот эта мысль твоя, о слабый человек.
Ты выбрал сам и будешь ты свой век
В работе и смиреньи рабском коротать.
А мы – тобой руководить, куда нам нужно направлять.
Коль сам не захотел ты думать, жизнь свою менять
Мы будем думать за тебя, но как удобно нам.
Как говорится, судят по делам.
Коль нету дел твоих, тогда о чём судить?
Кого прикажете винить, что плохо так?
Ведь мы «не при делах».
Ты выбрал сам, а мы здесь просто так.
Мы сами по себе»,
Так рассуждали те,
Наверное, кто и устроил этот чёрный маскарад,
Подумал Богумил.
Но ведь по сути требуется столько ж сил,
Чтоб видя чудо стать Христом,
И столько, чтобы стать рабом.
Усилия одни, тогда же в чем причина, уводящая к рабам?
Орешек в этом есть,
Коль выбор человеку дан,
Чего же не хватает, почему он сам,
Ведет себя в такой ужасный и кромешный ад?
Хоть понимает он, что это так,
Но все равно идет и слушает других.
Ведет себя как полоумный, псих,
Боится не попасть впросак в том выборе своем.
Он сомневается, нет веры в нем,
Что совершенен он, что он венец.
Да, наделил его и мыслью, знаньем, выбором Отец,
И отдал все, но опыта не дал,
Не потому, что дать не захотел,
А просто сын Его не взял,
«Ведь я такой же как и Бог»-так думал Богумил,
И сын мой много от меня узнал,
Но как бы я всем сердцем не хотел или понять его просил,
Чего бы я не предлагал,
Из множества дорог он выберет свою.
Своим умом и опытом его я может где-то не пойму,
Но выбор сей, как должное, приму.
И помогу ему, коль спросит у меня.
Он человек, как я,
Хоть плоть он во плоти моя,
Но он другой, похожий на меня
Велик ты Человек
В предназначеньи мыслить, жизнь творить, любить.
Но жизнь, любовь так многолика, и не может быть
В ней двух похожих двух людей воистину во всем.
Так, значит, замысел великий в том есть,
Чтоб повзрослеть, почувствовать, прожить.
Чтоб осознать собой, суметь в себе не исказить
Творящий свет, идущий от Отца.
И в этом с Ним един я.
Истинность венца,
В осознанности личной сути жизни состоит.
Путь этот знания не могут заменить,
Дополнить могут,
И во многом прояснить,
Но пропустить их через жизнь придется человеку самому.
Теперь я понимаю.
По уму,
В культуре чувств все люди, русские достаточно мудры.
Но лишь не многие из них окажутся вольны
Сказать себе, что знают, в чем есть жизни истинная суть.
Они ее быть может чувствовали, называли это как-нибудь
И даже может быть по чувствам этим, с мыслями такими жизнь свою живут.
Но осознавших это разумом, душой их сколько будет
Всех страстей коль ты не усмирил,
Ты не созрел, а значит уязвим.
Всегда найдутся те, кто непременно вставит клин
Пусть и в одно, но в слабое твоё звено внутри.
Выходит, что сейчас, куда не посмотри,
Кругом лишь дети. Мало будет слов моих.
Они не смогут быть настолько глубоки
Для пробужденья осознания у них.
Здесь действия нужны, в которых их
Сомненьям не останется следа.
Чтобы христианская религиозная среда
Умерила свой пыл, мне надо будет чудо показать.
Мне нужно русским стать Христом.
И доказать,
Что Бога сыновья живут сейчас, сегодня на Святой Руси.
У них слова Христа,
А я же буду во плоти,
И, значит, превзойти смогу по силе образ, подчиняющий людей.

Увиденное, во сто крат всегда важней
Всех слов, а значит во сто крат сильней
Того, что говорят народу нынче и куда зовут.
В моем лице они приобретут авторитет,
За мной пойдут,
Поймут, что люди русские мудрей живут,
Коль претворять умеют в жизнь деяния Христа.
А дальше весть благую люди разнесут из уст в уста
 И в толк возьмут,
Что с этим чёрным сбродом им не по пути.
Тогда уж точно будет не пройти
Им по Руси,
На этот ход им нечем будет крыть.
Их повсеместно будут гнать,
А если будут упираться, бить,
И от духовного отпора защитить
Не смогут их ни золото, ни князь.
Духовной силы лишь боится эта мразь,
И эту силу дать мне чудом для народа предстоит.
А после будем уж урок учить и размышлять,
Как эту силу в мудрость преобразовать,
Усвоив, сей жестокий опыт, как нам дальше жить.
Сейчас же нужно мне невидимое зло остановить.
Для этого слова Христа необходимо изучить,
Их бить оружьем их самих
А по-иному с чёрным сбродом бесполезно будет говорить,
Когда в умах кресты у них и шоры на глазах».
       
Он в Новгород вошел один и, зная толк в словах,
К народу обратился с речью от души.
В округе люди слышали о нем,
Молва людская, вести хороши
О мудрости его давно по городу ходили.
В народе Богумила Соловьём
За речь его и остроту ума по праву окрестили,
Поэтому сошлись на вече все послушать слово мудреца.

«Ой, люд вы новгородский, русские сердца!
Я вижу здесь и старца и лихого молодца.
Спасибо вам, что выслушать меня на вече новгородское пришли.
Примите ж вам поклон мой низкий до земли,
И сохрани ваш дом Создатель наш от горя и нужды.
Я много по Руси ходил, и окромя вражды,
Войны и бедствий, радости людей я видел нынче очень мало.
Что стало с русскими? Что с нами стало
В безумии страстей своих
Мы словно разом все как будто бы с ума сошли.
Кругом враги вовне,
Но что страшнее всего - внутри,
Коль брат на брата нынче стал, а сын против отца.
Что происходит, ежели с лица
Земли родной уходит вся былая красота?
Я полагаю так, что это не спроста,
Коль жизнь купца почётней стала нынче,
Жизни землепашца на своей земле.
Ваш князь находит истину в пирах, вине,
Митрополит, монахи в слове, ими же распятого, Христа.
А в чем же истина для вас, - внутри, во вне?
Чего хотите вы от Бога и себя?
Я спрашиваю вас об этом не для красного словца,
А потому что послан к вам я от Отца
Чтоб души русские от скверны исцелять.
Я есть Христос Руси,
Хоть я себя предпочитаю Богумилом называть.
Меня назвали так отец и мать,
Чтоб был для Бога мил я,
Для людей хорош».

«Не верьте, новгородцы, самозванцу, ты все врешь,
Что как Христос на Русь ты Богом послан, чтоб людей учить.
Епископ новгородский я,
И не позволю веру во Христа хулить.
Он только – Бога сын, способный чудеса творить.
А ты – язычник, еретик.
Пришел в народе смуту учинить
И возводить в соблазны русские сердца.
Каков подлец!
Видали наглеца!
В лесу придумал сказку про Отца
И захотел её прилюдно вам сегодня рассказать.
За эти речи его надо будет крепко наказать.
Чтоб не повадно было и другим такое учинять,
Его связать покрепче нужно и в огонь бросать.
Сгорит в огне пусть плоть его,
А вместе с ней, что от лукавого пришло
И пробудило в нем сей богохульный, воспаленный бред.
Молитесь, люди,
Лишь Христос ответ
Вам даст на ваши чаянья души».
Он указал перстом.
«Вот ты и ты, святому делу послужи,
Возьми веревку и свяжи сего язычника-глупца!»

Народ не шелохнулся,
Уважали мудреца волхва
И знали, истины венца он не предаст.
И никогда не будет людям подло лгать.
В нем страха нет, он не боится умирать,
И если нужно будет жизнь отдать
За правду, он готов её отдать.

«Да, новгородцы, нечего сказать.
С каких же пор вас понуждают убивать
Своих, чужие на родной земле.
Что держит вас в таком кошмарном сне
И отбирает ум и совесть вашу из души?
Вы не свободны стали, что вас так страшит,
Коль позволяете вы чужаку сейчас такие речи говорить?
Я к вам пришел не суд судить и не монахов убивать.
Как их Христос пришел я «не губить,
Все души человеческие, но спасать» (Лук. 9:56).
Чтоб знали точно вы, чтоб не могли блуждать
В сомненьях и чаяньях своих.
Для истины двух мнений быть не может.
Стало быть, из нас двоих
Один, по-видимому должен врать.
Вот это вам сегодня, новгородский люд, и предстоит узнать
А за одно и тех, кто нашими устами говорят.
Вот и сейчас передо мной стоит
Епископ христианский и твердит,
Что он лишь прав, и истина в Христе.
И я стою сейчас пред всеми вами, утверждая, что на все
Вопросы я смогу вам дать единственный ответ.
Кому-то верите из нас, кому-то нет.
Так что же может вас в сомненьях убедить?
Скажи, епископ, как Христос велит
Свои сомнения о людях разрешать?
Молчишь, ну что ж, тогда позволь ответ держать
На сей поставленный вопрос.
«По их плодам узнаете » (Мат. 7:20). Да, прав Христос.
Ведь по делам и узнается кто что нёс
В своей душе,
Насколько был велик.
Не выше человек деяний всех своих,
Но и не мал, в них истина видна.
Слова здесь не нужны, она одна
Без слов доступна будет для души и для ума,
Проста для чувств, мерилом для страстей.
Что говорится вам сейчас от сих людей?
Что проповедуют они в учении Христа?
А что творят они сим Именем в местах,
Куда приходят на мечах с дружинами князей?
Кто есть они вам, как ни лютый зверь,
Который в дом приходит, как смиренная овца (Мат. 7:15)?
Сколь отняли детей они от матери, отца,
Чтоб вытравить в них дух Руси и предков очернить?
Сколь сталкивают лбами вас своих против своих
И выгоду берут свою как с тех, так и с других.
«Тогда признайте дерево хорошим иль плохим,
ведь дерево не может своим плодом солгать» (Мат. 12:33)
Вот я стою сейчас пред всеми вами, вам под стать.
Я русский волхв, и ни один отец и мать
Не вспомнит худо о волхвах Руси!
Не обо мне здесь речь, во все века
Мы разделяли с вами счастье, радость
Горе или боль.
Лечили раны, останавливали кровь
И умирали вместе с вами в битвах на любой войне.
Я сын Руси и Бог во мне,
И коль я волхв, то это значит, что на мне вдвойне
Лежит ответственность за русский род, за землю-мать.
Я знаю много тайн, могу я жизнь давать,
Могу её и отнимать, коль будет нужно
И понять могу я всё, что деется сейчас.
Идёт война, в умах, сердцах
И нынешний сей по коварству враг,
Похлеще, прежних вместе взятых, в русские дома с крестом вошёл
А коли так, то я за вас, пришел,
 За Русь, за Родину стоять.
Я поведу вас за собой, учить вас буду, направлять,
Очистим Русь мы от духовного гнилья.
Уж хватит ждать,
Нам действовать пора,
А то завяжется такая кутерьма,
Что будете хотеть к корням припасть,
Но где они, не будете и знать.
Забудете былых отца и мать
И лишь неуловимым чувством вспоминать
Их будете в страданьях, суете.
И станет так, коли вы все
Не будете едины меж собою, личное забыв».

«Ты много говоришь, волхв, взял бы перерыв.
Так ладно речь творишь, как прямо Русский Бог.
Я долго слушал весь твой этот монолог,
Но говорил Христос, что «многие придут,
Под именем Моим и многих привлекут,
И будут говорить они, что «Я – Христос живой» (Мат. 24:5)
Таких видали мы, нам это не впервой,
И на костре из них всегда выходит беса дух.
«Восстанут лжехристы и лжепророки и дадут
великие знаменья, чудеса чтобы людей прельстить» (Мат. 24:24)
Что можешь ты на это возразить», - сказал епископ.
«Что я русский Бог ведь ты сказал.
Что проповедуешь ты здесь монах, ответь мне кратко, чтоб я знал,
Тогда и возразить смогу я истиной тебе».

«Евангелие я проповедую о Царствии на всей земле,
К которому стремится должен каждый человек.
В молитве к Богу и смиреньи проживая весь свой век
Он сможет в Царствие Небесное войти».
«Да говорил Христос, что многие прийти должны
из лжепророков, лжехриста.
Восстанет род на род от них, и запустенье, нищета
И глады будут, моры, сильная нужда.
Народ восстанет на народ, на царство царство и тогда
От беззакония и лжи любовь во многих людях в душах охладеет (Мат. 24:7; 24:12)

