Из цикла Город N

5.
Юный всадник промчал среди скал,
С ежевики сбивая росу;
Скалы, эхо держа на весу,
Утаили, чтo конный искал.

Было конному столько-то лет,
Были миги его сочтены,
И, склубясь на краю крутизны,
Юный демон глядел ему вслед.

Перевозчик, не взяв ни гроша,
В небо певчую душу впустил,
Чтоб, тревожа беседу светил,
Бесприютной бродила душа…

Ибо город ещё не сложён,
Ибо сад коченеет во сне,
Ибо кроток баран под ножом,
Ибо кратко письмо на войне;

Ибо певческий гений лукав;
Только неба сияющий плёс
В мутной речке поэтовых слёз
Моет ангела млечный рукав.


9.
Добро же быть невеждою, когда
Полны трамваи запахом тархуна,
В скорлупку неба клювиком звезда
Стучит, и навострила мачты шхуна
В бега, и хлещет вымпел гладь небес,
И пишет биографии Вазари,
А чайки превратили волнорез
В базар – и в грош те слава на базаре!

Вольно воздать, родившись бедняком,
Благодаренье, ибо жизнь – щедрота.
И, все холмы обегав босиком,
Глядеть, как, топоча, шагает рота,
И знать, что степь смирна, душа тверда,
Как лодочка в прибрежном тростнике,
И там, за степью, чьи-то города
Сияют, словно капля в слезнике.

Грешно пенять, когда уразумел,
Как твой заветный град недосягаем
И сколько городов слежалось в мел,
Которым дети пишут, что слагаем;
Но, как школяр стирает мел с доски,
Так взрослый расправляется с печалью;
Лишь вопли чайки на ветру горьки
Да грезит шхуна о чужом причале.

       2001г.


10.
Едет трамвай, что ни вечер, мимо
Чёрной дыры, вдоль каменной кладки,
В щедрое лето, в скудную зиму –
Вдоль пограничья, где взятки гладки.

И в освещённом трамвае дневи
Тошно довлеет его морока,
А за стеной, в необъятном зеве –
Ни огонька, ни словца, ни срока.

Едет трамвай, – аромат укропа
В Троицу, бархатцы – в день Успенья;
В город живых, миновав некрополь,
Вздохи везёт, перебранку, пенье.

Не обессудь. Всяк идёт, кусая
Чёрствую корку, стернёю колкой…
Едем, – огней череда косая
Тьму раскрывает звенящей щёлкой.

Молча глядит – невозможно строже
Глянуть, быстрей позабыться, – встречный...
– Вечный покой дай им, Боже,
И пусть сияет им свет вечный.


11.
Я города любила, опростав
От населения, –
Раскинув от детинцев до застав
Благоволение;

Для поднебесья рыночных рядов
Покинув комнаты,
Бродила герцогиней городов,
Храня инкогнито.

Не поглядев на нравы и права,
Смешки, гримасы ли, –
Гуляла, как босяцкая трава:
Везде сама себе…

Но дивно мне помыслить ввечеру, –
Увы – и горе мне! –
Что стану жить и даже – что умру
В таком-то городе;

Что не избавит перемена мест
От несовместности;
Что сообразно мне взрастает крест
Моей окрестности.
 

12.
В постель! Горячего вина
И мёду!.. Вот оно, смиренье.
Вот искра Божья: озаренье
В тягучем золоте, скрасна.
Ведь я не то чтобы больна,
Но на дворе плевки и бренье
Не лечат жизни – повторенья
Больного сна…

Я падаю, я сплю. Не снись
Мне, журавлиный клин в отлёте.
Кому-то мысли спутал бриз,
Но я – пуды и фунты плоти,
Которой плеть велела: вниз!..
Скользящей на автопилоте,
Мне, как гнилушке на болоте,
Наитье: Тартар скис.

Сие роскошество: болезнь, –
Хмельней нескошенного луга.
Недугу верная прислуга,
Воркует оттепель, как лесть;
Лежу пластом, отринув честь
И рукоять меча и плуга…
Мой вынужденный миг досуга –
Как: «Дай нам днесь».

