История болезни

       История болезни
       
* * *
Не пишется, не любится, не пьётся.
Случается ж такая ерунда.
Как будто бы полжизни шёл к колодцу,
А там, на дне болотная вода.

Желаний нет и, значит, нет страданья.
Свободен, одинок, как волчий вой.
И жалкие осколки мирозданья,
Пылинки звёзд висят над головой.

В такие дни спасает лишь работа.
Проклятие и волшебство труда
В душе внезапно разжигают что-то,
Угасшее, казалось, навсегда.

И оживаешь, ловишь взгляд лукавый,
Движенье плеч, крутой излом брови.
И снова пьян от сладостной отравы
Надежды, недоверья и любви.

       

 * * *
Как бурей сломленный баркас
Идёт ко дну,
Так я в мерцанье твоих глаз
Тону.

Опасен порт для корабля
В туман,
Обетованная земля
Обман.

Лишённому любви твоей,
Куда мне плыть?
Всё безнадёжней и больней
Жить.

Во все оставшиеся дни
Молю:
Спаси, помилуй, сохрани...
Люблю.

       
* * *
Здесь плохо пишется,
Здесь времени река
Течёт неспешно, как над храмом облака.
Спокойно дышится.
Печаль светла, легка.
И в бесконечность тянется рука.
Здесь часто слышится,
Рассудку вопреки,
На расстоянии протянутой руки
Твоё дыхание.
       И я лежу без сна,
Смотрю в окно, где юная сосна,
Чья ветвь колышется
Ритмично, сердцу в такт,
Зовёт меня…
       Звонок, и первый акт
Закончился. Вновь утро, перерыв.
И давней болью вскормленный надрыв
Пульсирующей жилкой на виске
Летит аллюром от анданте к ске...
Да, к скерцо кажется.
       Но вдруг срывая ритм
Асистолией время говорит
Смывая слёзы, грёзы,
Всплески чувств
И отделяя правду от искус-
ственных построек.
И в последний миг
Прервётся ропот, шёпот,
Лёгкий вскрик,
И губы остановятся в мольбе:
Тебя, тебе, тобою, о тебе….


* * *
У нас с тобой лишь начат счёт.
Ночей и дней наперечёт.
И жизнь припадочно течёт,
Как горная река.
Ты вдруг, как молния резка,
То удивительно близка,
А то в глазах твоих тоска
И рябь морщинок у виска.
И лишь ареола соска
Плывёт сквозь ночь и сквозь века,
И мы не ведаем пока,
Где нечет, а где чёт.
Плывёт луной в ночи лицо,
Мерцает губ твоих кольцо.
А за окном встаёт рассвет
И смерти нет.


* * *
Плывёт лицо луной в ночи.
То птицей бьётся, то молчит,
То ноет сердце, как гобой,
Пленённое тобой.
И отражением лица
Луна сияет без конца,
И под мелодию луны
Плывём сквозь сны.
Не разобрать, где явь, где сон,
Где шёпот, вскрик, дыханье, стон,
И, что вначале целовать, -
Не разобрать.
Луна вплывает сквозь стекло
И ослепительно светло,
И надо нам глаза закрыть,
Чтоб дальше плыть.


* * *
Вновь в полутьме и полудрёме
Передо мной твои глаза,
И нет ни чувств, ни мыслей кроме,
Того, что я не то сказал.

Слова беспомощны и грубы,
Мертвы, как жухлая трава,
Когда не сердце и не губы
Их создают, а голова

Обдумывает, произносит
Логично, чётко, не спеша,
Когда застыла и не просит
Тепла уставшая душа.

Но прорезают тьму ночную,
Как два прожектора глаза,
И словно в юности начну я
Ждать, обежавши весь вокзал

Тебя. Опаздывает поезд
На дни, недели, годы, жизнь…
Не узнаю. И жизни пояс
Источен дырочками лжи.

Петлёю суеты и скуки
Захлёстывает дней кольцо,
Но вдруг в толпе взметнулись руки
И проявляется лицо.