Ты о Евангелие епископ все радеешь,
И проповедуешь его, как пастырь средь своих овец.
Да, говорил Христос, «Тогда придет конец
всему, как проповедано Евангелие народам будет всем
По всей вселенной,
И тому увидят люди мерзость запустения речную» (Мат. 14:14, 15)
И речь он говорил такую тогда,
Когда «погибшее евреев стадо Моисея» Он спасал,
Он всех своих учеников в Израиль и послал,
И заповедь им дал, словами говоря:
«На путь к язычникам вы не ходите, и в город Самарянский не ходите.
А идите наипаче к погибшим овцам дома Израилева (Мат. 10:5, 6)
Не берите с собой ни золота, ни серебра, ни меди в поясы свои,
Ни двух одежд, ни обуви, ни посоха.
Остерегайтесь же людей: ибо они будут отдавать вас в судилища
и в синагогах своих будут бить вас.
Когда же вас будут гнать в одном городе, бегите в другой.
Ибо истинно говорю вам: не успеете обойти городов Израилевых,
как придет Сын Человеческий. (Мат. 10:9; 10:10;10:17; 10:23)
Истинно говорю вам, что вы последовавшие за мною, - в паки бытии, когда сядет Сын Человеческий на престол славы своей, сядете и вы на двенадцати престолах судить
двенадцать колен Израилевых. (Мтф.19:20)
и вот женщина Хананеянка кричала Ему: помилуй меня, Господи, Сын Давидов! Дочь моя жестоко беснуется. Он же сказал в ответ :Я послан только к погибшим овцам дома Израилева» (Мат. 15:22; 15:24)
А ты куда пришел, епископ?
Что? Кому я говорю?
Я русским людям вновь и вновь от Бога повторю,
Что не словами нужно мерить все, а только лишь душой.
Им не Евангелие я проповедую,
Самим собой
Своей душой я обращаюсь к ним, в которой суть- Любовь.
И этой сутью говорил Христос,
Когда евреев, проливая кровь свою,
От вырождения и гибели спасал.
Ведь не народ простой Его на том кресте распял,
А фарисеи, книжники, такие, как и ты.
Ты на свою одежду повнимательней, епископ, посмотри,
Ведь на тебе лишь золота на четверть пуда будет, а внутри,
Как говорил Христос «полно костей гнилых и всяческой нечистоты» (Мат. 23:27)
В учениках Его так не сумело прорасти
Зерно духовности за столь короткий срок.
Их вера, может, велика была, но прок-то в ней какой,
Коль есть она в бездействии ума?
Куда он направлял учеников своих? В Израиля дома.
Так почему потомки их сегодня здесь на площади стоят?
Иль перепутали дома?
А, может, наша необъятная страна
Похожа на Израиль?
 Нужно без ума,
Слепым быть, чтоб не видеть, как сума
Настолько «нищая» твоя, что может строить «божий» храм.
За золото привозятся тома церковных книг и прочий хлам,
Которыми ты, подручные твои,
Как плугом по земле проходят по умам,
По русским душам и телам.
Везде сейчас, и тут, и там,
Чтоб Русь всю разделить на вотчины князей.
Они и ты, в овечьей шкуре, от людей
Гребут добро, чтоб на пирах пропить, а прочее сгноить.
Да, «горе вам, что строите пророкам вы гробницы,
Которых избивали ваши же отцы».
Они избили тех пророков, ну а вы
«Построили гробницы им в согласии тех дел» (Лук. 11:47; 11:48)
И говорит Христос, что ваш удел
Отмерен Богом, взыщется от вас (Лук. 11:51)
Все видит вездесущий Божий Глаз,
Настанет день и будет час,
Мы будем вас судить. То не вопрос.
И верно говорит о вас Христос,
«Что выше от людей, то мерзость перед Богом» (Лук. 16:15)
Ну что, епископ, много говорил здесь я,
Но ведь по делу всё, учением Христа.
Что бледен ты, как будто бы с креста
Тебя сейчас, как и Его тогда, вот сняли?
 Истина проста».

-«Да, верно говоришь ты, волхв, что истина проста,
Тогда, коль не посмотришь ты на мир сей свысока,
То сможешь чудо людям показать.
Ты говорил, что власть тебе дана
Лечить людей и смертью управлять,
Тогда сумей пред нами мертвого поднять,
Тогда поверю я, что, как Христос, ты русский Бог».
 
-«Лукавый ты, епископ, в мой чертог,
Как бес пришел к Христу в пустыне искушать.
Ты ведь читал ответ Христа, могу лишь больше для тебя сказать,
Что чудеса мои способны воскрешать
Не только тело, но и души оживлять.
Какой в том смысл, чтоб мертвого поднять?
Ведь умирает русский человек, как знак для глаз,
Когда решает сам.
Все души предков помогают нивам и садам расти,
Потомков защищать.
Не можешь ты, епископ, этого понять,
Ведь для тебя лишь рай небесный родина и дом.
Для русских смысл великий существует в том,
Чтоб, умирая плотью, людям продолжать служить.
Жить с ними в облике ином.
А коли хочешь всё же чудо получить…

Смотри, вот ты ногой цветок сломал».
Волхв подошел к цветку, расправил стебель, что-то еле слышно прошептал.
Стал стебель цел, цветок поспешно раскрывал
Все лепестки свои к теплу любви, к волхву.
Как мог, был благодарен он ему
За жизнь свою, за помощь, за любовь.
«Глазами видишь ты, епископ, но словами вновь,
Ты будешь искушать меня и требовать еще.
Ты помнишь, Никодим когда к Христу пришел,
Как книжник умный он понять Христа хотел.
Христос словами отвечал, а ты всё видел,
То, что Никодим хотел,
Дела мои тебе для осознанья многое дадут
Так говорил Христос, что «не войдут
Во Царство Божие, кто в Духе не родился и в воде» (Иоан. 3:5)
Кто не родился свыше, тот нигде
Не сможет Царство Божие глазами увидать (Иоан. 3:3)
А Никодим не мог слова Христа умом своим понять,
И говорил, что в материнскую утробу вновь попасть
Не может во плоти живущий ныне человек.
«Ведь ты Израиля учитель, Никодим, и весь свой век Учился ты,
 Как можешь этого не знать?
Как можешь ты людей чему-то обучать
И объяснять,
Коли ты сам понять не можешь истину сию?
Не удивляйся, Никодим, тому,
Что я сказал тебе:«Родиться свыше нужно вам».
Понять то нужно людям всем, не только книжников умам,
Что в материнскую утробу вновь входить не нужно,
Глупость говоришь.
Ты, как и все, в себе хранишь
Частичку Бога, но невидима она.
В ней, как и в Нём Самом, присутствует одна
Единая Божественная суть- Творящая мечта.
Тебе Он обеспечил Всё Собой
Чтоб ты не начинал с нуля.
Познав весь замысел Его и самого себя,
Ты стал как Он, и вместе с Ним творил.
Ты стал сейчас на планах Бытия един,
Духовно ты не видим, и материально зрим.
Потенциал творящий той частички семечком в тебе до времени сокрыт.
Тебе лишь надобно его узреть, узнать, открыть
В душе своей.
 В сознании родить.
Рожденное от плоти плотью может только быть,
А порожденное от Духа будет духом восходить
Своим к Отцу,
 И с Ним творить.
Дух голосом неслышным для слуха говорит.
Откуда Он приходит и куда потом спешит неведомо сие.
И так бывает с тем, кто сам в себе
Себя родит от Духа. В чувствах и уме.
Приходит Дух как гость, а не как господин,
Есть разница «быть с Духом»,и «духом быть руководим»
Поэтому запомни, Никодим,
Для Друга будешь другом ты, для господина станешь господином держим.
Не Дух к тебе нисходит, ты идёшь к Нему,
А то, что от Него, как говорит приходит, служит злу,
И хочет, чтобы только лишь ему и поклонялся ты.
Кто он? Такой же как и ты.
Он человек, и все его черты,
Есть отражение твоих таких же низменных страстей.
И кроме к Духу нет путей,
Как личный труд познания себя.
И говорю Я, истинно сие,
Вся плоть твоя вода,
И Дух отобразившись в ней,
Ее, преобразит, по сути,
И конечно же для глаз.
Преображение увидят все, здесь косность фраз
Не сможет видимое то преображение и близко отразить».

«Как может быть такое» – Никодим смущен незнанием своим?
Христос же продолжал:
«Ты можешь говорить о том, что сам узнал,
И, если Я сейчас сказал вам о земном,
И вы не верите,
То как же о небесном вы поверите, коль буду говорить?
Как Моисей из вас вознес змею в пустыне,
Так и должно вознесённым быть и Сыну Человеческому.
Дальше прояснил Христос слова Свои ему,
Тебе когда о Друге, господине говорил,
Я Моисея и имел ввиду
Он одержимый злом.
Суд состоит лишь в том, и потому,
Ты, Никодим, пойми, что свет пришел,
Но люди возлюбили тьму.
И это стало с ними потому,
Что все дела их были злы и помыслы черны.
А, поступающий по правде, к свету, прочь от тьмы восходит,
 Дела его все в свете и любви явны,
И мыслью к жизни рождены в Едином, в Боге.
Живущие в плену у тьмы, творя лишь злое, ненавидит свет (Иоан. 3:3-21)
Хорош Христа ответ,
Епископ новгородский, ты ж пойми,
Что, осознав свою божественную суть внутри,
Возможно станет для тебя и Бога все деяния понять.
Через себя и с Ним божественное будешь сотворять
И к жизни будешь проявлять
В материи земной творящие мечты.
Сейчас мы бесконечно далеки с тобой между собой,
Хоть зримо так близки.
Ты говоришь о свете, но в плену у тьмы
Твои все чувства, помыслы черны.
Как все твои такие ж черные собратья
С собою принесли на Русь вражду, и ужасы войны,
И будут русские в своей стране унижены, бедны
От вас фанатиков,
Князей, своих страстей.
Но я пришел как свет, я постою за Русь,
Ты хочешь чуда вновь, так пусть же принесут
Ведро воды,
Поставят пред тобой.
Уж принесли? Тогда смотри за мной,
Я именем Любви,
И Бог Живой мне в этом деле помоги,
И измени в ведре воды живительную суть.
Теперь скажи монахам, пусть несут
С колодца ковшик для питья.
Заметь, епископ, что ни ты, ни я,
Ни кто из люда русского к воде не подходил.
Монах чернец твой воду приносил,
Другой вот ковш несет, что у колодца был.
Теперь отпей с ведра,
Ведь ты хотел вина».
Епископ выпил ковш до дна
И зелена вина попробовал и князь
Как раз пришедший из палаты.
Непостижимо было как? Какая связь?
Могла связать и воду и волхва?
Он говорил простые русские слова,
Но как он говорил их. Как умом понять?
Они вдвоем стояли, и не знали, что сказать,
Но чувствовали то, что приближается конец.
«О, Матерь Божья, - молвил наконец
Епископ, - козни волховства.
О, новгородский люд, деяние волхва,
От сатаны, то чудо для невежд».
Народ гудел вокруг, назрел мятеж,
И крики слышались: «Епископа убить!
Доколе будем мы терпеть, доколе будут ряженые пить
Святую кровь у Родины, Руси?
Они достали всех… Всё лучшее неси…
А как помочь, они: «Ты к Богу возноси молитвы».
Вот их незатейливая речь.
На кой они нам?... Где мой меч?...
Поджечь их храмы Бога,
В Волхов,
Утопить!...»

«Еще чуть-чуть и будут бить.
Теперь уж поздно с веча уходить,
Догонят, разорвут ведь на куски, -
Епископ думал, - надо жизнь спасать»
«Вы, люди русские! – он крикнул. – Волхв не может знать,
Что будет с вами, вас Христос спасет.
Сей волхв соблазном вас зовет
Идти против таких же русских братьев ваших
С верой во Христе.
Те времена прошли, когда вы все
Лишь подчинялись старшему в роду.
Сейчас свободны вы, князь платит по труду.
И затевает он войну,
Чтоб вас и Русь от всех поганых верно защитить.
Мы только начинаем жить как в мире все,
Христа любить.
Любой из вас сегодня может проявить
Свой ум,
И удалью добыть себе и славу и почет.
В своих селениях веками напролет
Сидели дома ваши деды, прадеды, отцы.
Что видели они, язычники-глупцы,
Не ведая кроме земли своей?
Ни знаний мира, ни семи чудес.
Что, окромя отсталости, принёс
Для вас их быт, о темный вы народ?
Сегодня мир вокруг живет
Не так, как вы, в навозе и грязи.
Христос их образ жизни, быт преобразил
И ваш преобразит».
«Епископ, коль тебя не могут убедить
Ни возрождение цветка и ни вино в твоем ковше.
Я больше покажу тебе, тогда уже
Сомнения развеются твои», - промолвил Богумил.
Народ вдруг сразу перестал кричать,
Затих, застыл и ждал, что скажет дальше русский Соловей.
«Епископ, говорить не смей
Ты о культуре русской, ты не ведаешь ее.
Земля иль грязь, как ты назвал ее,
Есть наша мать, а мать не продают.
За пядь ее на смерть пойдут
Все люди русские, жалея об одном.
Что не смогли они в порыве том
Отдать ей всё, что чувствовали к ней.
А жизнь, коль знаешь ты, епископ, завсегда милей
Всех благ твоих и меркантильного добра.
И коль без колебаний жизнь за землю будет отдана,
То ей цена – мечта, любовь и вечность жизни, пусть и без тебя.
Тебе не ведома культура русских чувств к земле.
Как можешь ты тогда,
Нас темными на вече называть?
Убогий ты, коль не дано тебе понять
Богатства человеческой души Руси.
Что можешь ты такой своей душенкой принести
Всем нашим людям, кроме только зла?
Ты – «гроб раскрашенный, в котором нет добра,
Полно там лишь костей гнилых внутри и всяческой нечистоты» (Мат. 23:25)
Как можешь, лицемерный, ты
Нам о культуре и о Боге речи говорить?
Запоминай, епископ, можешь повторить
Мои слова монахам всем. Русь сможет устоять!
Ты называешь нас язычниками, что ж,
Мы сможем пропитать язычеством своим
Всю вашу веру в Человека на кресте.
Мы примем суть Его, а вы же все
Перегрызетесь меж собою в церкви за «единый аз».
И будет большинство из нас шарахаться от вас,
Как от приметы злой, что встретишь на пути.
А чтоб развеять все сомненья, Волхов перейти
Смогу я так, как будто по земле.
Скажи, епископ, ты поверишь мне,
Когда увидишь это? Что опять молчишь?
А, может, попытаешься, и снова удивишь
Народ своим рассказом о деяниях Христа?
Смотри, вот я пошел».
Раздвинулась толпа,
И волхв спокойно по воде, как посуху, пошёл.
Немного постоял на ней, на землю вновь взошёл,
Молчали все, не зная, что сказать.
«Ну что, епископ, дальше будешь утверждать,
Что русские темны, невежества полна,
Не ровня всем, не могут чудеса творить.
Пускай попробуют все это повторить
Все мудрецы твои, а после будем говорить,
Кто среди нас умней, духовнее, мудрей из всех?
Из тех потех, что чудесами ты для них назвал,
Событий грандиозных, вех,
Не сможет ни одна сравниться по чудесности
С цветком живым, общению с водой.
Наш Бог средь нас и в нас,
И Он Живой.
И волею одной Един в Едином с Ним я, чудеса творю.
Ступай же с миром, зла не причиню,
Хоть вы затеяли духовную войну сию,
Но ты лишь раб, мне где-то даже жаль тебя.
Судьбу ты выбрал сам свою,
И зло, что у себя взрастил в душе, получишь для себя Ответное сполна.
Ты помянешь еще не раз мои слова,
Как будешь жизнью крепко ты в дальнейшем бит.
Ты будешь проклинать себя,
И выть, как выпь,
Когда Христа слова ты вспомнишь: «Предстоит
Соблазнам в мире быть.
А из кого соблазны будут эти исходить,
Тем лучше было бы не жить
И не рождаться вовсе в этот мир» (Мат. 18:7)
Коль скоро ты здесь зло творил,
Мечом убийц наемных ты руководил,
То ты убийца главный, хоть и в рясу обличен.
Народ Руси открыт, и он не искушен
Ни в лицемерье, ни в предательстве, ни в подлости как ты.
Мы искренни во всем, для понимания просты,
У нас есть те неповторимые черты,
Которых вы не можете никак никто воистину понять.
Вы все давно привыкли только брать и получать.
В вас мысли не возникнет человека накормить,
А иногда последним поделиться и отдать,
Коль он к вам пришел, как гость желанный, или друг в беде.
Мы поступаем с вами, как с подобными себе.
И находить стремимся в людях только лучшие черты.
В нас нет лукавства,
Все наши истины просты.
Коль хочешь теплоты, любви и радости в избытке получить,
Ее необходимо самому в себе взрастить и воспитать
И научиться отдавать другим её вначале,
Просто от души.
Вам не понять сего, духовно вы пусты,
А изрекаемые вами ваши идеалы простоты
На самом деле хуже воровства.
В вас мало знаний, много хвастовства,
А на людей вокруг вы смотрите с презреньем, свысока,
Себя назвали вы для всех, как избранный народ.
Вы примитивный и лукавый сброд,
Который на обмане строит власть свою, насилием берёт.
Пока вам удается это, но придет черёд,
Когда духовность верх над глупостью возьмёт
И обретёт народ умение вас всех остановить.
Что вы в своей душе сумели породить,
В других взрастить,
То всё в итоге будет вас казнить,
И избежать возмездья вы не сможете нигде.
Вы выродитесь все, и даже те, кто не пришли,
Но вдохновили вас на злодеяния сии.
Что говорить с тобой, ведь скудоумный ты,
Ступай отсюда, Бог тебе судья»

