Память - крохотка

За печкой громко вылизывает пойло теленок.
Ужинать еще не садились. В избе тепло, а за стеною стонет ветер.
Над столом горит семилинейная керосиновая лампа,
мать сидит у окна и шьет отцу новые рукавицы,
отец дремлет, сидя на сундуке, привалясь к высокой кровати,
он только что вернулся из лесу, распряг лошадь, сбросил тулуп и,
не снимая телогрейки, присел отдохнуть.
Пока мать выходила дать лошади корм, лазила ухватом в печку
и составляла теленку пойло, отец задремал.
Я сижу за столом под лампой и рассматриваю картинки
в журналах "Всемирный следопыт", пачку которых днем снял с чердака.
Читать я еще не умею, мне только исполнилось пять лет,
но многое я уже понимаю.
Одна картинка приковывает мое внимание больше других.
На ней изображен всадник, скачущий на большеголовой мохнатой лошади.
Бросив поводья, он на полном скаку стреляет из лука.
Картинка мне нравится, но я никак не могу понять: кто он,
этот всадник и в кого стреляет? Если он наш, то где же враг?
Если он сам враг, то где же наши и почему они ему позволяют
так безнаказанно целиться и стрелять?
- Вань, так будет хорошо? - спрашивает мать,
       показывая отцу вывернутую наизнанку рукавицу.
       - Теперь шов давить не будет?
- Хорошо, - бодро, не открывая глаз, отвечает отец.
- Да ты не видишь!
- Вижу.
- Ваня! Ну, посмотри же! Так будет хорошо?
- Хорошо, - уже менее уверенно отвечает отец.
- Ваня! Открой глаза! Ну, посмотри же! Так будет хорошо?
- Хорошо.
- Ну ты же не видишь!
- Вижу.
- Ну и что же ты видишь?
- Сбрую ....
Мама смеется, и мы вместе с ней расталкиваем отца.
Он встряхивается и идет умываться.
Я поливаю ему. Мать открывает заслонку и достает из печи ужин.
За ужином мы с мамой, смеясь, много раз наперебой рассказываем папе,
как он видел вместо рукавицы сбрую.
Вот что может хранить память. И это прекрасно!