       
* * *
Но вдруг в толпе взметнулись руки
И проявляется лицо,
И в воздухе застыли звуки,
Прошиты молнии концом.
И дождь слепой хлестал без края,
И солнце лилось через край.
Мы были изгнаны из рая
И снова возвращались в рай.
В плену случайных соответствий,
Меж встреч, свиданий невпопад,
Средь пошлости причин и следствий
Вилась тропинка через сад
Души.… В какой-то странной муке
От боли к радости скользя.
И ожили внезапно звуки
Ликуя, жалуясь, грозя...


 * * *
Ликуя, жалуясь, грозя
Твои глаза в ночи сияли.
Что было можно, что нельзя,
Мы, делая, не понимали.
В смятенье рук, в маршрутах губ
Не знали меры и порога.
Охотник нежен был и груб,
Неутолима недотрога.
На теле линии судьбы
Мы открывали ненароком,
Любви невольники, рабы,
Спеленатые страсти роком.
И лишь сиянье твоих глаз
Над пропастью непониманья
От гибели спасало нас,
Лишь только глаз твоих сиянье.


* * *
И лишь сиянье твоих глаз,
Агатовый овал,
Смогло меня на этот раз
Увлечь за перевал.
За перевалом год всего
Парю я, как во сне,
Моложе вдвое оттого,
Что ты живёшь во мне.
В чужое время я попал,
Иль ты вошла в моё?
I fall in love, в любовь упал,
Как в прошлое своё.
Тебя искал я много лет
До нынешней весны.
Как наваждение, как бред
Мелькал едва заметный след
Сквозь грёзы, явь и сны.
Свет серебристый знаком «Да»
Заполнил окоём,
Когда вошла ты навсегда
Через дверной проём.
Легли на плечи две руки
Подобием кольца.
Ведь нет у времени реки
Начала и конца.
В твою ль я лодку пересел,
Иль села ты в мою,
Безумен был я или смел
У жизни на краю.
Но линии судьбы сплелись
Водою и огнём,
В сиянье радуги слились,
Дугою в небо поднялись
И растворились в нём.


* * *
Я плыву,
Надо мной, подо мной океан,
Я живу,
Я свободен, рассеян дурман.
Рядом,
С тёмной крутою покатостью спин
Реют тени.
Свершилось! Свободный дельфин,
Среди братьев,
ни мыслей, ни чувств не тая,
Разорвав какофонию быта,
Я струюсь и мелодию сфер бытия
Всею кожей вбираю открыто.
Прорезаю сонаром громаду воды,
Вдруг локаторы сверху и слева
Принимают стаккато мольбы и беды,
Вспышку боли, обиды и гнева.
Там, вдали, в наступающей сумрачной мгле
На покинутой, горько любимой земле,
Ты сквозь мрак и отчаянья глыбу
Бьёшься, как серебристая рыба.
Вверх и влево скольжу, возвращаюсь, спешу.
Я узнал этот голос, я им лишь дышу.
Я успею вернуться, подставить плечо,
Мы сумеем уйти до отлива,
Примет нас океан и волна горячо
Нас обнимет и схлынет игриво.
Мы свободны, вдвоём, мы плывём, отчего ж
Забивает мелодию нервная дрожь
И сжимает предчувствием сердце?
Тень грядущего кроет лощины судьбы,
И тревога сминает морщинами лбы
Частотою в три тысячи герц.


* * *
Сидели утром рано
На блюде тараканы
И с ними ты садилась
Пить кофе по утрам.
И жизнь остановилась,
И больше не светилось
Лицо, и очень странный
Был дома тарарам.
Глаза сверкали грозно,
Всё, что случилось - поздно.
Не стоит влагой слёзной
Нам раны бередить.
Осколки сновидений
Лишь тени, приведенья.
Дано лишь провиденью
Прощать или судить.
Скользят неутомимо,
Беззвучно, словно мимы,
Загадочны, незримы
Обрывки давних дум.
 Чувств, мыслей, тел сплетенья
 Причудливым растеньем
 Едва прильнут к коленям
 И вновь лишь белый шум.
Но памяти зарницы
Воспроизводят лица,
Они плывут, как птицы,
Над времени рекой.
       Её коснувшись, тают,
       А за окном светает,
       И жажда нарастает
       И призрачен покой.