«О новгородский люд! –
Епископ крикнул. – Справа от меня
Стоит язычник, бунтовщик и еретик.
Кто верит во Христа, к кресту пусть поспешит,
Что есть на мне,
А коли нет, на месте пусть стоит.
Бог видит все, пусть каждый сам решит,
Спасется он или сгорит в геене огненной,
Что отступился от Христа».
Стоять осталась вся толпа,
К епископу лишь князь с дружиною с оглядкою пришёл.
Князь понял то, что волхв сей превзошёл
В деяньях и речах епископа христиан.
Он хоть и пьян был после пира, но серьезность понимал,
Что, коли так народ внимал речам волхва,
То им не сдобровать.
Народ не будет слишком долго разбирать,
Кто перед ним стоит сейчас, епископ или князь.
До глубины души сей волхв чудесностью своей потряс
Молчащие внутри их чувства,
Им надежду дал.
Стену из безысходности пробил и цепь из страха разорвал,
Что их держала всех на поводке.
Сейчас у них возникло то, чего боялись все,
Что невозможно было победить ни словом, ни мечом.
Физически князь понял, что он обречён,
И, что итог заранее словам его, угрозам будет предрешен
В их адрес. Что же предпринять?
Епископ глуп, дружине и пяти минут не простоять,
На чью-то помощь уповать не приходилось боле.
Выбор невелик.
Подумав так, князь поначалу духом сник,
Пока не вспомнил наставления отца:
«Запомни сын, отвага храбреца иль мудрость мудреца
Стоит на чувстве долга, чести, совести, любви.
Для князя эти чувства просто не нужны,
И, более того, они вредны
В борьбе за власть, за деньги, место для себя.
Чего в их душах нет, то будет силой для тебя.
Покуда не пришла пора противоядия сему прийти у всех,
Ты будешь получать всегда успех
Лукавством, подлостью, коварством и мечом.
Убей вначале тех, вокруг кого народ сплочен,
Тех, кто умеет думать больше, чем положено ему.
Речами сможешь обратиться ты к тому уму,
Кто знает меньше, кто в речах не искушён.
И будет верить слову твоему лишь тот,
Кто, будучи соблазном развращён,
Не сможет думать больше ни о чём,
Как о соблазнах больших, алчности к деньгам.
Ты сможешь управлять лишь тем и там,
Кто твой обман на веру примет, знаний-то ведь нет.
Без них любой ответ
Из уст твоих он будет, как за чистую монету принимать.
А посему, ты не стесняйся убивать
Способных думать,
Вот твой злейший враг.
Ведь против мысли, духа ни один кулак,
Ни сила грубая, ни меч не устоит.
Руби их всех, Бог все простит,
И замолить сей грех ты сможешь в храме, золотом купить.
А по-другому на Руси прожить не сможешь ты,
Прозреют, проклянут.
Когда поймут на самом деле, кто ты, со свету сживут».
Да, крут был нрав отца, князь вспомнил, редкостный был гад.
Что светлого и можно вспомнить – это мать.
А дальше где, как с ближним совладать,
Простых людишек обирать учил отец.
Знал, будет с сына толк.
Князь крепко-накрепко усвоил тот урок,
Поэтому и взял он за спину дружинника топор.
Затем навстречу к Богумилу он пошёл,
В знак примиренья руки в стороны с улыбкою поднял:
«Ну, здравствуй волхв,
Коль мне б об этом кто-то рассказал,
Я б не поверил в то, что видел я перед собой сейчас.
Чего ты хочешь, что ты ждёшь от нас?
Куда народ зовешь из Новой городьбы?
Ведь ты один,
И все твои труды,
Не смогут, лишь сорвав плоды,
Сгубить корней взрастившего сей плод.
Зачем тебе весь этот сброд?
Они мои,
Ведь у тебя средь них
Родни или знакомых близко ведь подавно нет.
Ты сумасшедший, волхв? Ответь!
Лишь сумасшедший может так ломиться напролом.
Не видишь? Мы по-новому живём,
А ты пришел кого-то здесь спасать,
Опять про русский дух, первоистоки истин вспоминать.
Ты хочешь, что бы время вспять пошло и страсти задавить?
Они хотят страстей, и их остановить
Не сможет твой «божественный» наказ.
Ты хочешь правды? Да, заказ
Осуществляю я за деньги нынче на Святой Руси.
Ну не могу я так, как остальные вы
В земле копаться, в этом счастье находить.
Я знаю всё, что ты мне сможешь возразить,
Что я убогий, и в предательстве винить…
Но я лишь человек, я жить хочу, любить,
И не тебе меня судить
За то, что не способен я, как вы,
По Богу жизнь свою и мысли измерять.
Я русский, и меня такая ж мать,
Как и тебя в свой срок родила с мыслью обо мне.
Она, как и твоя, хотела счастья и достатка мне.
И это всё осуществить вполне
Способен я,
Живя, как остальные русские, как ты на сей земле.
Я лишь даю им то, чего хотели все,
Но не могли без воли старшего из рода получить.
Законы рода.. Всем их нужно чтить…
Какая скука так вот жизнь свою прожить,
Не насладившись всем, что в мыслях задавить
Приходится,
Что есть запретный плод!
Сейчас ты думаешь: «Какой же он урод!»
Но тот уродлив больше, кто в мечтах своих живёт одним,
А внешне выглядит для всех, как друг или как брат.
Тогда скажи мне, волхв, кто больше виноват,
Они иль я, что нынче слово «брат»
Лишь больше звуком стало, в чувствах и речах людей?
Без их готовности для тех идей,
Против которых выступаешь ты,
Не стало б места в душах и сердцах у них.
Как видишь, не такой уж я и псих.
Как ты считаешь,
Здраво мыслить я умею, как и ты сейчас?
О чём ты говоришь, то чистые мечты,
А я, как князь, даю им всем возможность
Свои мечты самим же и осуществить.
И пусть они, не как твои, чисты, но идеалы чистоты
Определяет человек по чистоте своей лишь собственной души.
А ты их вместе всех…
Здесь ты меня прости,
Но как-то все по-детски как то так выходит в мыслях у тебя.
Семьей не может стать великая страна,
Как было раньше,
Люди уж не те.
Ты реалистом будь, они не могут все
Вокруг вдруг разом дружно одинаковыми быть.
И есть такие, кто не хочет иль не может быть таким как ты,
Не осознал он, не созрел.
По жизни каждый порождает свой удел,
Который сам избрал, за что он будет и ответ держать.
И этот выбор нужно уважать я понимаю.
Или я не прав?
Чтоб долго нам не выяснять, в ком больше прав,
Кому из нас людьми руководить, скажи одно,
Зачем нам здесь их всех делить?
Зачем вражду промеж собою разводить,
Коль можем мы всё полюбовно вместе разрешить.
Моим мечом, твоей духовной силой сможем мы такое сотворить,
Что удивится остальной весь мир могуществу Руси.
Язычество ты хочешь воскресить? Скажи…
Мы Русь очистим вместе от засилия христиан.
Ты представляешь мощь Руси? И если сей таран
Направить точно, то никто не устоит.
Любой, коль только он услышит русского, то сразу задрожит,
Богатства бросит все к моим .. э-э-э к твоим ногам.
Мы станем править миром, будет все подвластно нам.
А если хочешь, то язычество и там,
В самом Израиле, Египте, Риме, Греции сумеем возродить.
Чего молчишь?»
«Не знаю, как и быть, - ответил Богумил,
 – Ты прав в одном,
С тобой действительно мне нечего делить.
Что-что, а речи говорить,
Красиво научился ты, способный ученик.
Народ им верит, потому что не отвык
Пока что честь и слово русского отдельно принимать.
Их каждого учил отец и мать,
Что слово только честным может быть,
Рожденным лишь в чести.
И по другому допустить
Сорваться с уст своих словам он никогда не должен,
Сила есть в словах.
Они не страх в их детских душах зарождали,
Уважение в речах,
К энергиям души людской, уменье прививали.
Уменье видеть образы, что к жизни порождали
Порывы чувств людских, в «одежде» звуков, слов.
Все естество их, до Божественных основ,
Рождало звуки те, как мысли плод, обретший плоть.
Народ тем верит, кто сегодня врет
Лишь потому, что верит он в энергии тех слов.
Он их не предает. В них истины веков.
За них все поколения отцов
Без колебанья жизнь свою на поле боя в битвах отдавали.
У колыбели матери их с песнями и молоком груди впитали,
Что слово «Родина» превыше слова «я».
Мы в этом все по-прежнему семья,
В, которой иногда, как знаешь ты,
По воле помысла рождается урод.
Зачем в семье он нужен, наш народ поймет,
Поймет и то, что порожден урод сей был не помыслом Божественным Творца.
У них сейчас есть выбор: иль предать Отца,
Приняв в примере слов лжеца,
Что можно честь, любовь и совесть как угодно трактовать.
Делить их на «чуть-чуть», на золото менять.
Иль сохранив в душе их, святость, детям передать,
Незамутненных меркантильностью, энергий этих благодать,
Для жизни их, для счастья, для мечты.
В душе у них другие идеалы ценностей, они просты.
Как невозможно жить наполовину, пребывать в любви,
Так невозможно совесть разменять и не утратить чистоты,
Которая и отличает человека от уродины, как ты.
Я даже человеком не назвал тебя, сей чести не достоин ты.
А то, что говоришь, отцы и матери родные русские у нас,
Все это ложь, мы разные с тобой.
Ты в мыслях, чувствах был зачат за той чертой,
Отцом и матерью своей, что отделяет русского по сути от других.
Рожден у-Родины ты,
Потому что их у мыслей суть от чистоты
Была далекою в тот час.
И то, что ты находишься сейчас
На сей земле святой, не означает то, что ты на Родине стоишь.
А посему, коль пищу ешь иль ходишь, спишь,
Ты здесь чужой, тебе не будет это в прок идти.
Слабеет плоть твоя, и ты взрастающую слабость ощутить,
Увидеть сможешь в поколениях своих.
Способна мать в зачатья миг
В порыве чувств с отцом и Родину вплести.
Тогда где б ни был, где б ни находился ты,
Ты будешь чувствовать всю Родину собой.
Она с рожденьем станет матерью второй,
С которой будет русский пуповиною свой век соединён.
Он будет ей обласкан, защищён и исцелён,
И это есть неписанный закон,
Который русский чтит превыше самого себя.
Земля есть мать его, его семья.
К ней он обращаясь, знает, что она
Все слышит, чувствует, хоть и словами нам понятными
Не может говорить.
Душой ее услышать можно, если сможешь для нее открыть
Невидимые струны чувств своих для музыки земли.
Та музыка внутри, услышь ее, пойми.
Остановись сейчас, не разжигай войны,
Не утопи Святую Русь в крови, подумай осознай.
Не можешь? Что же, на себя пеняй.
В дальнейшем Бога, рок, судьбу не обвиняй, когда страдать придется.
Я тебе давал заветный шанс.
И кто же русский после этого из нас двоих сейчас?
Ты говоришь, что, разрушая вековой наказ
Законов предков, рода, нам спасение несешь?
Показываешь всем, как ты по-новому живешь
И предлагаешь всем самим
Все затаенные свои желанья в жизнь осуществить.
«Живи как хочешь» - вот есть твой девиз.
Побольше денег, славы – вот есть главный приз,
К которому стремится нужно в жизни.
И весь мир вот так живет.
А я зову к единству, главным есть в котором род,
Где ценности главнейшие есть в человеческих сердцах.
Не могут одинаковыми быть все, это факт,
Законы рода ограждают тех и только так,
Кто не умеет сам справляться с силою, энергией страстей.
Законы создавались поколеньями людей,
И главным было в них, не наказать, а воспитать.
Страстей энергию и силу преобразовать
На благо рода, на развитие себя.
Был справедливым суд, и любящий отец-судья
Смертельный яд запретного плода
В лекарство от болезни духа он деяньем-приговором превращал.
Любил он каждого, любил и защищал.
И в непреклонности своей ответственность держал
За становленье каждого пред Богом совестью своей.
Он видел в провинившихся родных своих детей,
Что заблудились в искушеньях-образах, в неведеньи души.
Учил их вместе с родом терпеливо, не спешил,
Росточек мудрости у каждого внутри растил,
Не унижая честь его, не унижая «Я».
Законы уважал весь род, по сути был он как одна семья.
Торжествовала в нем лишь истина одна,
И каждый чувствовал родного ближнего самим собой.
И общей была радость и одной бедой
В душе у каждого боль родича всей глубиною и всей силой отражалась.
Законность уважалась, но не насаждалась,
А все законы, что навязаны тобой
Лукавить вынуждают человека нынче, лгать, хитрить.
Ведь русский для тебя чужой,
С него ты хочешь лишь побольше получить,
Тебе плевать, кто он такой и как он будет дальше жить,
И пробуждаешь в нем энергию лишь низменных страстей.
Что можно ожидать от тех людей,
В которых будут лишь животное растить?
Для человека главное не только есть, плодиться, пить,
Как учишь ты, вино и золото любить,
Но проявлять свои духовные прекрасные черты.
Ну что мне говорить тебе об этом? Не способен ты
Меня понять, ведь ты духовно слеп.
Ты возомнил себя вершителем судеб,
Хотя по сути ты своей ничтожный раб.
Плодишь таких же, как и ты, рабов,
И в этом виноват ты более всего,
Ты порождаешь в душах грех.
Уродлив больше ты всех тех,
Кого калечишь,
Того кто выглядит, как говоришь ты, друг или как брат.
За зло творимое получишь ты, а боле те,
Кто за тобой стоят и мнят себя не подлежащими суду.
И как тебе на ум могло прийти, что я пойду с тобой,
Что волхв способен жизнь свою на совесть обменять?
Что буду русский дух с твоим мечом в войне объединять,
Что развязал ты здесь, и хочешь развязать во вне?
Ты хочешь править миром, предлагая мне
Идти в подручники. К кому? К тебе?
Язычество спасать?
Тебе христианство иль язычество продать –
Едино всё. Ты молишься деньгам.
Они есть бог твой, и к его ногам
Ты бросил Русь, отца родного, землю-мать.
Чтоб власть иметь, ты будешь снова людям подло врать,
Стремиться все святое унижать
И заставлять страдать поверивших тебе.
 А не поверивших ты будешь просто убивать.
Чтобы никто не смог узнать,
Кто есть на самом деле ты, кто были, есть они.
Живет тысячелетья Русь, и не было войны,
Чтобы ее великие сыны захватчиками были в ней, хотели воевать.
 Мы воевать умеем, но всегда стремились отрезвлять
Захватнический пыл, без спроса, приходящих к нам,
Чудесностью своей.
Для тех непостижимо было, как по виду у обычных, как они, людей
Бралась такая мощь в телах и воля побеждать.
В чем есть секрет той нашей силы, издавна пытаются узнать.
Пытались раньше, и пытаются сейчас.
Ты говоришь, заказ осуществляешь ты на Родине моей,
Поэтому и сталкиваешь нас.
Не могут русских силой одолеть извне, поэтому из нас,
Из несмышленных и убогих русских подлый князь
Сколачивать стремится свой убогий русский легион.
В нем нет заветного, но все же он силён.
Его увидя, на поклон тебе идут правители всех стран.
Но это ненадолго, ежели изъян
Имеется в душе, то сила русская их будет неуклонно покидать.
Их скоро будут бить, богатырей твоих,
Те будут понимать,
Что на посулы князя обменять,
Пришлось им слишком много: – Родину свою, любовь, народ.
Собой похоронили главное – свой древний род.
Их никогда никто не помянёт на добром слове,
Не прольёт слезу торжественно, их, помня и скорбя.
В добре суть сила русская, поэтому любя
Всем сердцем жизнь никто из нас
Не будет смерть своим деяньем, доброй волею творить.
Не слыть, а быть необходимо человеком, и любовью жить,
Тогда постичь возможно будет и загадочность души Руси.
Я всё сказал тебе. За резкость, прямоту прости.
Где б ни был, что бы ни замыслил ты,
Невидим или во плоти
Я буду мудрой силою за Родину стоять.
Народ я буду обучать,
Чтоб видел, кто ты есть, и помнил, кто они.
И это будет мой священный крест,
Как у Христа, которого хозяева твои
Распяли подлостью и трусостью своей.
Я думаю, довольно на сегодня с нас речей,
Поэтому ступай с дружиной в Киев и епископа возьми.
Не тронет вас народ, мне ваши жизни не нужны».

