Пьёте ль вы за меня иль клянёте меня...

21 июля ... года



И всегда гладиолусы в праздничный день -
то лиловое, то нежно-алое пламя.
Отзвенит и удвоится дня дребедень,
и, вечерние гости, я сызнова с вами.
Всё - знакомые лица, всё те же глаза,
что не радостней, нет, не смелей, не моложе.
И уже приласкать ни минуты нельзя,
хоть ещё и секунды оплакать негоже.
То, что было пребудет. А слабость и срам,
захотят - обернутся крепчаньем молитвы.

Как трепещет листва своенравным ветрам,
так дрожит поутру зазеркальице бритвы.
Вот он, поздний июль именинного дня:
гладиолусы, пена зелёной бутылки.
Пьёте ль вы за меня иль клянёте меня -
а не царь я себе, ни во лбу ни в затылке.
То, что пелось крылато, забыто давно.
Дышат чем-то не тем ясноглазые дети.
В чёрном воздухе - белым султаном вино.
Нам опять всё былое терпеть суждено
на премудро-жестоком и праздничном свете.




Старая шелковица



На улице Валгулы, 3,
в Юрзуфе, капище приморском,
вскипает зеленью - смотри -
на мелкокостном фоне плоском,
троится, полнится - гляди -
голографическое чудо,
народное, как леди Ди,
морщинистое, как Иуда.

Грядёт из комля, пня-ствола,
обрубка, из бугристой культи -
певучая, как зов "Алла",
как "Аллилуйя" в отчем культе,
на саклю косо опершись,
шелковица! - Гудит тутовник,
трёхветвенный, всосавший жизнь,
мой по шелкам, по сокам кровник,

по смычке с радужным дождём,
по биографии корявой...
Здесь - мой странноприимный дом,
ручей мой с верной переправой.
Здесь, где Вакулы-кузнеца
проулок врос в тупик Валгаллы,
где для псаломщика-чтеца,
для пса и резвого мальца
так влажно ягода мерцала...