Артюр Рембо. Восседающие в креслах

В провалах зелени сидят тупые зенки.
Скукоженная длань пришпилена к бедру.
Проказой-плесенью, как на замшелой стенке,
Испятнана башка – на ней бугор к бугру.

Уродливый костяк изломан, как в падучей.
А кресла – прутяной изогнутый обвод –
С утра до вечера баюкают скрипуче
Ублюдочную плоть, невыношенный плод.

Седалища чудил просижены до блеска –
Сверкают так, что хоть обойщика зови.
И поседелых жаб потряхивает резко
Злой снеговой озноб в негреющей крови.

Так безмятежен дух коричневой истомы,
Так немощь их телес заносчиво глуха –
Как будто, затаясь в набивке из соломы,
Им летний зной согрел вместилище греха.

А пальцам скрюченным и ныне почему бы
Побудку не сыграть, со страстью закрутив?
Нет, намертво свело – в колени вбиты зубы.
И брякает в ушах кладбищенский мотив.

Попытка чуть привстать для них подобна смерти.
Как злобные коты на схватке удалой,
Лопатками трясут и фыркают, что черти.
Но гаснет пыл бойцов – штаны ползут долой.

Заслышат чужака – трепещут ног кривули,
Наставят лысины бодливые быки.
И пуговицы их во тьме разят, как пули,
И сверлят вас насквозь их дикие зрачки.

Глаза побитых псов отравою плюются;
Вас волокут на дно, победно вереща;
Незримые клешни мечтают дотянуться
До тёплой слабины гортанного хряща.

Укрывши кулаки под бахромою сальной
Обтрёпанных манжет, совеют упыри.
Им будоража нюх, как аромат миндальный,
Желанье мщения вздувает пузыри.

Когда суровый сон им веки плотно смежит –
Подсунув плети рук под любострастный зад,
Соитьем с креслами седая грезит нежить,
Приумноженьем тех, на чём они сидят.

Краями бороды зудящий член тревожа,
Cтрекозам вслед заслав плевки густых чернил,
Пыльцою запятых усеянные, рожи
Насилуют того, кто их обременил.

LES ASSIS

Noirs de loupes, greles, les yeux cercles de bagues
Vertes, leurs doigts boulus crispes a leurs femurs
Le sinciput plaque de hargnosites vagues
Comme les floraisons lepreuses des vieux murs;

Ils ont greffe dans des amours epileptiques
Leur fantasque ossature aux grands squelettes noirs
De leurs chaises; leurs pieds aux barreaux rachitiques
S'entrelacent pour les matins et pour les soirs!

Ces vieillards ont toujours fait tresse avec leurs sieges,
Sentant les soleils vifs percaliser leur peau,
Ou, les yeux a la vitre ou se fanent les neiges,
Tremblant du tremblement douloureux du crapaud,

Et les Sieges leur ont des bontes: culottee
De brun, la paille cede aux angles de leurs reins;
L'ame des vieux soleils s'allume emmaillotee
Dans ces tresses d'epis ou fermentaient les grains

Et les Assis, genoux aux dents, verts pianistes
Les dix doigts sous leur siege aux rumeurs de tambour,
S'ecoutent clapoter des barcarolles tristes,
Et leurs caboches vont dans des roulis d'amour.

Oh, ne les faites pas lever! C'est le naufrage...
Ils surgissent, grondant comme des chats gifles,
Ouvrant lentement leurs omoplates, o rage!
Tout leur pantalon bouffe a leurs reins boursoufles

Et vous les ecoutez, cognant leurs tetes chauves
Aux murs sombres, plaquant et plaquant leurs pieds tors
Et leurs boutons d'habit sont des prunelles fauves
Qui vous accrochent l'oeil du fond des corridors!

Puis ils ont une main invisible qui tue:
Au retour, leur regard filtre ce venin noir
Qui charge l'oeil souffrant de la chienne battue
Et vous suez pris dans un atroce entonnoir

Rassis, les poings noyes dans des manchettes sales
Ils songent a ceux-la qui les ont fait lever
Et, de l'aurore au soir, des grappes d'amygdales
Sous leurs mentons chetifs s'agitent a crever

Quand l'austere sommeil a baisse leurs visieres
Ils revent sur leur bras de sieges fecondes,
De vrais petits amours de chaises en lisiere
Par lesquelles de fiers bureaux seront bordes;

Des fleurs d'encre crachant des pollens en virgule
Les bercent, le long des calices accroupis
Tels qu'au fil des glaieuls le vol des libellules,
Et leur membre s'agace a des barbes d'epis.