«Послушай волхв, ты мне последнее, прошу, скажи:
Неужто так все прямо знаешь ты,
Что будет нынче и как сложится потом?»

«Я буду нынче чудеса творить, всех новгородцев убеждая в том,
Что Русь сильна духовностью, культурою своей.
Я развенчаю образ твой, религию людей
Христианами зовущихся, но сутью нехристей».
Волхв повернулся и собрался уходить.
В смятеньи чувств, страстей,
Почуяв страх без власти оказаться, денег князь-лакей
Переступил черту, которую и зверь
Не преступает в споре с равными себе.
Он выхватил топор.
Короткий свист, удар, и князь закончил разговор,
Вогнав топор на миг в открывшуюся спину у волхва.
Сей почерк был и будет навсегда
Излюбленным приемом трусов, негодяев, подлецов, иуд.
И прошлых,
И всех тех, которые придут.
В сей мир..
Сегодня ж от удара этого, земной свой путь
Заканчивал поистине великий русский человек.
«Что обожгло так спину, почему вдруг тяжесть век
Так непосильна воле стала? Нужно ведь идти.
И почему же ноги не хотят нести,
И грудью невозможно воздуха вдохнуть?
Как хочется уснуть. Туманятся глаза,
И внутреннему взору жизни путь
Пронесся вихрем вдруг, до нынешнего дня.
Я умираю, значит, видно, не судьба.
Прости же, Родина моя, что долг не смог сполна
я выполнить
И защитить тебя от нечисти сией.
Не излечил детей, твоих отцов и матерей
Я от болезни духа.
Не успел.
Прав Влас, что подлости предел,
Определяет человек лишь низостью своей души.
Не доглядел.
Чуть поспешил и, надо же.., на миг открыл,
И тут же в спину получил удар.
Миг упустил и проиграл. Ну почему же так.., ведь я же знал…?
Он делал, я предполагал. Я жизнью жил, он выживал.
Я размышлял, а он плевал на разум,
Чувствовал, как зверь.
Но я же человек. Чего же в мудрости моей
Мне не хватило, коль теперь
Я умираю с раною в своей спине?
Что нужно было отыскать в самом себе,
Чтоб в этой необъявленной войне
Не только противостоять вот этому зверью,
Но побеждать его. Не жизнь ложить свою,
А вынуждать его своей звериностью в себе
Себя же пожирать.
Я отдохну, усну,
И вновь за Русь вернусь я в битвах воевать,
Пусть даже через сто иль даже через триста лет.
Я много буду думать, я найду ответ.
И будущему самому себе привет,
Пробившись чувством, в мысли нынешним собой себе пошлю.
Я вспомню все и в будущем бою
Удар вот этот, эту боль свою,
Я буду чувствовать, усвоил я урок.
Хоть страшен он, но лишь бы впрок
Пошел он тем, кто вслед за мной сейчас,
И в будущем пойдёт.
 Не пропадет мой труд,
Я знаю, в сердце оживёт
Порыв души моей в того душе, кто вспомнит обо мне.
Я стану рядом с ним, спина к спине,
И силы возрастут его вдвойне,
Плечо подставлю я невидимым собой.
Ты вспомнишь обо мне, мой будущий герой,
Мой русский, и любимый мною светлый человек.
Ну вот и все. Закончился мой век.
Жена моя, прощальный свой привет
Тебе я посылаю, милая моя.
Я не исчезну, я вернусь,
С тобой я встречусь вновь,
И вновь, влюблюсь.
И этот светлый наш союз
Ни смерть не разлучит, ни расстоянья, ни века.
И пусть сейчас ты бесконечно далека,
Услышишь ты в сей час порыв моей души.
Отец мой, здравствуй, разреши
Прийти к Тебе немного отдохнуть.
Я так устал, но не закончен путь.
Я только лишь на миг к Тебе,
и снова в бой сорвусь,
И будет Русь,
И вся Земля цветущим садом, я клянусь.
О Русь моя родная, милая Святая Русь!..»

Народ смотрел, как он упал.
Топор в спине по рукоять торчал.
Никто в толпе, ни стар, ни мал,
Реальность этого не принимал.
Он – Бог, ведь видели глаза,
Он не был на кресте, ни в образах,
И русские такие говорил слова,
Что закипала кровь внутри, взлетала ввысь душа.
А чудеса.. Ведь были чудеса!
Он по воде ходил, и в этом небеса,
Перун, Мокоша, Велес, все ему служили.
Не мог простым он быть, коль боги в этой плоти были.
Но как же так, ведь он сейчас лежит?
Князь, на него показывая, что-то говорит.
Чего ж он не встаёт, и князю рот закрыть
Не хочет он чудесностью своей?
Он – Бог, он должен жить. Ведь если не имей,
Над смертью власть, не смог бы сломанный цветок
Он к жизни возродить.
Как быть нам всем? Как дальше жить?
Бог с топором в спине у княжих ног лежит,
И нас объединить всех некому сейчас.
-Ну а самим?
«Нет сил у нас».
-Нет силы???
Народу сколько здесь, а князь один.
Есть сила в кулаках и много есть дубин,
Но он один сильней во столько раз.
Чего же не хватает?
«Веры нет, один лишь страх…
Мы верили волхву, и вера окрыляла нас.
Так отчего огонь в нас враз погас,
Лишь только князь тем взмахом топора
Задул сию великую свечу?
Выходит, волхв горел один, а я всего-то этого хочу?
Он делал дело, я ропщу.
И жду, чтоб кто-нибудь мою заветную свечу
Зажёг в душе. Всё жду и жду…
И не могу я сам, забыл, а, может, не хочу.
А то, что я хочу, никак не получу.
Ищу другого вне себя так страстно жду, ищу
Того, кто даст мне все.
А я?..
А я в сторонке погрущу.
Я знал, как вместе жить, но не умею жить один.
И даже пусть я дожил до седин
И внуки есть, но в сердце я боюсь.
Робею я, я не какой-то трус.
Как тяжек жизни выбора мне груз.
Способен ли, смогу?
Опять же общество, куда же я без общества пойду?
Пусть старший думает, я доверю его сердцу и уму.
И выбор свой, свою семью и Родину свою
Хочу отдать тому кто может размышлять.
Кто не боится сей ответственности взять
Людьми руководить. За них стоять.
Я не могу. Всего мне не понять,
Опять же дом, хозяйство…Я могу пахать,
Я буду лучше то, что надо исполнять
А думает пусть кто-нибудь другой…
Кто старший будет? Все молчат
И на топор в спине глядят,
И взять никто не хочет власть и знамя у волхва.
Но нет, один смельчак нашелся, князь.
Он чувствовал смятенья вязь.
Он взял, и согласились все, чтоб эта мразь
Вела по жизни их. На этом разошлись.
А Богумил, лицом уткнувшись вниз,
Лежать остался на сырой земле.
Как больно это видеть мне!
Когда свои же русские своих же предают.
Таких великих, чистых сердцем отдают
Смиренно на съедение зверью.
И силюсь я понять, и не пойму.
Какой же нужно клин забить в мозгу и чувства охладить,
Чтоб хоронить людей своих великих, после, вспоминая пить
И жизнь свою корить, судьбинушку свою?
Я, опустившись на колени, голову склоню.
Спасибо, брат, тебе благодаря сегодня я живу
И думаю сейчас о Родине моей.
Я чувствую тебя, как будто нет тех тысяч дней,
Что пролегли меж нами в череде веков.
В тот страшный день незримо с новгородскою толпой
Свидетелями были еще два вне плоти близких Богумилу человека.
Для чувств их расстоянье было не помехой,
Глаза иные есть у человеческой души.
Они почувствовали все, поэтому пришли.
Потери боль, тоска от запредельности сожгли
Внутри у них какую-то их часть.
В них больше не было мечты,
Мечты, в которой счастье быть могло,
Какую каждый сам себе хотел в сей жизни для себя.
Осиротели вмиг они, не стало мужа, сына, для детей отца.
Остались только в памяти черты его лица,
И в совести людской, в их чувствах навека.

Со временем затихла боль, привычной стала пустота,
И неотложные дела придали жизни новый смысл.
Страна нищала и уверенно катилась вниз.
Кто защитить ее, коль враг внутри возник?
И как остановить захватчиков, их пыл и беспредел?
Князья затеяли промеж собою новый передел,
И трупы были вместо земледельцев на полях Руси.
Повсюду на полях лежали, вороны кружили
И, обращаясь к Богу, люди говорили одно:
«Прости». Молили, чтобы пронести от их детей помог им Бог
Сей испытаний груз от тяжести греха.
Молили в чувствах, но умом, деяньями, пока
Лишь умножали грех неверием в себя.
Шла по Руси гражданская война.
Князья делили меж собою русские тела,
Монахи между тем делили меж собою чистые их души.
Один другому не мешал, но если кто нарушил
На миг расклад сей, был нещадно бит.
Слабел весь родовой уклад, менялся быт.
Народ великий будто сдался и, казалось, духом сник.

