Homo hominy lupus est. венок сонетов

Ключ.      

Во мне два духа слиты воедино:
Один сошел с небесных сфер,
Другой ворвался в душу из подземных недр
И слился с первым неделимо.
      

Они – одно, но вечный поединок
Они между собой ведут:
Один влечет на светлый путь,
Другой прельщает огненной геенной.

И ни один не может уступить.
И каждый равно душу мне терзает.
В лохмотья рвут связующую нить.
Душа в огне, а сердце замерзает,

Уставши быть ареною в борьбе.
И Смерть к себе безмолвно призывает.

I.

Во мне два дух слиты воедино.
Их единеньем мир мой черно-бел.
Они, не я, избрали мой удел.
В самом себе не знать покоя, всюду быть гонимым.

Моя звезда ведет меня неумолимо
Сквозь бездны времени...куда?
О, если б только мог я это знать -
То был бы легким путь, а шаг неутомимым.

Но нет! Я осужден на высшую из мер:
Все видеть, знать, но не найти покоя.
На праздничном пиру, на поле боя
Я слышу лишь одно: "Не верь

Но знай, что ты в юдоль земную
Один сошел с небесных сфер!"

II.

Один сошел с небесных сфер.
Держа в руках венец и жезл железный,
Подвел к огню беснующейся бездны,
На самый край и молвил: «Здесь Люцифер

Узрел огонь подземных недр
Слепой, безликий, беспощадный.
И властвовать им захотел столь жадно,
Что сам избрал изгнанника удел…»

-«Но…». - «Ты думал будто бы Творец
Вас любит больше ангелов небесных?!»
И бросил мне к ногам венец,      

И замахнулся уж жезлом железным,
Желая грудь мою пронзить, но не успел:
Другой ворвался в душу из поземных недр.
       

III.

Другой ворвался в душу из подземных недр,
Порвав связующие корни.
Посланник сил потусторонних,
Он глухо рыкнул мне: «Глупец!

Кем мнишь себя примеривши венец?!
Ужель ты счел себя поэтом?!
Душа твоя и незнакома с светом.
Твой путь известен. Предрешен конец.

Взгляни, ты только атом среди звезд.
Из праха созданный ты в прах сойдешь необратимо.
И что с того, что кто-то там воскрес?!
Сгорит неопалимая купина!»

И сердце вырвав мне, исчез
С тем, первым, слившись неделимо.

IV.
С тем, первым, слившись неделимо,
В разорванную грудь мою проник
Двуликий и мятущийся двойник.
С нагорным облаком смешались клубы дыма.

И так пророчески и зримо
Предстал предо мной мой долгий путь:
Тропа над безднами, с которой не свернуть.
Удел изгнанника повсюду быть гонимым.

Отринут теми и непонятый другими,
Он говорит глаголами иными,
Чей смысл порой невнятен и ему.

Он обречен страданью своему.
В нем Жизнь и Смерть проникнуты и несоединимы.
Они – одно, но вечный поединок.

V.

Они – одно, но вечный поединок,
Игру огня и тьмы, реальности и сна
Они между собою без конца
Ведут вражду непримиримо.

Как орды варваров и легионы Рима,
Побед в победах не найдя.
По рекам крови, в заревах огня
Я осужден идти, взыскуя мира.

В который раз, поднявшись на костер,
Привыкнувший к неправому суду,
Лелею я безумную мечту:

Что Бог и Дьявол позабыв вражду
Не бой, а тихий разговор
Они между собой ведут.

       
VI.
       

Они между собой ведут,
Сев на песок у кромки звездного прибоя,
Не спор и не сраженье громовое,
А разговор. И вслушиваясь в тишину,

Любуясь на вечернюю звезду,
Внимают зову исполина-океана,
Как дети, что в преддверьи Храма
Внимали грустноглазому Христу.

Молча, едва дыша, боясь спугнуть
Очарованье сказки или притчи,
На ступенях истертых, низких
Так свято верили тому,

Что проводник в песках пустыни зыбких
Один влечет на светлый путь.
   

VII.
       
Один влечет на светлый путь
К оазису в безжизненной пустыне,
К сверкающей в ее песках твердыне,
Где можно будет отдохнуть.

Что он, один пройдет через самум
И проведет с собою караваны,
Шепча извечную осанну
Несотворенному Творцу.