И вот познания предел:
Что счастье – мимолётность хвори,
А рай – в квартире на запоре;
А там, где рой людской гудел,
Как растревоженное море,
Вакантно место среди тел;
И что в согласьи, а не в споре
Снежок зимы и смерти мел.


14.
И, не вняв провиденью худому,
Люди очищают место дому,
Обживают город и страну,
Затевают первую войну
И затем убийце молодому
Песнь слагают, славя старину.

Дабы выпечь на подземной лаве
Куличи, к Господней вящей славе,
Человек вращает жернова:
Всё-то перемелется – слова,
И зерно, и кости, – чтоб трава
Нашептала повесть о державе…

Нынче мировое уложенье –
На державы спрос и предложенье,
Ибо недруг дому человек;
Ибо величайшая из рек,
Домы разломав, подмыла брег,
И бесстыдно кладбищ обнаженье.

Лодочка, стремниною влекома,
Ладно мчит, река же незнакома,
И не видно встречных на реке.
Лишь весло натруженной руке
Было бы послушно, чтоб искомый
Город замаячил вдалеке!..

Так, в ладу с потоком или в ссоре,
В небо или в огненное море, –
Сквозь эпохи, через города;
Омывает чистая вода
Острова блаженных, только – sorry!.. –
Их никто не видел никогда.

Но блажен поэт, кого без цели
И без воздаяний, через мели
И сквозь грозы пронесла река:
Словно блик на острие клинка,
Непорочна песнь его, пока
Не увяз клинок в горячем теле…
 

16.
Головокружительная тропка
Приводила к галечному пляжу,
Сердце обмирало, очи робко
Вскидывались к сланцевому кряжу;

Складчатый отвес грозил обвалом,
Валуны волна молола в крошку,
И занятно было детям малым
Смыливать щебёнку о ладошку

И, черным-черно обмазав тело,
Превращаться в голопузых фавнов…
Ждали девушки, чтоб солнце село,
Оттянув бретельки сарафанов;

На обрыве музыка играла,
Пролегала по морю дорога,
И девчонка с кожей в цвет коралла
Мигом становилась – недотрога.

…Головокружительно блистая,
Море замыкало окоёмы.
Жизнь была неспешная, простая,
Во садах приземисты хоромы;

Пыльный виноградник у калиток,
По обеде сон и в сумрак салки,
В полдень – благоденствие улиток,
А в ночи – тягучий дух фиалки;

Нестерпимый жар песчаных сопок
Вдоль волны, и в холодке витринном
Досточтимый черепок раскопок,
Да маяк на кладбище старинном;

Сизой чайки с белой головою
Низкий лёт, где в глубине провала
Синева, объята синевою,
Синеве немолчно напевала…

Вот и всё, что вкупе было – детство
И давненько предано покою;
Лишь, быть может, странно тут соседство
Кладбища, где – каменной строкою –

Отгул, – от зенита до надира
Мир пронзая, – порванной струны
Вздох: «Они не созданы для мира…» –
Зов, – премирный стон, – накат волны


17.
Город над морем – вечно очерчен;
А над рекою – вечно открыт…
Лёгкой тоскою дождик наперчен,
На мостовой дробный цокот копыт.

Реку разнежили зори;
Реки влюбляются в море;
Вздохом колеблет вселенскую ширь
Море – изменчивоглазый упырь.

Так растворяться – жестоко;
Слушай, пройдём до истока,
Туда, где сквозь землю русалочья боль
Пробилась, течёт, претворяется в соль:

Сбирая сестринские пресные слёзы,
Терпя всю обузу – людские обозы, –
На лоно морское приходит река,
Но внутренность моря горька и горька…

Скорлупу меча корабельную,
Маяки вперяя во тьму,
Без конца поёт колыбельную
Море городу своему;
Лишь град над рекою
Не знает покоя:

Град у реки – вечное: «мимо»;
Город у моря – от века: «сюда!».
Тянется струйка сигнального дыма –
Так проходили твои города.

Лучше в музейную сядем пролётку,
По мостовой вдоль щелястых домов
Лихо прокатимся, купим селёдку,
Дома пошарим в углах закромов;

Чу, – тополиная дрожь…
Вот тебе город, – хорош?..
 
       2002г.