Остался не решенным внутренний вопрос задачи.
«Но неужели победить их невозможно как-нибудь иначе? –
Спросила Эрна Власа. – Сложность вся зачем?
Ведь можно было на открытую войну народ собрать, тем паче
Что был и есть авторитет волхвов как мудрости людской.
Сейчас уже почти никто не помнит, но такой
Пример единства был, и виден он глазами.
Когда закрыли доступ племенам, которые веками
Стремились Русь с востока, запада и юга разорить.
Тем предкам нашим удалось соорудить
Валы длиною много сотен верст.
Народ, их строивший, составом, возрастом был пестр,
Но цель одна была, включен был единения заряд.
Сейчас супротив нас стоит захватчиков не меньше, но уклад,
И знания потенциал для битвы прежними отцами сохранен.
Так почему же в этом случае он не был применен,
Чтобы народ сплотить железною стеною?
Круг очертя мечом над головою,
От мала до велика все пошли бы в бой».
«Но, а какой ценой была б оплачена победа?
Да и была б она вообще видна? Русь истощилась бы до дна
И не поднялась бы уже тогда с колен.
Подняться б было некому,
Оставшимся в живых, светили б только рабство, плен.
Чужие люди на Святую Русь пришли бы жить.
 Они б пустили корни, и забыть
Заставили весь мир, что есть такой народ.
Что Русь была иной, и главной ценностью единый род
Был под названием ведрусы.
Лишь кто-то вспомнил бы потом, что не было в нём трусов,
И все они в великой, славной битве полегли,
Щитом за свою веру став.
Они погибли, а устав,
Который в монастырь свой так стремились не впустить
Прошел, спустив на них своих собак.
Они ввязались в драку и погибли так
И не поняв, где истинный был враг.
Пустышку показали им, как красный флаг быку.
Ату их всех, ату! Бык изможден, повержен и тогда
Наносится ему решающий удар,
После какого он уже не сможет никогда подняться.
А столь серьезный враг лишь тряпкой оказался,
Что разжигала в нем гордыни пыл.
Он был силен своею мощью, но мозгами слаб.
Ему бы не глазам тщеславья кровью наливаться,
А чуть разумней оказаться,
Чтобы увидеть, кто есть главный враг,
Исход бы по иному был решен. Вот так и здесь,
Народ не побежден,
Покуда дух его силен и плоть жива».
«Откуда ж сила духа будет появляться?
Как может сила наполняться, коль кажется, что поголовно все сошли с ума?
А остальные спят в сознаньи беспробудным сном.
Они в глаза глядят и думают о том, о чём им говоришь,
И понимают, знают, но опять идут,
Туда, куда продажные хозяева их всех зовут.
Но почему? Скажи мне, Влас,
Как так могло случится, что погас
У них огонь свободы, мудрости в умах,
Сколь долго будут спать они?»
«Огонь сей в душах не погас. Он сохранен внутри.
Ведь ветер ураганный, посмотри,
Ведь сколько сильных стран смело!
Где все они сейчас?
Стоят как прежде, но ведь главное из них ушло.
Погибли люди, не сумевшие тепло,
Культуру в детях воспитать.
Погибли те, кто мог бы передать,
И накормить духовной пищей,
Приходящие на их родную землю, души.
Мы механизм преемственности поколений не нарушив,
Его смогли всей силою врага лишь укрепить.
Как? Посмотри в лицо врага. Что видишь ты?»
«Что он неуязвим?»
«Все верно, эти факты налицо.
Ведь он умен, хитер, коварен,
И в средствах он не обделен,
Еще при том и интеллектуален.
Вступи с ним в спор, ты сразу проиграл.
Коварство, силу слов познав,
Он в смысл слов ту глубину вместит
Что будет выгодна ему.
Тебе его и не удастся переубедить,
Ведь изначально он в одном лишь убежден и мнит,
Что он рожден, чтоб миром управлять,
Что избран он.
Он сам себя на эту роль избрал.
Предназначенье главное свое поправ
В угоду собственной гордыни.
Изгоем стал и Бога и людей.
Он стал игрушкой тех страстей,
Что все ему подвластны были изначально.
И как не будет это все звучать печально,
Коль не умеешь усмирить их сам,
То будешь их рабом. Но страшное не в том,
Что так случилось, страшное в другом.
Сумел он рабством заразить других людей, их в рабство опустить»
«Как может быть такое?
Чем ты можешь подтвердить,
Что лишь один иль несколько способны сотворить такое?
Наверное, здесь что-нибудь другое,
Не могут все с ума сойти,
Чтоб добровольно в рабство снизойти?
Ведь можно изначально все определить,
Куда ведут и что в итоге можно получить.
Ведь есть же разум, чувства есть?
И есть в конце концов и воля.
И коль зовут за ветром погоняться в чистом поле,
То можно ведь обман изобличить?»
«Конечно, ложь от правды может каждый отличить,
Коль истина имеется в душе.
От святости её все меркантильное извне
Не может изменить понятий долга, чести, жизни, истинной любви.
Коль выбор сделан в истине стоять, то настоять
На выборе ином никто из вне не сможет».
«Но они смогли, коли реальность жизни нашей такова?»
«Дослушай до конца. Ты не права.
Возможно выбор изменить
Лишь предложив иное, и условия создав.
Но человек всегда решает сам, где прав он, где не прав.
Что истинно, что ложно будет для него.
И не для общей массы, а для одного него,
Что истинно, каков он, надлежит в себе решить, понять
И по каким законам будет дальше жить,
Ему и выбирать.
Попрать законы рода, чести, веры, Бога, или не попрать.
Страдать ему, семье его и Родине в итоге, или не страдать.
От одного него, как это ни парадоксально, может прозвучать,
Зависит то, как будут величать
Его детей, народ и род через не так уж и большое время.
Перед соблазном почему ведь трудно устоять?
Он предлагает в мелочах свой выбор изменять,
Которые, как преподносится, не смогут повлиять
На главное в душе.
Но истина, любимый человек, понятье Родины и чести
Ведь не дробятся на куски.
Они иль есть, иль перестали быть уже.
От шага первого до боли и тоски в душе за сотворенные деянья
Путь ошибкам будет обеспечен.
И от того, что человек беспечен
В, казалось бы не столь уж важных, мелочах,
Становится рабом своих страстей.
Он вырастил их сам, им силу дал, он к ним привык,
Они милей ему по жизни стали. Истины важней.
Он стал другим, и не заметил как.
Стал одинок внутри,
Ослаб кулак,
В котором пальцы у народа были сжаты воедино.
И это продолжается сейчас неумолимо.
Враг зарожден внутри собою, главный враг.
Коль истина покинула умы, ушло из них знание веков.
Опасны эти знания для дураков.
И непонятно стало им как, и с помощью чего
Былые предки наши чудеса творили.
Строенья строили или валы всем миром рыли,
Чтоб оградиться от непрошеных врагов.
Итог каков:
Кто ты таков –такими будешь знаньями владеть.

В их постиженьи невозможно преуспеть иначе,
Как очищением лишь собственной души.
Коль непонятно это, не взыщи,
А чтоб понятно стало, вспомни старый русский принцип:
«Я есть народ мой, и народ во мне,
Есть Бог вокруг, и Он во мне,
Живое пред живым не выше никого,
Один за всех и все во имя одного».
Теперь вернемся к нашему врагу.
Я здесь тебе немножко помогу,
Чтоб легче было бы тебе его понять.
Его не силой нужно брать,
Его не нужно и словами переубеждать.
Оружие не нужно в руки брать и действовать, как выгодно ему.
Он к этому готов, ведь сталкивая мир во тьму
Он эти же приёмы очень часть в жизни применял.
На злость увидишь злости лишь оскал,
Он это очень чётко знал и понимал,
Поэтому и призывал на бой, когда хотел чего-то в мире изменить.
Пока один другого насмерть будет бить,
Он, третий будет пожинать плоды усилий их.
И будет вновь других искать.
Ему нужна война, чтоб можно было честных, думающих силой убивать,
А кто слабее, со свету сживать,
Насилуя их дух.
Рабами ему проще управлять.
Войну он будет продолжать и противостоять
Ему осознанностью, выдержкой необходимо, силой своего ума.

Не за один ведь день приходит к нам зима,
И чтобы возвратилась в мир весна,
Сегодня нужно делать то, что завтра будет приносить желанные плоды.

Плоды трудов сих будут поначалу не видны,
Но все они взойдут у тех, кто будет их готов принять».
«Ты говоришь мудрёно как-то. Не могу понять.
Быть может есть пример, иль удавалось применять
Такую тактику в какой-нибудь войне?»
«Я расскажу о женщинах тебе».
«О женщинах? Мне Богумил при расставании об этом говорил.
Он рассказать тебя, при случае, просил,
Чтоб поняла двух смысл слов я «русская жена».


«Давным-давно была война.
В истории Руси их много было, но она
Своею необычностью всё ж сильно отличалась.
Войною женщин в памяти людской она осталась,
Хотя и приложили руку к этому и русские богатыри.
Пятьсот уж лет прошло, и вспомнить, как её вели,
Лишь единицы нынче могут,
Истины первоистоков сохранив.
Всегда захватчиков к себе манил
Наш край лесов, полей, лугов и рек.
И грек здесь был, и перс, и римлянин. А степняков набег
Всегда угрозой был для наших рубежей.
И вот, покинув Волгу и усилив силою племен степей,
Свою и без того внушительную мощь,
Дон перейдя, пришли к нам обры «в гости», чтоб повоевать.
Но ладно бы с богатырями русскими стремились выяснять,
Кто среди них сильней, но женщин-то зачем?
Их брали в плен и пользовались тем,
Что безоружны были женщины, иль с малыми детьми.
По-зверски поступали с ними, били их плетьми,
В телегу запрягали их как будто лошадей.
Насилья плотского над ними мало было им, хотелось, чтоб страшней
Мученья были бы у женщин из Руси.
Зачем так издеваться, хочешь ты меня спросить?
Затем, что жён таких, как русские, хотелось им иметь.
Ведь от бессилья перед духом женщин появлялась плеть.
И не подвластность женских чувств
Рождали их жестокость, зависть, злость.
Они хотели теплоты, любви, а получили в горло кость,
Которую их себялюбие и не сумело проглотить.
Никто в Руси не мог и мыслями в себе сложить,
Что можно было бы заставить женщину любить.
И выбирала женщина избранника сама.
Всех восхищала красота их, сила их ума,
А их физическая сила иногда
Чесать в затылке заставляла и богатырей.
Мудрей народ был наш,
Для женщин чувства чистота важней всего была
Поэтому и были женщины Руси милей
Любому из мужчин из всех заморских стран.
В них не было лукавства чувств и алчности к деньгам,
Их святость всех сияла там,
Где в мире всё давно накрыла похоть, грязь, разврат.
Любой мужчина чувствовал, такая мать
Воистину в любви родить сумеет дев прекрасных иль богатырей.
Такая женщина – удача жизни всей,
Её любовь смысл придавала будущему в ней ,
Поэта создавала из мужчины, воина, творца.
И коль любовь связала в жизни их сердца,
За мужем следовала женщина и в смерти до конца,
Приняв удар в бою, иль, умерев, в тоске.
Богиней почитали женщину в России все,
Богиней и была она всегда, и в мыслях и в своих делах.
Авары (обры), тот давнишний враг,
Велики были телом, говорили, и умом не менее горды.
Избрав себе по жизни путь под знаменем войны
Коварством отличались в битвах да и лживостью в речах.
Их аргументом в притязаньях была сила,
А инструментом подчиненья – страх.
Они считали, это всё в глазах
У каждой женщины должно было возвысить их
И чувства пробудить.
Мужчина - воин, и он должен быть
Суров и властен даже вне войны, так думали они.
Он господин над женщиной своей.
Поэтому и жить она должна как муж позволит ей.
За это и любить, и почитать его обязана она.
Обязана любить? Воистину ума
У них действительно на самом деле было очень мало.
Мужчин таких и за мужчин считать-то не пристало,
Не то, что их любить иль замуж выходить за них
Поэтому и на мужчин таких
С презрением смотрели женщины повсюду на Руси.
А, этот взгляд! Он их бесил.
И понимали обры, что телесных сил
Не хватит им, чтоб чувства порождать.
Бессилие рождало лишь стремленье унижать,
Им так хотелось в издевательствах поймать
Смиренья взгляд у женщин русских,
Болью их заставить всех пощады попросить.
Им так хотелось их любить,
Детей от них иметь и, обустроив быт, свой век прожить
С богиней-женщиной, с той женщиной Руси.
Пощады слов произносить не стали девы наши, более того.
Они создали то, что обров тех свело
В могилу всех, их всех до одного,
И не осталось никого,
Кто смог сказать, что был есть он обр.
Да, видит Бог, что не хотел бы я попасть
Под эту мощь. Да, женщины сильны.
И коль итогом их войны явилось вымиранье целого народа,
То в чём-то, знать, они и всех мужчин воистину сильны.
Не нужно заставлять их эту силу применять,
Без звона боевых мечей ударит в цель она, и невозможно будет устоять.
От мощи их сией
Есть мудрость в женщине, как знать,
Уж не спроста Бог дал, видать, уменье ей
Быть мудрой даже в «глупости» своей.
И сильной в слабости, доверив ей
Продленья жизни в человеческом роду».

«Так в чем же мощь была, отец, пока что не пойму?
Что сделали они, что обры вдруг исчезли все до одного?»