Как и не причастясь от плоти тленной,
Покинув в ночь Гоморру и Содом,
В пустыню вновь уводит за собой
Прочь из земли Египта прокаженной

Народ свой. Зная, что другой
Другой прельщает огненной Геенной.

VIII.

Другой прельщает огненной Геенной,
Даря богатства, силу, власть,
Грехов неизреченных сласть.
И открывая таинства Вселенной

Не требует, но властвует над бренной
И слабой плотью наших тел.
В канве земных обыденных столь дел
Он с нами пребывает неизменно.

Он с нами, помогая покорить,
И уступить греховным столь желаньям.
В измене, в пытках, в истязаньях.
В огне братоубийственной войны!

Где каждый – прав, и каждый в своем праве.
И ни один не может уступить.      

XI.
       
И ни один не может уступить.
В единстве несоединимы,
В путях миров мы неисповедимы
Навеки братья. Навечно – враги!

Нам ненависть свою не утолить.
В глазах пылает жажда крови.
И мы уже не замечаем боли,
Стремясь друг другу глотки перегрызть

«Убей! Убей!»,- тоскливо причитает
В полночном небе падальщик кружа.
Его ли голод, алчный, жадный взгляд
Иль сталь клыков твоих горячая и злая

Смерть одинаково сулят,
И каждый рвано душу мне терзает.

X.
   
И каждый равно душу мне терзает.
По нервам боль бежит, как всполохи огня.
Пожара ненависти не унять
Той жалкой кровью, что с клыков на снег стекает.    

И победителя не будет, точно знаю.
На снег сраженным рухну я иль он -
Стократно большей кровью обагрится склон
Горы, когда пойдет на стаю стая.

Они. И мы. Везде всегда одни,
Забыв священные обеты,
В багряный свет Луны одеты
И движимы одним желаньем – жить,     

Не замечаем, что клыки
В лохмотья рвут связующую нить.
       

XI.

В лохмотья рвут связующую нить,
Которая в утробе нас питала.
И наполняла сердце нам металлом,
Глаза холодной сталью напоив.

Мы рождены в холодных снах Луны,
В уютном логове, где тишина и мрак пещеры
Нас посвящали в таинства мистерий
Земли и неба. Светозарной тьмы.

Мы с молоком всосали злобу матерей!
У нас в крови завет и верность стае!
С мгновеньем каждым вой в груди все злей,

По венам кровь бежит, и ярость в ней пылает,
Все тоньше слух и зрение – острей.
Душа - в огне! А сердце замерзает!

XII.

Душа в огне, а сердце замерзает.
Все тише стук его с теченьем дней.
Мне холодно от ярости моей,
Я чувствую, что тихо умираю.

Все чаще в снах моих иду по краю,
Меж тьмой и светом пламенем объят.
Был в молоко волчиц подмешан яд,
И он убил меня, лишь я покинул стаю.

Но я ушел. Забыл багряный свет
Луны над полем брани лютой.
Я понял до чего же слабы люди -
Живущие и в страхе и в мольбе.

И мне Земля шептала: «Уходите!»,
Уставши быть ареною в борьбе.

XIII.
       
Уставши быть ареною в борьбе,
Земля шептала: «Мира. Мира!»
Но мертвым ликом скального кумира
Взирал на все гранитный свод небес.

И новый бунт замыслил я в себе.
Я видел звездную дорогу.
По ней с небес спускались Боги,
Играя в игры судьбами людей.

Все это волей Рока называя.
Творила войны и сжигала города,
В пучинах океана острова
Топила их гордыня злая,

Будто не видя, что Земля еще жива
И Смерть к себе безмолвно призывает.

XIV.
       
И Смерть к себе безмолвно призывает.
«И смерть придет. Не к ней!
С высот небес до адовых огней
Низринутся престолы Рая!»       

Так я твердил себе, всю силу собирая
И гнев. Придя к Эдемовым вратам
Я их открыл ударом кулака…
И сел устало на порог того, что раньше было Раем.

Увидел я безжизненный простор.
Был солнца гнет настолько ощутимым,
Что я под ним стал призраком незримым.

Я стал песком, что помнит все.
Я ветром стал, землей и небом. И с тех пор
Во мне два духа слиты воедино.


Иллюстрация: Инфинити Лао, http://stihi.ru/avtor/dianasher