Дорогу осилит идущий

Толи быль, толь небыль, кто скажет сейчас,
Прочитав необычный этот рассказ.
Байку подслушал в день Победы в Москве.
Толкаясь в шумной, ветеранской среде.

В войну мальчишки, нынче дяди в летах.
Гимнастерки, пилотки, грудь в орденах.
И вот пожелтевший исписанный лист.
И я, желторотый тогда журналист.

_______


“Захлопнули душу”, - сказал старшина,
“Теперь не поможет и сам сатана!
Уперлись в болото, назад нет пути,
Черту б продался, чтоб отсюда уйти.

До ночи осталось четыре часа,
Потише, я слышу вдали голоса!
Да нет, показалось, вокруг тишина.
Лишь топь выдыхает гнилье из нутра.

Иванов, все фляги наполнить водой!
Курц, ставь посты, не обманись тишиной.
Петр, раненым веток и травки чуть-чуть,
Устрой их, где суше, а мы как-нибудь.

До утра фриц носа не сунет сюда,
А если заметит, раздолбает дотла.
Ни спичек, ни цигарок и ни костра,
Нас просто нет, и не курить в рукава”.

“Старшой, где там кухня и ужин наш где?”
“Жди, порося с хреном и торт “крем-брюле”.
«Окружение не тетка, меду не даст,
Калачом не поманит, а просто предаст».

Близится полночь, хорошо нет луны,
Вот крякнула утка, да жрут комары.
У кого бы спросить, как отсюда уйти,
То ль орлом улететь, то ль ужом уползти.

Всплеск, комья упали, а может камыш,
Сыч разлетался, тронув водную тишь,
Зачехлились зенитки, небо молчит,
Мы точно в могиле, лишь время летит.

Сыростью тянет, пал туман в два крыла.
Что ж будет с нами? Эх, была, не была.
Чаю бы кружку, чтоб зубам горячо…
Вдруг, легкие руки легли на плечо.

Вскочил старшина, глядь, фигура стоит,
Сухая как палка, но живой взгляд горит.
Лапти, армяк, подвязанный веревкой,
Козья шапка на маленькой головке.

“Ты здесь зачем, а может ты сатана?”
“Бог с тобой, я из соседнего села.
Солдат разбуди, им давно встать пора,
Помедлишь с подъемом, и будет беда.

Вон колья лежат, пригодятся в пути,
Болотной тропой вас хочу провести,
За болотом лес, в нем березовый сок,
Душу согреет и силу вольет.

За лесом церковь, монастырь и село.
Люди здесь хорошие, вам повезло.
Лагерь быстро свернули - нельзя время терять.
У фрицев танки, могут враз расстрелять!".

“Автомат брошу, он утопит меня!”
«Солдат без ружья, как очаг без огня.
Что сказал наш Суворов, военный кумир?.
Погон нет, ружья нет. Ты кто? Дезертир!

Автоматы на шею, колья всем брать.
За все нам ответит фашистская рать»
“Приказ все слыхали?” - спросил проводник.
“Теперь слух сюда, я не зря здесь возник.

Крест кладем трижды, бог освятит наш путь,
С богом сподручней, перейдем как-нибудь.
Сильные все за слабых держат ответ.
Ну, колья в руки, за мной гуськом, след в след».

Окунулись в туман, не видно ни зги,
“Ой, люди, топь тащит с меня сапоги!”
Громыхнул фугас, всколыхнулась земля,
Забили пушки, артобстрел начался.

Идет цепочка, цепляясь за кочки,
Падая, вставая и снова вперед.
Голод усталость и злость бьет им в спину.
Рядом неслышно и время идет.

Туман плотный, белесый, как молоко,
Идет цепочка, а до земли далеко.
Рвутся снаряды, недолет-перелет.
Во тьме над ними пролетел самолет.

Затрещали зенитки как трактора,
Лижут лучами небо прожектора.
Идет цепочка, как по тонкому льду,
“Да где ж та земля, я идти не могу”.

Курс изменили круто наискосок.
Проводник упрямо ведет на восток.
Разболталась цепочка туды-сюды,
Проводник идет, не касаясь воды.

Теряют силы и терпенье на миг.
И снова туда, где прошел проводник.
Разорвался снаряд, осколки свистят.
Уставшие ноги идти не хотят

Движется цепочка по скользкому дну.
“Старшой, дай мне руку, я встать не могу.
Болят мои раны, и сам как в бреду.
Я вам лишь обуза, я вряд ли дойду».

Гул канонады откатил далеко,
Болото уж стало не так глубоко.
Темень отступает, зарделся восток,
Уже замаячил желанный лесок.

Ветер туман превратил в паруса.
Надул, разорвал и погнал в небеса.
Идет цепочка, где восток заалел,
Всем стало легче, даже кто-то запел.

Идет цепочка по бревну, по воде,
Вдруг первые крикнули: ”Мы на земле!”.
Все подтянулись, слили жижу с сапог.
“Где ж наш спаситель, что пройти нам помог?”.

“Да, где наш Сусанин, где наш проводник?
Все время был с нами, да вот «худко знык».
«Полундра! Все- все в лес, загудел самолет.
С ним шутки плохи, ну как сдуру пальнет».

Жадно ели малину и пили сок.
Лечились отменно, вообще, кто как мог.
Мылись, сушились, ругались, смеялись,
Фрица надули и живы остались.

“Братцы солнце садится, пора, подъем!
По дороге доспорим и воду допьем.
Петь, спроси у кукушки, мы скоро дойдем?
По болоту прошли, по земле доползем”.

Форма дыбом стоит и вонь от сапог,
Цепочка готова на новый бросок.
Умолкли пушки, прошуршал суховей,
Стало так тихо, вдруг запел соловей.

Спасибо певец, песнь захватим с собой,
А тебе наш приказ, останься живой.

Вышли из леса, вдали церковь стоит,
В последних лучах как игрушка блестит.
Дремлют березы, ивы жмутся к воде,
В такой красоте нет места войне.

По проселку дорога к церкви вела
Закат догорел, опустилася тьма.
Внизу пахнут травы, вверху звездопад.
Шла цепочка вперед, ни шагу назад.

Тяжело поддалась церковная дверь.
Все пошли в церковь, что ждет их теперь?
Радушно, мигая, ждала их свеча.
На старце седом золотилась парча.

Священник сказал: “Я отец Митрофан.
Я много чудес на веку повидал.
А вы трясину и топь сами прошли?
Может проводника, какого нашли?”

“Да, подвязался такой верткий старик.
Это он нам сказал, что он проводник.
Имени, правда, своего не назвал,
Довел нас до леса и куда-то пропал”.

“Ясно - это Евлампий. Это святой.
Он всем помогает уже не впервой.
Он спас нашу церковь, не дал ее сжечь.
Он спас вашу жизнь, надо свечи зажечь.

На этой стене образа всех святых.
Он наш покровитель, он среди них.
Все на колени, помолитесь ему.
Я вам помогу, вслух молитву прочту”.

Старшой все глядел и глядел в образа,
И он отыскал те живые глаза.
Они сияли при свечах в полутьме
Говоря: “Я рад, что пришел ты ко мне”

Вроде два друга обнялись, наконец,
Старшина вслух сказал: “Спасибо отец!”
Священник, сняв рясу, повел на село.
Там бани, еда и людское тепло.

“День-два отдохнете и снова в поход,
Больных не берите с собой в переход.
Оставьте их здесь, не волнуйтесь о них.
А вы…Два дня пути и вы у своих!”