«Не сразу и не вдруг их всех не осталось никого,
Прошли года и не заметно вымер весь народ.
Ты представляешь, Эрна, будет что, когда
Все женщины Руси какой-то род лукавый, ненавистный проклянут?
Не хватит ни мечей, ни пут,
Чтоб мысль связать их общую, чтоб семя защитить.
Какое-никакое время проклятые будут как-то жить,
Но род продлить свой уж не смогут боле с женщиной любой.
Отягощенные проклятьем, злом, родительской судьбой
Не захотят родиться дети у отцов и матерей таких.
Кому захочется всю жизнь платить,
За те деянья, что сам ни в чём в миру не совершал?
Калекой иль уродом быть, за все деянья их
И, видно, сильно задолжал тот обр перед добром
Сам уничтожил он себя, творя лишь горе и лишения другим.
Коли убила женщин мысль их, порожденная одним,
Порывом общим во спасение Руси.
Спасти их не могло ничто, и крест, что им нести
Пришлось в судьбе своей, всё сами сотворили.
Побольше б жизнь, людей вокруг себя любили,
Поменьше б было и проблем, что бы продлить свой древний род.
Такой вот был в истории, покрытый тайной, оборот,
Когда народ исчез и сгинул без следа.
Поэтому сейчас все русские князья
Стараются не попадать под этот сокрушительный удар.
Они все обустраивают так, чтобы народ не знал,
Кто есть виновником всех войн и приходящих бед.
Чтоб невозможно было отыскать ответ
И заклеймить позором общим
Виноватого во всём подонка, подлеца.
Они боятся, чтобы не узнали их лица,
Стоящего за всем, что деется в стране.
Что и они виновны в голоде, войне.
Что лишь в неразберихе общей, хаосе, беде
Им удается жить и процветать.
Пока дерутся все, пока их можно обирать.
Пока достатка нет, деньгами можно покупать любую власть
И управлять людьми, насилуя их разум, дух и плоть.
Кто прав, кто виноват, никто пока не разберет,
Такой людской потенциал уходит в никуда,
И это будет продолжаться до тех пор, пока
Отдельно каждый русский будет позволять
Играть кому-то на своих страстях.
Неразбериха выгодна князьям,
Они всю деятельность обустраивают так,
Чтобы плоды трудов людских сгноить,
Достатка всем от сотворенного не дать.
Им надобно людей в узде держать,
И нищетою замедлять стремятся скорость мысли их, рождённую в мечтах.
И не дай Бог кому-нибудь позволить то узнать,
Что князь-лакей коварный, и стоит на глиняных ногах.
Он – дутый образ и, используя лишь силу денег, страх,
Построил он империю свою.
И это все понятно даже детскому уму,
Он сколь возможно долго будет продолжать сию войну.
Чтоб силу образа того энергией питать.
Сумеешь разделить людей между собой,
Сумеешь ими управлять.
А проще, «разделяй и властвуй» говорят они,
 И это правило вся мировая знать
Использует для подчиненья люда с незапамятных времен.
Вначале оторвать от родовых корней,
Затем создать и навязать закон,
В котором каждый будет уязвим,
Не сможет опереться он на род, на знания веков.
А далее, уничтожая умных и плодя побольше дураков,
Выращивают человеческое стадо.
В, котором человек становится оторванным листком.
Куда подует ветер, он туда летит,
И обречен самим собой
На голод плоти и духовную нужду.
Сейчас ведь почему
Князья имеют столько прав? Все от того,
Что разделить народ промеж собою хитростью смогли.
Я вскоре подведу итог всему. А ты же посмотри,
Как сделать все сие они сумели с племенем древлян.
Их методы, и принципы одни,
Впоследствии они не только там,
Смогли подобное в реальность воплотить.
Сравнительно не так давно желавших в городьбе пожить
Не находилось по родам охотников. Там скучно было всем.
Поэтому наёмная дружина занималась тем,
Чтобы порядок в городьбе держать иль с порученьями ходить.
За это содержали их, и князя, чтобы мог следить
Он за порядком промеж ними. Пришлые они.
А он какой-какой, но все же русский, и в назначенные дни
Он с ними по селеньям проходил на содержанье оплату получать.
Как там они её делили меж собою, можно лишь предполагать.
Но князь не главный был при этом дележе.
Они – варяги, и законы в их среде
Не очень-то уж волновали сильно нас.
И вот однажды как-то раз
По осени пришел их воевода к Игорю, и молвил
Что не хочет ли, мол, князь, не соблаговолит
Их проводить дорогой лучшею к селениям древлян.
Он их провёл, они положенное получили там,
И в скорости в обратный путь пошли, с полученным, домой.
А князю стало завидно, что он де, понимаешь, свой,
Не пришлый. И жена имеется и дети у него.
И он вернулся с полдороги с требованьем дать ему ещё всего;
Мол, труд тяжелый, надобно поднять расчёт.
Что было дадено сполна ему – не в счёт,
А что не так тоо он де уж сумеет за себя и силой постоять.
«Как за Дунай ходить иль с договором в Цареград,
Так Игорь, мол, с дружиною ходи.
А там кругом ведь недруги одни,
Того гляди задаром можно голову свою так запросто сложить.
Так, значит, вы здесь будете спокойно жить
В своих поместьях, и детей растить.
А мне что, скажете, всю жизнь вот так вот жить,
Повсюду лишь за пришлыми варягами ходить?
Так больше не пойдет. Не справедливо дань по-старому делить».
«Чего же хочешь ты? – спросили у него. –
Тебе ведь дадено сполна всего,
Чтоб можно было жить с семьёй своей безбедно в городьбе.
Мы все живём вот так, и честности сполна в цене,
Которую с варягами ты вместе получил.
А что до всех лишений, страха, сил,
Что терпишь ты в дороге, это все обман.
Самоубийц в округе не найдётся, знают управители всех стран,
Что с русскими посланниками ссоры лучше им, обиды не чинить.
И коль обидят нашего, обидчики не долго будут жить,
Когда придет порядки наводить
Передовой отряд богатырей-защитников Руси.
Тогда тем лучше б было не рождаться и не жить.
А ты тут смеешь нам такое говорить,
Что «ни в одни ворота не войдет» в лукавстве, плутовстве.
Ты хоть такого больше и не говори нигде,
Ведь засмеют тебя, убогого тогда.
А посему ступай домой подальше от греха,
Положенное всё себе, дружине, получив сполна,
Ты большего от нас не сможешь боле получить.
Давай по-доброму, как прежде будем жить,
Чтоб не было обид,
Мы на земле своей,
А ты устраивай по-своему свой быт,
Живи с семьей своей у Кия в городьбе.
Имеешь ты изъян в своей душе,
Поэтому не можешь жить ты с нами на родной земле,
Не чувствуешь ты общего средь нас, единого родства.
И коль тобою выбрана такая вот судьба,
Скажи спасибо, что при деле ты, и не покинут нами, коль нужда
В твой дом доселе так и не стучала.
Что до угроз, ты прежде думай для начала,
А после уж и говори всерьёз.
Нам недосуг твой бред терпеть,
Ты получил ответ конкретный – «нет».
Об этом больше разговора с нами ты не заводи.
Смотри, дружина ждет твоя, иди».

Что было после, следовало бы предположить.
Чтоб, «не солоно нахлебавши», в Киев не ходить,
Чтоб слабым немощным среди дружин своих не слыть,
Не получив желаемого, князь
В порыве злости выхватил из ножен быстро меч.
Ударив ближнего, он приказал дружинникам и остальных посечь,
Упрямых, безоружных, несговорчивых древлян.
Людей побивши, захватив с собою дань
Князь Игорь поспешил обратно в Кия городьбу.
Не долго было проскакать отпущено ему.
Путь к отступленью преградил ему
Вслед посланный за ним, из воинов отряд.
Взыграла местью молодая кровь ребят,
И сколько кто какою силой был богат
Ее обрушил с ходу он врага, себя не пощадя.
В селение вернулись только Игоря с собой везя,
Чтоб можно было суд над ним прилюдно учинить.
Собрались люди, стали думать, как с ним быть.
Решили так, коль волк повадился в овчарню приходить,
Остановить его одна лишь смерть способна.
Князя надлежит убить.
Гордыне, зависти, богатству удалось затмить
Ум человеческий его, такое же лицо.
Как говорить с ним, коль не понимает слов,
Твердит одно понятное ему «мне надо», «я хочу».
Ведь даже в волчьей стае, промышляющей в лесу,
Законы есть, их волки свято чтут,
А кто нарушит их, то в клочья разнесут
Собратья тех, кто станет, в исступлении, живое убивать.
Берётся только то, чтоб можно было плоть питать,
А остальное уважать и, если надо, защищать
Умеют волки. Лес их дом родной.
Чтоб жить самим, лес должен быть живой,
И каждый знает это. Ну а князь – изгой.
Почувствовав слабинку попервой,
Потом его остановить ни словом иль причиною какой
Никто уже не сможет. Надлежит решить.
Убить – есть зло, но как без зла над злом вершить
Суд справедливый? Сила ведь нужна.
И как без зла?
И, может, жизнь сия одна,
Дорогу проторенную для зла,
За Игорем идущих всех, сумеет преградить.
Так лучше одного убить,
Чем раз за разом натыкаться, шишки бить
Всем об один уродливый косяк.
Не смерть здесь главное, здесь нужен знак,
Который объяснит всем русским людям почему вот так,
И почему заставил Игорь русского так с русским поступать.

«Негоже брату меч свой кровью брата обагрять,
Хоть духом тот ему давно уже не брат.
И называем мы его промеж собою как и прежде « наш» он, «русский».
Чего хотел князь Игорь? Больше взять?
Ну что ж поможем, братья, чтоб мог гость объять
Желаемое им, и смог бы унести.
Деревья мы попросим, чтобы развести
Смогли по шире руки загребущие его
Да и ногам помочь смогли, как без того
Чтоб мог он унести добро
Которое от нас он страстно так желал.
Я старший рода нашего, меня зовёте вы все Мал.
Кто не согласен с приговором?»
Все молчат.
«А коли так, - он обратился к Игорю, - прости нас, брат.
Я говорю тому, в ком не хватило силы отстоять
Святую суть свою во внутренней борьбе.
Тебе прощаем зло сие, в чём был ты виноват пред нами.
С миром уходи».
В ближайшей роще в исполненье привели
Сей приговор древлян четыре крепких мужика.
Стояли все не шелохнувшись до тех пор, пока
Не стих последний князя крик в ушах и чувства не прошли.
Сомнения в душе остались, всё ль они смогли
Тогда испробовать, чтоб так не поступить.
Быть может нужно было князя как-то переубедить,
Всем постараться как-то пробудить
В душе его уснувшее добро.
Стояли долго, солнце высоко взошло,
Молчание нарушил волхв, в селение пришедший к ним немного погостить.
«Мир мыслям вашим добрым, можно ли спросить?
Что так печальны лица ваши?Аль случилось что у вас?»

«Как тут веселью быть, -
Ответил Мал, - не доброе у нас.
К нам дважды приходил за данью князь,
Людей побил наших, ну а мы потом его.
Ну, в общем, мы решили, зло за зло,
Должно же и добро быть с кулаками,
Мы тогда того… его.
Ну, в общем, в роще, привязав к деревьям, мы его и порешили.
Но как-то всё не так в душе, мы что-то где-то упустили,
Но виноват он сам, насилье породив.
Скажи нам, волхв, ты мудр, правдив,
Что нужно было делать с ним,
Коль непонятна наша речь ему была, не слушал он её.
Такого натворил всего, людей сгубил и всё из-за того,
Что захотел он дани больше. Мало всё ему.
Мы обращались к его совести, и к чувствам, и к уму,
Но он был глух. Не знаю почему».

«Чтоб свет найти, не нужно уходить во тьму,- ответил волхв,-
Тысячелетья предки наши этому всему
Учили нас, забыли вы о том.
Нельзя бороться злом со злом,
Лишь будет увеличиваться зло в такой борьбе всегда.
Не кулаки нужны, осознанность нужна в борьбе сией.
Она одна коварство, хитрость, силу зла
Легко сумеет обратить для зла противником ему».
«Ты говори ясней, никак я не пойму
Твои слова, мудрёно говоришь.
Что нужно было делать нам, чтоб можно было только лишь,
Достойный дать отпор и не прибегнуть к злу
И зло остановить, и не усилить зла?»

«А голова тебе на что дана?
Ты ж старший, Мал, как можешь этого не знать?
Коль мысль твоя по скорости опережать
Не может зло, то как же ты тогда
Свой род по жизни за собой в неведеньи намерился вести?
Тогда ты кто? Слепец? Преступник? Ты меня прости,
Хотел ты правду слышать, я её сейчас тебе открыто говорю.
Ты просишь о деяниях, а я хочу,
Чтоб ты подумал сам об этом, сам нашел ответ.
 Скажи мне, Мал, ты помнишь, кто был дед твой,
С ним себя по совести сравни.
Кто чище был по мыслям, чувствам, что внутри
Такие же деяния во вне собою и питают.
Что было у него и что тебе мешает
Достичь такой же чистоты всех помыслов и чувств?
Как, из чего возник тяжелый груз,
Что сковывает мысль твою и камнем тянет к злу?
Что запустил в себя ты, как и почему?
Коль гибкость мысли заменила жёсткости рука.
Пыл наглеца иль неприятеля войска действительно
Мы останавливали силой видимой, но качеством другой.
Она рождала мысль у них, которая живой волной
Смывала спесь, меняла весь их жизненный уклад.
И понимал всегда пришедший враг, зарвавшийся наглец
Что будет побеждён, что примитивен он
И ограниченность свою он создал сам в себе приверженностью к злу.
Узри духовным взором эту грань внутри, пойми.
 Я лишь тебе немножко помогу,
А дальше сам ищи. Ни где-нибудь, в себе.
Ведь мудрость не дается, не привносится извне,
И передать ее нельзя от деда иль отца.
Стремление к чему тебя и князя-наглеца роднит по сути,
Что за ним стоит?
Имеешь власть ты над людьми,
Ты – Мал, ты знаменит.
Но тут приходит Игорь и тебе велит
Побольше дани дать. Что в чувствах породил?
«Каков наглец, чего себе он возомнил,
Я здесь хозяин и мне хватит сил
Пыл охладить его и род свой защитить.»
Кипит священным гневом кровь. Моих людей побить!
Тогда пусть меч насилья преградит
Насилью путь. Да будет так».
«Все правильно», - ответил Мал.
 «А разум где?»
«Я подал знак. И смерть его расскажет, что и как.
Все русские поймут».
«Ты прав, поймут, но этот суд
Убил лишь плоть, но ведь осталось зло.
Ты оправдал себя, но зло ведь не ушло,
Оно лишь затаилось. Да к тому ж еще
О чувствах ты забыл, а надобно сказать,
Не только род свой, власть свою стремишься защищать
От посягательств князя ты. Поэтому убил.
На власти ты гордыню у себя взрастил,
Сил не хватило осознать умом поэтому тебе.
Ты одержим гордыней и она во вне
Тобой руководит,
Утратил ты контроль.
Как будто справедливо все, он враг, а ты герой,
Но одержимы вы энергией одной
В себе. Вот так вот, Мал,
Твой враг в тебе.
Ты можешь не поверить мне,
Но то, что ты взрастил сегодня здесь во зле
Погубит весь твой род, как, впрочем, и народ.
Ты не один такой, ведь плод гниет
Давно уже в душе у многих, внешнее обманчиво всегда.
Беда приходит не одна,
Она приходит не тогда,
Когда летают стрелы, режут, жгут.
Гораздо раньше.
Люди к ней идут,
Когда годами, а когда века.
И возникающая нынче пропасть будет всем настолько глубока,
Что только Русь, наверное, одна и сможет уцелеть.
Ах, если бы я мог… Какой же страшный меч
Давно уж занесен над Родиной моей.
Отдал бы все, и думать не посмел,
Чтоб на себя принять убийственный удар.
На правду, Мал, ты не серчай,
А дальше, если можешь, сам додумай до конца,
Решение прими. Мне в путь пора,
Поклон вам до земли.
И пусть Создатель вас хранит всегда и в горе, и в любви».