       
* * *
В моих словах насмешку слышишь ты,
В улыбке дружеской находишь ты надменность,
Ты лживою считаешь откровенность
И ханжеством суровости черты.
Ты говоришь: трепло и фантазёр.
Тепла и нежности в словах не замечаешь,
Молчишь и дуешься, зеваешь и скучаешь,
И сумрак в глубине твоих озёр.

И я всё заведённее и злей,
Посуду драю и гоняю Марту.
Как будто вновь до выстрела со старта
Сорвался в фальшь калейдоскопа дней.
Вновь жизнь, как на картинах у Моне:
Сегодняшнее кроется в тумане,
Забылось прошлое, грядущее обманет,
Из слёз и грёз не лепится сонет.

Зажёгся я от твоего огня.
Смущённая и дерзкая улыбка
Вошла в меня, ликуя и маня,
Неутомима, как смычок над скрипкой.
И в этот год семь жизней пронеслось.
За яблоко, что сорвано до срока,
Утратой Бога и всевластьем рока
С тобою расплатиться нам пришлось.

Мне нужно просто позабыть тебя,
Не знать, что ты живёшь на белом свете,
Жить одному, не злясь и не любя,
Не помня день, когда тебя я встретил.

Но как забыть?


* * *
Твоё лицо уж не лучится
Как в те недавние года.
Всё что могло с нами случится,
Не воплотится никогда.
Проклятье было непреложно,
Надежда улетела прочь.
Нам и расстаться невозможно
И вместе жить уже невмочь.
Шесть лет, что мы с тобою вместе,
Дорогой были в никуда.
Обломки гордости и чести
Смывает талая вода
Разлуки. Сиротливы свечи
И нам судьбы не превозмочь.
Для дружбы всё ещё не вечер,
А для любви уже не ночь.
Ни поцелуя, ни объятья
И ни улыбки, - ничего,
И даже без рукопожатья
Мы расстаёмся. Что с того,
Что были сплетены так туго,
Казалось, не разъять вовек.
И не жена, и не подруга,
Чужой, холодный человек.
Прощай! Последняя страница
Прочитана. Но как закрыть
Мне эту книгу? Будут сниться
Калейдоскопом твои лица,
Тоской, бессонницею длиться,
Фантомной болью будут ныть,
Пока не оборвётся нить.
Прощай.

       
* * *
Да, старый граф, наверно был не прав,
Когда принцессу укорял он за эксцессы.
Чем старше, неустойчивей процессы,
А у принцесс неукротимый нрав.

Но вдруг, лишь только телом старый граф,
Был юн душой, как звук виолончели,
И, немощь тела дряхлого поправ,
Душа взмывала вверх, как на качелях.

И вниз стремглав, мечтая вдрызг разбиться,
И всё это не в шутку, а всерьёз.
Раз довелось на склоне лет влюбиться,
Рыдай до смеха, хохочи до слёз,

Представив, как принцесса, став метрессой,
Когда уйдёшь ты, и пройдут века,
Вдруг всё поймёт, влюбившися в повесу,
С усталою душою старика.

       

       * * *
Украл у Клары Карл кораллы губ,
Глаз бирюзу и ровный белый жемчуг
Её зубов, и золото волос,
Гранаты щёк, и гордостью увенчан
Удрать хотел. Ан нет, не удалось.

Вдруг оказалось, что пропал кларнет.
А как прожить поэту без кларнета?
Когда он есть, не замечаешь это,
А если нет! Ни встать, ни лечь, ни сесть.

Ни спать, ни спеть. Кларнета чистый тон
Будил в душе прекрасные порывы,
И Клару с Карлом кстати сблизил он.
Как вёл он партию тогда, какое диво!

Вдруг озарение: Кларнет украла Клара!
Майн либер Готт!, - каким он был глупцом.
Он видел, как на нём она играла,
Глаза закрыв и посветлев лицом.

Поэту не впервой сносить удары.
Надев кораллы, жемчуг, что украл,
Выходит Карл уже в обличье Клары,
И вдруг навстречу Клара, то есть Карл.
 
И тут такое между ними началось…
Кларнет, кораллы крали и дарили,
Им ни пилось, ни елось, ни спалось,
Не до того, когда вы полюбили.

И создал Карл для всех, кто был влюблён,
Скользя в веках под звуки менуэта,
Хрустально чистый, мелодичный звон:
«Кораллы Клары» - пьесу для кларнета.