Вслед за волхвом и люди разошлись.
А Мал всю ночь провел один без сна,
В раздумьях обо всём.
Когда с рассветом солнце заглянуло в его дом,
Он вышел к людям, молвил :
«Есть вина на мне.
Прав волхв, и дело далеко не в том,
Что жизнь у князя Игоря вчера я отобрал.
Другой бы кто-нибудь, когда не Мал,
Его убил, просился тот давно.
От этого убийства укрепилось зло
В другой личине, затаилось, думает оно.
Где нанести ответный сокрушительный удар.
Откуда ждать его, что правильнее будет предпринять?»

Ответов не было, а время шло.
Принять решенье нужно, ждут ведь от него.
Он старший рода, род стоит за ним.
И он решил. Вдова и сын
Без Игоря оставшись, будут жить у них.
Послать за ними нужно в Киев тех мужей, каких
Люд посчитает лучшими, прошение вести.
Решил, что так он сможет отвести
Гнев, месть одних,
Непонимание других от зла.
И здесь, среди древлян сын Игоря, вдова
Приют найдут себе, достаток и покой.
Коль Игорь был такой изгой,
Семья-то здесь при чём, зачем страдать должна?
Таким поступком вся древлянская земля
Себе снискает славу добрую и мудрость в деле том.
Послов собрали быстро. Двадцать молодцов
В ладье к Боричеву по речке вниз дошли.
К вдове, княгине Ольге, поклонившись, в дом они вошли
И рассказали все, что было, с чем пришли.
Всё выслушав, сказала Ольга: «Русские мужи,
Я знала Игоря. За все его грехи
Ему когда-нибудь пришлось бы верно заплатить сполна.
Я мужа не верну, а вас винить
Не смею я.
Древлянская земля
Мне оказала приглашеньем честь,
Князь кровь пролил, не может месть
От тех грехов его родиться у меня
Коль с честью вы ко мне
Я честью отплатить должна.
Перед людьми мне стыдно будет, если я
Не окажу вам честь достойную всех вас.
Не только вы ко мне пришли, сюда не каждый раз
Случается древлянским молодцам к нам в гости заходить.
Вас захотят увидеть все, о многом расспросить.
Земля ведь только слухами и полнится о вас.
Вы выполнили то, зачем пришли, а остальную часть
Здесь пребыванья вашего, вы гости для полян.
Сейчас уж вечер, ну а завтра киевлян
Я попрошу весть разнести о вас и праздник учинить.
А после буду и ответ держать, как дальше собираюсь жить,
Подумать я должна, решение принять.
Ведь вы не просто люд простой, древлянская вы знать,
Вы лучшие, а посему понять
Должны поляне это всё без долгих лишних слов.
Прошу же вас мне в этом подыграть.
Пусть лучшие сыны лесов
Позволят на руках полянам их в ладье своей на праздник принести.
Зовущим отвечайте так:
«Не гоже, мол, идти ни пеши, ни на конях к вам,
В ладье чтоб нас несли.»
Вас понесут, вы будете видны ,
Тогда, ногой коснувшись киевской земли,
Все будут знать без слов, кто вы. И честь вам воздадут.
Теперь ступайте отдыхать в ладью, поутру к вам придут».

Они отвесили поклон, ушли, и только тут
Смогла дать волю чувствам Ольга, плача, говорила вслед:
«Древлянский сброд! За Игоря ответ
Держать придется вам, сполна я отомщу.
Я вам за эту смерть такую тризну закачу,
Что содрогнется вся Святая Русь от выдумки моей.
Кто я сейчас? Княгиня без князей.
Пройдет совсем чуть-чуть, совсем немного дней
И обо мне забудут все, как не было меня.
А я красиво жить хочу, я молода.
И кто сказал, что князева вдова
Не может всей варяжскою дружиной управлять?
К тому же дани собирать кому-то всё таки придется. Почему не я?
Я обустрою так, что Русь сама
Подмогой станет мне в деяниях моих.
Хоть Игорь и мужчина был, но среди нас двоих
Я все-таки умнее оказалась в слабости своей.
Он, что не так, за меч, но меч не приближает цель.
Но выдержка важней для пользы дела может оказаться
Умение над чувствами контроль держать, а не бодаться
Хотя быстрее хочется всего всегда достичь.
Она дает успех и силу побеждать.
Мне выдержка поможет наказать
Древлян строптивых, заодно подмять
Раздробленную родовую Русь от слабостей людских.
Я их использую, направив против них самих
Энергию страстей, гордыней зараженных чувств.
Они промеж собою драться станут, ну и пусть,
Им главное одуматься покоя не давать.
Чем меньше будут думать, за чубы себя таскать,
Стремится правоту свою друг другу доказать,
Тем лучше для меня.
Я буду в стороне.
От этой драки остаётся мне
Богатство получать и ими управлять».

Людей своих позвав, сказала: «Заплачу вдвойне,
Коль за ночь, к утренней заре
Готова будет яма, чтобы в ней
Ладье большой с избытком было места.
Созвали чтоб народ, сказать, что будет интересно,
И посоветоваться ей с народом нужно, помощи просить.
Поутру вышла Ольга к людям, стала говорить
Что «муж её древлянами убит
И что коль мы народ один, то каждый должен уважать и чтить
Законы общие, обычаи племён.
И в них нигде не сказано о том,
Что можно, собирающего дани, князя русского безвинно убивать.
Приехали ко мне древлянские послы и говорят,
Что учинил насилье князь. Кто это подтвердит?
И почему убиты все, не для того ль, чтоб скрыть
Содеянное ими зло от нас, ведь мёртвые молчат.
И почему прислали тех мужей за мной, которые в ладье сейчас сидят,
Чтоб отвезти меня и сына моего к себе.
Вину чтоб искупить?
Позвала вас защиты попросить.
Древляне загордились, не хотят вносить
Отмеренную всем по силам дань для общего добра.
С кочевниками надо мир делить,
Дружине киевской провизия нужна,
Чтоб та решения племён Руси могла осуществлять
Быть может князь немного больше взять хотел, зачем же убивать?
Не для себя старался ведь, и многое решать
Ему случалось вне Руси на благо общих дел порой.
Когда и меч, когда подарки, пир горой
Подмогой станут для решения проблем.
Вы сами знаете сегодня как и с кем
Приходится дела иметь Руси. То нужно понимать.
Нужны здесь средства. Где ж их брать?
Когда нужны они, для дела и сейчас
Заранее всё это невозможно знать и предсказать,
Тем более понятным языком всё это рассказать
Для всех. Как это объяснить?
И можно ли вообще?
Легко вот так в своем селенье жить,
Крамол, интриг царей в миру не видеть, урожай растить.
И только говорить о благе для Руси.
Свободно место… Может кто-то хочет изъявить
Желанье князем стать, и груз сей понести?..
Кто будет собирать всю дань, и те упреки выносить,
Что раздаваться будут ото всюду вслед. Не хочется платить.
Вслух говорить легко, что нужно Родину любить.
А как делить свое для Родины, предпочитают слезы лить
И говорить, что не хватает им самим, для рода, для детей.
А я смогу, мне Русь теперь важней.
Нет больше мужа у меня.
Вся Русь моей семьей отныне станет. Жизнь я положу,
Древлян и остальных, зарвавшихся к ответу приведу
И наведу порядок я для блага всех людей.
Довольно говорить, нет проку от речей.
Приехавших древлян я позову сейчас и вы решите чьей
Поверите вы правде, их или моей»

Двух отроков послала, те вернулись с вестью от мужей.
Те пеши не хотят идти и не хотят коней.
Они желают, чтобы их с ладьей к ней принесли,
Таков их уговор.
«Ну, киевляне, до каких же пор
Мне боль и унижение терпеть?
Сейчас вы сами сможете древлянскую гордыню лицезреть,
А я же преуспеть смогу в ответе им как русская вдова.
Мне хватит силы, остроты ума.
За беспредел кровавый крепко наказать
Мне лишь поддержка ваша в понимании нужна,
Чтоб заплатить сполна могла за зло ко мне, зарвавшаяся, знать.
Народ здесь не при чём древлянский, он не виноват.
Охотников рассорить нас сегодня много,
Это нужно понимать
И отсекать мечом порой приходится
Во имя жизни собственной и собственную плоть.
Вы знаете, как остальной весь мир сейчас живёт сегодня, Видели людей.
И нет здесь никакого ущемления идей
Первоистоков в том, чтоб быть богаче, предков наших,
Род сим укрепить.
Не может Русь одна от мира взаперти прожить,
И всем заложниками быть от выбора старшин.
Мы в Киеве живем вот так,
Наш образ жизни может быть не применим
Древлянам, кривичам, кому-нибудь ещё...
Но русский ведь народ один.
Законом старым он отягощён
Но нужно, в уваженьи мудрости седин старейшин,
Нам думать всем о выгоде Руси.
Что выгодно сегодня ей, хочу я вас спросить?
Изгоями нам всем для мира быть?
Или умело лучшее из вне и нужное вплести?
От всех творений мысли человеческой себя отгородить
Или впитать её в культуру, обиход, защиту наконец?
Сегодня мудрость каждого нужна и единение сердец.
А не премудрость одного в законности родства
Коль ошибается один старейший рода и отец,
То пострадают все в итоге, Русская земля.
А нынче власть народная нужна
Которая превыше будет воли каждого старейшин из родов
Ведь все мы на одной земле великою семьей живём.
И вместе сообща нам нужно главные решенья принимать.
И коль во имя всех кого-то надо наказать,
Пусть даже свой он, нужно наказать.
Для всех хорошим не удастся быть и это надо понимать,
И отрезвлять зарвавшихся, придется и мечом.
Вот так, как этих двадцать, к нам пришедших, наглецов
Я накажу за все их зло, то вызов для меня.
Я дам урок для рода их, очистится земля
Древлянская от власти гордецов.
Прошу я несколько могучих молодцов
Ладью с послами пришлыми сюда к нам принести.
А вы смотрите все, как может изменить
Гордыня облик человека каждого и разум их затмить».

Когда несли древлян, самодовольный вид
Был виден всем.
В глазах, телах, словах.
Им непонятны были неподвижность и молчанье киевлян,
В чём те увидели изъян от их игры
И отчего сей холод на устах и странные слова от Ольги:
«Всех живьем зарыть.
И пусть земля поглотит зло, что удалось взрастить
В земле древлянской русскими людьми.
Умрите с миром, в том виновны вы,
Что воспитали вас в гордыне русские умы,
Имеющие власть в роду древлянском.
Мной вы прощены.
Я доберусь до тех, кто подрывает мощь страны
 своим тщеславием.
Волею судьбы
Достался мне сей тяжкий груз, и мне его нести».

Когда древлян зарыли, весточку вести
Гонца послала новое посольство призывать.
Она, мол, здесь нужна, мол, киевляне отпускать ее с ребенком не хотят
И что, мол, нужно присылать
Мужей нарочитых всё верно объяснить.
А заодно готовятся пусть праздник учинить
Её с ребёнком и посольством принимать
Все будет хорошо.
Ну а когда мужей нарочитых отряд пришёл,
Сожгла живьём их в бане всех, омыться пригласив.
И после на земле древлянской ,
Утопив в крови во время тризны лучших, был повержен род.
Сегодня вряд ли кто и до конца поймёт
Как это удалось.
Но главное не в том.
Как остальные русские на это все смотрели?
Как, в бреду каком они смогли всё это молча и спокойно наблюдать?
Что стало выше жизни человеческой, коль стали убивать
Свои своих в войне сией с жестокостью такой?
И дело далеко не в Ольге.
Не она, так кто-нибудь другой
Героем этой драмы стал.
Из трещины в духовности образовался тот провал,
Что превратил народ Руси из всех на никого.
И это все возникло раньше, может, за столетья до того.
Но миг тот был и был тот сделан шаг.
Не помнить можно исторических событий
И запутаться в речах вождей, зовущих образом людей.
 Но истина видна.
Тем первым шагом мысль была, которая смогла
Изъян гордыни породить в духовности людской.
Что есть сей мир, и кто в нем человек такой?
Куда уходят предки, что за той чертой,
Что смертью называется? Какой тот мир иной?
Какой мир лучше, этот иль другой?
Как мыслью охватить и быть одной ногой
В миру земном, другой же – вне его?
Как это воедино увязать и смысл постичь всего?
Предназначенье в чем своё, где вечность отыскать?
Ответа нет. Но как его узнать?
Беда есть в том, что человеку не познать
Таким путем ответа никогда…
То тупиковый путь. Задумывалась, Эрна, ты когда-нибудь,
Откуда происходит суть, рождающая в голове вопрос любой?
Кто общая их мать? Ведь возникает он тогда,
Когда сомненья есть, и можно выбирать
Из вариантов нескольких. Но истинность в нем где?
Да, выбор есть, но он рожден не «вне»,
А лишь «внутри» сомнений. Истина ж одна.
Она живет вне всех сомнений, с выбором тогда,
В седле по жизни будет ехать всадник, но не под седлом.
Божественная Вера есть, и с нею человек знаком.
Творец не усомнится никогда вовек ни в чём в своей мечте.
Он выбор сделал свой.
И качествами личными Он наделил не только нас с тобой,
Но всех людей. Мы боги на Земле.
Божественная вера защищает то, что выше по цене всего. Его Мечта.
Она во имя всех, она одна.
Она дает тот смысл и свет, который никогда
Не завершит для мысли путь конечностью своей.
«Во имя жизни всех» есть вечность,
Жизнью растворяясь в ней, своей,
Из благодарных чувств живущего и мыслей у людей,
Её приобретаешь в дар себе.
Всё честно, по делам.
Творец свой выбор сделал, ты же выбираешь сам,
Пойти ли по Его стопам
Иль на себе замкнуть творящую мечту.
Творя в себе, рождаешь что-то, но и пустоту.
Но для чего всё это, если за черту,
Что смертью называется, с собою не возьмёшь.
Коль нету благодарной мысли вне, то с тем же и умрёшь,
Что породил в самом себе, собою, для себя.
Но и наоборот. Способна даже собственная мысль твоя
Собой себя в грядущем к жизни воплощенной в мир сей возродить.
Для мысли цель должна по боле жизни личной быть,
Жизнь нужно уважать вокруг, в согласьи с нею выбор свой творить
И находить бессмертие в деяниях своих.
По-русски эту всю мудренность можно упростить,
Сказав простых всего два слова, совесть, честь.
И это, можно так сказать, и есть благая весть,
Что донести пытались мудрецы из прошлого всегда.
По совести и чести трудно жить, особенно когда
Все больше обращает взор людей от «вечного» к «сейчас».
Стояла Русь, пока тех было большинство из нас,
Кто жизнь свою определял по совести в чести.
Не на словах, а, так сказать, до мозга из кости
Он чувством измерял понятия сии.
Он верил в них, в непревзойденность чистоты.
Что их нельзя марать, коль хочешь, чтобы человеком ты
Остаться мог в сознании людей.
Какая сила в них? В чём смысл идей,
Что в них заложены?
 Понятия сии,
Отображают отношение, где я, где мир вокруг, где мы.
Честь – это ты. Кто ты такой, твои черты.
Чему позволишь ты войти в себя из вне,
А что ты не приемлешь никогда.
То есть твое лицо и жизнь твоя.
А совесть – это жизнь вокруг. По совести собой творя,
Ты есть и в то же время больше самого себя.
«Ты» – «мы», и в то же время сохраняешь «я».
Но что такое совесть у тебя?
Как существует «мы» и не мешает «я»,
А помогает жить ему в сознании людском.
Но где же это место, в чём,
Ты чувствами ищи.
То место есть тайник, ядро твоей души,
К нему ведут лишь те пути, что в чувствах.
Разум здесь не в счёт.
Он может только сравнивать, он не поймёт,
Как можно знать без знания вообще.
Ты чувствуешь, что это так, и никакие убеждения из вне
Не смогут изменить в тебе ту истинность ничем.
Ты веришь ей,
И вера та в мгле сомнений, домыслов, речей людей различных искоркой ведёт.
В чем сила совести? Она не врёт.
С ней человек рожден и с ней в миру живёт,
Она же до могилы доведёт коль сподличал.
Ведь совесть – это «ты» во вне.
Тот настоящий, чистый, святость в естестве.
Да, заблудился русский человек, уснул, но в этом сне
Он сохранил то главное в себе, он совесть сохранил.
А чести он себя лишил,
Когда на деньги род менял, когда грешил,
Соблазнам предаваясь образа растленья.
У старших рода не хватало разуменья,
Что уж говорить тогда об остальных в роду.
Традиции ослабли в чём-то,
К своему чутью
Стал глух и слеп в общеньи с Богом русский человек и всё.
Куда идти, где отыскать примет.
Вождей убили прежних, новых и достойных нет

Но главное в народе нет – чувств, мыслей, слова чистоты.
Со злом бороться невозможно вне, имея зло внутри.
От этого восстания в народе все обречены
На пораженье вскорости. Их временен успех.
Успех всегда был, будет против тех,
Кто во плоти на службе зла, и дальше не пройдёт.
И каждый из руководителей борьбы не разберёт,
Коль плоть врага убил, как дальше с этим быть.
Когда понятна цель была, что делать, мог решить.
Её достигнув, понял, что не смог
Схватить тот корень зла, несчастий, нищеты.
А он прошел сквозь пальцы и его мечты,
Что увлекали в бой людей,
Рассыпались, как прах.
Внутри у каждого сидит тот раб и враг,
И держит человек себя за горло собственной рукой.
Он сам его взрастил в себе, и он же, и ни кто-нибудь другой,
Найти в себе обязан силы, чтобы победить.
Коль каждый сможет ложью сам с собою не грешить,
Увидит ту черту своей души, что трещину дала.
Через нее, как говорят христиане, и залезла мысль-змея,
Что яблоко дала такому же, как ты тогда, а может быть тебе.
А после сам реши, иль будешь на себе её возить в своей душе.
Иль вспомнишь, кто ты был и есть всегда по замыслу Творца.
Да, командир способен вдохновить
На подвиг или смерть бойца,
Но вдохновить на бой с змеей в душе любой не может командир.
Не потому что слаб он, или слишком много дыр,
Щелей, где прячется она, а потому, что это личная война.
Необходимо изучить змею и сделать так,
Чтоб закусить смогла она свой хвост сама
В неистовстве своем.
Необходимо сделать так, чтоб зло вело борьбу со злом.
А заодно и стало тем для отпущения козлом,
Кто будет виноват всегда в деяниях сиих.
Народ пока не осознал все это, потому затих.
Он был готов к войне любой, но только не среди своих
И отступает, засыпая внутрь себя, коль некуда вовне.
Коль видишь то, что происходит нынче, то не в сне
Ту боль от безысходности не выдержать сейчас.
Мы отдаем на растерзанье плоть свою и жизнь, которая для глаз.
А к святости, что есть внутри у каждого из нас,
Мы не допустим никого и даже в этом необычном сне.
В «углах медвежьих» дома своего мы не допустим грязь, идущую извне
И сохраним в своей семье первоистоков чувств, любви божественный родник.
Мы в нем живем своей другою жизнью, вечной,
И рожденья крик,
Злу мира возвестит всему
О том, что русский снова в строй пришел.
Он занял место павшего в бою, прикрывшего собой
Не только Русь родную, жизнь на матери-земле.
Ее христиане называют грешной.
Мать. Во истину по мне больными сумасшествием их можно всех называть.
Мы чувствуем её душою, говорим с поклоном – мать,
И не погибнем никогда, хоть будем свои жизни отдавать
В такой войне неведомо уж сколь раз.
Она нас будет возрождать, и с мыслью в смертный час
Мы снова будем в бой срываться веря и любя.
Сказал тебе я слово третье – мать-земля.
С неё начнется пробужденье ото сна,
Когда произнесёт душою русский главные слова
 
«Родная, мама, счастье ты моё.
Как долго был в бреду я и не помню ничего.
Кто истерзал тебя, за что, из-за чего,
И где наш сад, заложенный отцом?»
Она ответит тихо и устало: «Это было зло.
Ты заразился и болел так долго, но был молодцом.
Теперь очнулся ты, а значит бой со злом
Ты выиграл сам. Ты, сын мой, повзрослел.
Болезнь закончилась, и очень много дел
С Отцом твоим по жизни предстоит тебе.
А я восстановлюсь, не беспокойся обо мне.
Я отдохну, ведь в этом долгом сне,
Что был с тобою, я не отдыхала.
Кормила, согревала, силы придавала,
Молилась все века и верила в тебя».
 Так будет, дочь, а нам с тобой пока
Сей светлый миг придется делом приближать.
Почётно это, нечего сказать,
И ничего, что наши имена узнать
Среди имен других потомки не сумеют памятью своей.
Но чувствами найдут. А унывать не смей.
Ну а теперь пошли, нас дети ждут.

Пройдет каких-то несколько десятков лет,
И четверых волхвов сожгут в местах описанных, где умер Богумил.
Двенадцать женщин вещих в Пскове суд приговорил
К такой же страшной казни на костре.
И это был
Христианский суд.
Одних сжигают, следом вновь идут
Другие русские. Идут, идут.
Их режут сотни лет, сажают на кол, четвертуют, ждут
Пощады слов, покорности в глазах.
И бесится в непониманьи, в исступленьи зло.
Поклон вам до земли. Вам, русские мужи и женщины Руси,
Ведь время перемен воистину пришло.
И если из Сибири солнце над Россиею взошло,
То значит вы смогли, сумели устоять.
Нам всем пора о главном нынче вспоминать:
О чести, совести, о Родине своей.
Пора порядок наводить на ней
И направлять во власть лишь лучших сыновей.
А не, как прежде, только лишь иуд, калек.
 Я долго сам не понимал,
Ну почему таких и столько лет,
Таких мы выбирали
А после понял – мертвые они.
Не может русский человек без жизни, без земли,
Зачахнет без любви.
Нет чувств у власти, будущего нет.
Таких сегодня много в обществе примет,
Богатства есть, а жизни-то и счастья нет.
Здесь кто-то скажет: «Что за бред?»
Ведь деньги, власть уж столько лет
Имевших их лишали бед,
Всегда считались в мыслях лакомым куском.
И надо быть иль сумасшедшим, или полным дураком,
Что в принципе одно, коль выбор есть, того не захотеть.
Выходит, что не всё так просто, коль предпочитал сидеть
Не во дворцах тот настоящий русский, а в своей избе.
Он выбирал на трон своих никчемных иль кого-нибудь извне.,
Чужого, немца, например, чтоб Русью управлять.
Словами он не объяснит, умом он может даже этого не знать,
Но чувствами способна размышлять, по-видимому, русская душа.
Что говорит она уму? Что власть нехороша.
Не сможет сохраниться чистою душа,
Коль не сильна она в себе от мудрости своей.
Власть – это путь по лезвию ножа,
И пропасти бездонны в ней.
Не хватит боле до скончанья дней
Тебе, чтоб выбраться из них.
Что есть они? Чего бояться их
И чем страшны сии две пропасти душе?
Любая власть находится не в жизни, это что-то вне.
Как мыслит русский, жить она должна на стороне
От общества людей, чтоб жизни не мешать.
Среди родных ты кто? Ты зять, ты сват, ты брат,
И чувства родственные станут вдруг мешать
Проблемы разрешать людей, суд праведный вершить.
У власти родственников нет, ее не будут никогда любить,
А без любви изгоем средь людей прожить не каждому дано.
Поэтому и выбирали нищих духом, им уж все равно;
А, может быть, хотели, чтобы бремя власти, зло
Смогло очистить души их, страданьем исцелить.
На русских это так похоже,
Что пожалуй быть
В основе выбора у них другого просто не могло.
Как нужно верить в человека русским
Чтобы, перемалывая зло, своей любовью, ждать, Тысячелетия терпеть.
Божественная вера в них, и это не стереть.
Она, наверное, и есть ответ
На вечную загадку необычности Руси.
Да, не понять ее умом, но мудростью души
Понять возможно всё, коль чувством размышлять.
Мы защищались много, но умели побеждать.
Давно не ели сами вдосталь, но могли последнее отдать,
Чтоб поддержать других в нужде, их чувства пробудить.
И чувства возникали в них,
Их не могло не быть
Немножко с удивленьем, благодарных чувств.
На лицах их вдруг проявлялся лик,
Который даже мощью, глубиной искусств
Тот миг не передать, то надобно прожить.
Такого отношения, по мненью их, и быть то не должно
В общеньи меж людьми.
Любовь для иностранцев измеряется деньгами,
Счастье – изворотливостью лжи,
Которую стремится нужно применить, чтоб что-нибудь достичь.
 А эти русские… Как можно их постичь.
Им наплевать на демократию, где сильный человек –
Охотник, слабый – дичь,
Для них всегда важнее было, кто ты, человек?

Мы, русские, всегда считали, что страшнейшею из бед
Была убогость чувств к живому, духа нищета.
А остальное можно пережить.
Для нас все это суета.
И это всё настолько сложно для ума
Понять другим, коль ищут сколько лет.
Мы греем души, приходящих к нам, растапливаем лёд.
От нашего тепла растет живой любви росток внутри у них
И тянется к добру.
Идет последний штурм Руси, резервов, силы злу,
Изобретательности в методах все больше не хватает.
Но вместе с тем сегодня русский человек приобретает
Иммунитет на ложь изысканную. Это навсегда.
Под чем ломались страны, вместе взятые
И многие века
Мы пережили в лихорадке страшной несколько десятков лет.
Мы говорили здесь о власти. В обществах безвластья нет.
Но чтобы вновь она не натворила столько бед,
Понятна чувствам быть должна она, вибрациям сердец.
Авторитет всегда один был на Руси главнейший
Это был отец
Он был терпенью, силе, мудрости венец
И чувствовал любой его любовь всегда и искренность речей.
Он был тем здравым смыслом, пищею для веры всей,
Коль знаний не хватало у кого-то истинность постичь.
Власть – тяжкий крест, а не тупоголовый кичь.
Любовью к людям, мудростью возможно не скатиться вниз,
Душою устоять на лезвии ножа.
Коль будет лучших выбирать, власть будет хороша.
Коль осознаем чувством, мозгом всё, спокойно, не спеша.
Изменится и жизнь тогда, прозрение придет.
А тот, прозревший русский, он тех проклянёт,
Кто души разделил родные с матерью-землей.
Система не достанет вас, коль каждый, сам самим собой
Понять стараться будет всё, и по плодам судить.
Коль чувствами стремится будет охватить,
Что не понятно для ума, и сердцем проверять.
А это контролировать нельзя, система будет вся по швам трещать,
И потеряет власть тогда над разумом людей.
Коль это сделают сейчас отцы, тогда шанс будет у детей
Пожить в достатке на своей земле, и счастье обрести.
И кто тогда другой, скажи, если не ты,
Всё это сделать должен?
Кто, если не ты?